Выручил меня господин крыса.

– Разумеется, Ваше Сиятельство, – утешил он больного. – Со временем лекари найдут способ снять эту тряпку с вашего лица.

Хозяин замка чуть слышно вздохнул.

Рядом с его кроватью я увидела черную трость с серебряным набалдашником. Не лежачий, ходит – это радовало.

От окна в спальню падал золотистый солнечный свет, широкой полосой ложился на стену и постель графа, но обстановка все равно выглядела угнетающей. Затхлый воздух. Запах горя и болезни.

– Опишите мне себя, – приказал Его Сиятельство.

Я замялась. Кожу на лице защипало от прилившего румянца.

– Мои лучшие качества, навыки? Что вы имеете в виду, Ваше Сиятельство?

– Вашу внешность, – ответил граф, явно раздраженный моей непонятливостью. – Мне надо вас представить.

Какое-то время стояла напряженная тишина. Оказавшись в новом теле, в зеркало я старалась лишний раз не смотреть: было жутковато видеть в отражении чужое лицо. Тем не менее я прекрасно знала, как выглядит Кларисса Кейдж.

– У меня длинные светлые волосы теплого оттенка…

Описывать свою внешность оказалось не так-то просто. Я то и дело прерывалась, чтобы подобрать слова.

– Голубые глаза. Светло-голубые. На грани серого. Тонкий нос. Я не полная.

Что еще сказать?

– Леди Кейдж – настоящая красавица, – заметил мой спутник.

Отчего-то слышать похвалу из его уст было неприятно.

– Красивые женщины – коварны и редко отличаются верностью, не говоря уже о преданности, – вздохнул граф. В его голосе прозвучала застарелая обида, а по изможденному лицу с заострившимися чертами скользнула тень.

В этот момент я заметила на его руке кольцо. Строгую печатку из черного нефрита. В Глосселе, моем новом мире, разводы – большая редкость. Чтобы расторгнуть брак, нужна веская причина. Доказанная измена, бесплодие, иная серьезная болезнь. После развода оба супруга носят на безымянном пальце левой руки особое украшение. Такое, как у Роберта Дареса.

Жена сбежала от немощного мужа? Даже отказалась от наследства?

Или ее поймали на измене?

В словах графа о коварстве красавиц чувствовалось что-то глубоко личное.

– Сэр Борген сказал, что вы – зельевар и поставите меня на ноги.

Зельевар? Поставите на ноги?

Я резко повернулась к скользкому типу, сэру Боргену, и наткнулась на хищную улыбку.

– Леди Кейдж – мастер в этом деле. Обязательно принимайте все отвары и эликсиры, что она будет вам давать.

Зябкая дрожь пробежала по плечам. Колени обмякли. Я вспомнила про бутылочку с неизвестным лекарством в кармане моего пальто и почувствовала себя в ловушке, почти услышала металлический лязг, с которым захлопнулась дверца клетки. Мерзавец с крысиным лицом постарался, чтобы больной доверчиво принимал из моих рук отраву.

А ведь в юности Кларисса Кейдж и правда увлекалась приготовлением зелий, даже поговаривали, что у нее дар, вот только барышня быстро забросила это дело, недостойное аристократки.

Знал ли об этом сэр Борген?

Граф завозился в постели. Пригладил волосы, поправил повязку на глазах, стянул на горле ворот сорочки.

– Я бы предпочел, чтобы вы были безобразной старухой, леди Кейдж, – признался он со вздохом.

Я нахмурилась, не понимая. А потом меня озарило.

Быть немощным перед старухой не так унизительно, как перед молодой красоткой. Раньше такие смотрели на блистательного графа с восхищением, а теперь с жалостью.

Его Сиятельство Роберт Дарес был болезненно горд.

– Я больше не задерживаю вас, леди Кейдж, – сказал хозяин Вулшира. – Осмотритесь, разберите вещи. А после обеда я хочу, чтобы вы помогли мне кое в чем.

При слове «помогли» он мучительно скривился.

Комнаты, которые нам отвели, соответствовали дворянскому происхождению леди Кейдж. Это были покои господ, а не слуг. Просторные, с дорогой мебелью, сделанной на века. Похоже, все в замке понимали, что я не просто сиделка при графе, а наследница Вулшира, его будущая хозяйка.

