После недели обследования склонов группой Согрина были обнаружены дальние посты боевиков. Впрочем, насколько они дальние, судить оказалось невозможным, потому что месторасположение базового лагеря все еще оставалось тайной. Посты радиофицированы, поэтому было решено их не трогать до поры до времени. Сил двух ОМОГ могло оказаться мало для ликвидации всей банды. Примерно тогда же группой Разина чуть в стороне был перехвачен и уничтожен отряд из пяти боевиков, доставляющих куда-то в горы продукты. Бой оказался скоротечным и беззвучным. Боевики попали в засаду, которой в этих местах никак не ожидали, и трое бандитов были сразу убиты выстрелами снайперов. Стреляли из «винторезов», следовательно, никто со стороны не мог услышать выстрелы и обеспокоиться. В рукопашной схватке двое оставшихся боевиков были легко ранены, но допросить их не удалось, поскольку оба, к несчастью, оказались иностранными наемниками и не разговаривали ни по-русски, ни по-чеченски, ни по-английски, ни по-немецки, ни по-испански, ни по-португальски – это весь языковый запас ОМОГ подполковника Разина. Пришлось вызывать вертолет, чтобы отправить пленников в штаб группировки, где в переводчиках недостатка нет. Но обстоятельства обрубили и этот «хвост» – на обратном пути, во время ночного полета, вертолет попал в аварию и разбился. В итоге допрашивать оказалось уже некого, и вопрос о местонахождении базы опять остался открытым.

– Я «Рапсодия». Внимание всем! Со стороны села идет человек...

Несколько секунд на то, чтобы другим присмотреться и оценить обстановку.

– Я «Танцор». Пока не вижу... Склон – бугром... Закрывает половину дороги...

– Я «Бандит». Человека вижу. В бинокль... Старик с клюкой отправился за Бабой-ягой... Еле ползет, не торопится, природой любуется...

– Ты где? – спрашивает Кордебалет.

– На половине пути к тебе. Вынужден спрятаться.

– Тебя можно увидеть? – интересуется Согрин.

Сохно сначала просто мычит в микрофон, раздумывая:

– М-м-м... Увидеть – едва ли... Можно уловить движение по склону. Это, наверное, тоже в состоянии насторожить. Говорят, у горских стариков бывает завидная дальнозоркость, как у орлов... Сейчас, он за грядой спрячется – спущусь ниже.

– Троица тебя не видит?

– Если я их не вижу, они меня тем более...

– Действуй. Если будет встреча троицы со стариком, то в зоне моего контроля. Возможно, это осведомитель боевиков. Необходимо его захватить. Скорее всего, если троицу решите не трогать, сделать это придется, когда он домой отправится... «Танцор»!

– Слушаю, командир...

– Если есть возможность, присмотрись: есть у боевиков рации?

– У командира, похоже, в наружном кармане жилета... По крайней мере, кажется, антенна торчит. Но мне плохо видно. Он под таким ракурсом, что не рассмотреть точно... Когда повернется, если повернется, сообщу. Но он, кажется, намерен спускаться... Точно, встал в полный рост... Спиной ко мне... Отсюда его карман совсем не видно. Выходит на тропу...

Согрину видно боевика в черном хорошо. Присматривается и только потом дает команду:

– Работаем... Двое на тропе – ваши. Лучше брать живыми... С соблюдением мер собственной безопасности... Лишний раз не рисковать... Я обезвреживаю нижних... Если сумею вовремя выползти... Чертова нора!..

– Годится... – вместо уставной команды отвечает вольный в отношениях Сохно.

– «Рапсодия»! Привет! Я «Волга»... – внезапно вклинивается в разговор подполковник Разин. – Я недалеко. Справляетесь без нас?

– Здравствуй, «Волга»! Справляемся...

– Тем не менее, Игорь Алексеевич, встретиться надо... И я бы посоветовал вам не торопиться... Несу для вас сообщение... Я только что имел удовольствие общаться с Мочиловым... – Что, у тебя есть телефонная связь?

– Нет, получил от него послание... «Циркулярка»... Гриф «Срочно»... В твой адрес тоже...

– Мы пока на связь не выходили, – вместо полковника отвечает Кордебалет. – У меня сеанс только вечером...

– А зря... Обстановка интересная и требует продуманных действий... Я только приближаюсь, поймал самый конец вашего разговора и не в курсе всех событий... Боюсь, что захват следует отложить до выяснения...

– С какой стати? – не понимает Сохно. В голосе его возмущение чувствуется отчетливо. Капризное возмущение ребенка, у которого отнимают любимую игрушку.

– Хотя бы до короткого совещания. Через эфир общаться рискованно...

– Я не могу выбраться незаметно... – недовольно говорит полковник. – Зона просматривается со всех сторон. Если мне выбираться, следует сразу атаковать! В двух словах сказать не можешь?

– В двух словах... Похоже, здесь учебный лагерь Талгата Абдукадырова...

– Абдукадыров не будет готовить простых боевиков для обычных отрядов. У него наверняка что-то большое на уме. Тогда нам тем более необходимо брать «языка»... И отслеживать связи...

– А если мы раньше времени засветимся и оборвем все нити? С кем встречается человек внизу?

– Старик из села. По крайней мере, идет со стороны села...

– Может быть, следует взять одного старика? Когда он будет возвращаться...

– Давайте соображать... Мы сначала так и планировали...

– Я «Бандит»! Я спустился к «Танцору». Вижу человека в черном со спины...

– И что?

– Очень знакомый силуэт... Ну просто очень...

– Что ты хочешь этим сказать?

– Командир... Не трогай его... Он – мой...

– Это?..

– Талгат. После беседы он вернется на тропу. Там мы его и встретим... Ты веди старика...

– Годится... – соглашается полковник, теперь сам используя лексикон «Бандита».

Дорога до дома занимает гораздо больше времени, чем дорога от дома. До столицы, еще за городом, чувствовалась слабость движка... Не разгонишься... Дальше пошло еще хуже. И дело здесь даже не в том, что машин на улицах за какой-то час прибавилось. Просто женщина-водитель при всей своей внешней резкости характера и желании постоянно нарушать правила не имеет достаточного опыта в езде по Москве – это чувствуется явственно. А по столице езда особая. Здесь все правила следует забыть напрочь. Да и машина не первой молодости – при необходимости совершить маневр не очень торопится.

Кроме того, Алданов всю дорогу зевает, прикрыв рот ладонью. И борется с желанием закрыть глаза, чтобы хоть на минутку уснуть. Но состояние усталости и сонливости быстро проходит. Он просто давит его в себе, как клопа на стене.

Естественно, Виктор Егорович просит высадить его за два квартала от своего дома, около входа в метро, чтобы сама собой возникла версия о последующей его поездке именно на метро – неизвестно куда. Хотя сам он не видит вероятности выхода на свой след через попутный транспорт. Естественно, он поговорил в дороге с женщиной, не торопясь обрекать ее на роль нежелательного свидетеля. Когда свидетеля убираешь, это хорошо, вопреки сложившемуся благодаря литературе мнению, только с одной стороны. С другой – это дополнительное уголовное дело. В этот раз все вообще обходится проще. Женщина оказывается не москвичкой. Просто едет по своим делам из Рязани. И сегодня же возвращается. Коммерсант... Это обстоятельство спасает ей жизнь, хотя сама она об этом не догадывается.

Расплатившись по московским ценам смешной суммой – в Москве обычно платят столько же, но в долларах, Виктор Егорович выходит из машины. Пройти два квартала потребовала привычка. Следует отследить возможные неприятные моменты, способные возникнуть из ситуации. Гарантии того, что те четверо работали без сообщников, нет. И никакая способность к «включению» (естественно, частичному) не может защитить от удара ножом, нанесенного сзади, да при некоторых обстоятельствах и спереди тоже – «включиться» еще надо успеть, а делать это полностью на улице города вообще невозможно – опасно для прохожих и чревато последствиями для самого Виктора Егоровича. О выстреле со стороны и говорить не приходится. Это Виктор Егорович, как профессионал, знает отлично. Даже отпетые боевики-спецназовцы, у которых чувство самосохранения многократно умножено интуицией, и те знают, что если тебя хотят убить, то убьют обязательно.