Лиззи выглядела довольной. С двух сторон от гостиной располагались уютные спальни – все три комнаты были наши, и в каждой имелся столь необходимый ранней весной камин. Толстые каменные стены замка удерживали прохладу. Я подозревала, что вечером может быть зябко.

Вместе с девочкой мы разобрали вещи, разложили наряды по шкафам. Я взяла с собой всю коллекцию фарфоровых кукол и собиралась дарить их Лиззи постепенно, по одной, чтобы она смогла оценить каждую и порадоваться.

Руки были заняты делом, а мысли – личностью загадочного хозяина Вулшира.

Что с его зрением?

Его Сиятельство говорил, что не слеп, но отчего-то закрывал глаза черной повязкой.

И о какой помощи он собирался попросить меня после обеда?

Время обеда подошло незаметно. Граф трапезничал в своей спальне, потому что спуститься в столовую для него было затруднительно, и я снова удивилась, почему больному не помогли переселиться на первый этаж.

Я сама отнесла Роберту Даресу поднос с горячим куриным супом и мясным рагу.

Его Сиятельство сидел за столом у окна, подставив лицо ласковому весеннему солнцу. Окутанный золотым светом, он выглядел божественно красивым. И невыразимо печальным. Повязка на глазах придавала ему вид мученика.

– Это вы, леди Кейдж?

Удивительно, он узнал меня по звуку шагов.

А может быть, по запаху моего парфюма?

– Я бы предпочел, чтобы это была Шарлотта.

– Мне позвать ее?

– Нет. Раз уж пришли, делайте свое дело.

Чувствуя себя ужасно неловко, я опустила перед ним поднос с обедом и попыталась вложить ему в руку ложку, но граф дернулся, явно оскорбленный этой инициативой.

Он стиснул руку в кулак, не принимая от меня столовый прибор.

– Я сам в состоянии о себе позаботиться, – жестко процедил этот гордец.

Крылья его красивого, благородного носа затрепетали. Глаза, закрытые черной тканью, были обращены ко мне. Граф не мог меня видеть, но я все равно почувствовала на себе яростный, прожигающий взгляд – то, разумеется, было игрой моего воображения.

– Простите. Я вовсе не… простите.

Роберт Дарес хмыкнул.

Я вернула ложку на поднос. Его Сиятельство потянулся за ней и нечаянно задел рукой чашку с чаем. Та опрокинулась, и между тарелками по серебристой поверхности подноса растеклась лужа.

В воздухе повисла неловкая тишина.

Граф раздраженно вздохнул. На его скулах вспыхнул бледный румянец.

Бедняга! Только что доказывал, что не нуждается в посторонней помощи – и на тебе…

– Я уберу.

– Нет, вы уберете, когда я доем, – резко ответил он и до хруста стиснул зубы. По бокам его челюсти вздулись желваки. – Ступайте. Вернитесь через полчаса, когда я закончу.

– Хорошо, Ваше Сиятельство. Можно забрать кружку? Я принесу свежего чаю.

– Не надо. Я не хочу пить.

И нетерпеливым жестом граф указал на дверь.

Господи, дай мне сил! Как же тяжело с этим мужчиной!

Перед тем, как уйти, я бросила взгляд на тарелку с рагу и покачала головой, ибо еда выглядела крайне неаппетитно. Рыхлый, разваренный картофель плавал в вязкой подливе среди крупных, неаккуратных ломтей моркови и редких кусочков жилистого мяса. И все бы ничего – Роберт Дарес не мог оценить внешнюю привлекательность блюда – да только на вкус стряпня Агнесс была еще хуже, чем на вид. Что-то подсказывало: кухарка подворовывает продукты, оттого и мяса в тарелке хозяина мало, и куски самые худшие.

На кухне придется навести порядок. Ишь, распоясались при больном хозяине!

Когда я вернулась, поднос был вытерт насухо и грязная посуда стояла на нем аккуратной стопочкой. Его Сиятельство «смотрел» в окно, судорожно сжимая серебряный набалдашник трости.

– Мне нужна ваша помощь, леди Кейдж, – сказал он неохотно, словно с трудом заставлял себя говорить. – Все отказываются. Находят сотни отговорок. Притворяются, будто не слышат моих слов. Но вы меня слышите. Слышите ведь?

Я кивнула. Потом сообразила, что хозяин Вулшира не может увидеть этот жест, и произнесла сдавленным голосом: