Анемон издала полувздох-полустон. Во власти нового, неподвластного разуму состояния она провела ногтями по бугристым мускулам его спины. Сила и мощь Стивена приводили ее в восторг. Его страсть передавалась ей. Он тихо пробормотал что-то низким, гортанным голосом, не прекращая целовать Анемон, и начал раздвигать ее ноги коленями. Страх прорвался сквозь растущую страсть, и она вдруг застыла. Но губы Стивена, невероятно нежные, защекотали ей ухо.

– Не бойся, Анемон. Я не сделаю тебе больно. Не бойся.

Его язык скользнул по изящному контуру ее уха, и она содрогнулась от яростного желания. Стивен почувствовал это, но продолжал свои медленные, дразнящие ласки. Он слегка прикусил мочку ее уха, потом лениво спустился к шее и прочертил пламенные круги на обеих грудях. Его руки обхватили упругие округлости, и большие пальцы начали ласкать затвердевшие соски.

Анемон извивалась и стонала под ним. Стивен довел девушку до последней черты возбуждения и нежно вошел в нее. Его трясло от желания, но он сдерживал свою страсть, чтобы не сделать ей больно и вознестись к высотам блаженства одновременно с ней.

Весь вечер его обуревали самые разные чувства. Нежность и сочувствие неразделимо сплелись с плотским вожделением, а потом превратились в нечто совершенно новое и незнакомое. Стивен знал лишь, что она не похожа на других женщин, и то, что он испытывал, выходило за рамки обычного, знакомого ему желания. Теперь, слившись с ней воедино, он отбросил прочь все другие мысли и побуждения, стремясь к одной пламенной цели: сделать ее своей.

В первый момент, когда он только вошел в нее, она вскрикнула от испуга и боли. Он вобрал ее крик своим поцелуем. Потом боль смешалась с удовольствием, и Анемон отдалась во власть этим сладостным ощущениям. Она охотно открылась, чтобы принять его в себя, сгорая в огне невыносимого, томящего желания.

Когда он погрузился глубже и задвигался быстрее, ее возбуждение достигло предела, и страсть, так долго пребывавшая в заточении, вырвалась наружу бушующим восторгом. Она двигалась в такт его движениям, так же бурно и неистово, как и он, выгибаясь и отдавая себя. Наконец Анемон вскрикнула, на этот раз от мучительного наслаждения, которое достигло самой высшей точки и потрясло девушку до самых глубин ее естества. «Как чудесно! – подумала она. – Какое невероятное ощущение!»

В следующее мгновение она уже не могла ни о чем думать, только стонала и извивалась, пронзенная огненным копьем страсти. Они со Стивеном были едины, и сердце ее источало любовь. Она знала, что будет любить его вечно. Когда их восхитительное соитие завершилось, они лежали, опустошенные и измученные. Стивен уронил голову ей на плечо, а она коснулась его волос дрожащими пальцами, охваченная прекрасным чувством свободы и любви.

Прошло много времени, прежде чем девушка шевельнулась в его объятиях. Стивен приподнялся на локте и посмотрел на нее:

– В чем дело, милая?

– Ничего, я просто хотела тебе сказать.

– Что сказать?

На губах Анемон задрожала робкая улыбка.

– Я люблю тебя.

Стивен нагнулся ближе. Взгляд его был ласков и серьезен.

– Я еще никогда, – заговорил он, делая ударение на каждом слове, – не любил ни одну женщину. И думал, что так никогда и не полюблю. – Она хотела что-то сказать, но он приложил палец к ее губам и продолжил: – До сегодняшнего дня.

Казалось, он был удивлен своими словами не меньше, чем она. Радостно засмеявшись, Анемон притянула его к себе, и они вновь занялись любовью. Когда ночная тьма стала постепенно рассеиваться, они наконец заснули, усталые и счастливые, в объятиях друг друга.

Проснувшись, Анемон обнаружила, что лежит, уютно устроившись под боком у Стивена. Ее движения разбудили его.

– Ты не спишь, любимая?

– Нет, только что проснулась. Я думаю.

– О чем же?

– Не важно.

– Нет, важно! – Стивен решительно повернул девушку к себе лицом и скользнул рукой по ее бедру. – Никаких секретов! Говори.

Анемон высвободилась из его объятий и со вздохом села. Прохладный ночной воздух заставил ее вздрогнуть, и она натянула на себя простыню.

– Хорошо, раз ты настаиваешь, – мягко проговорила она и задумчиво посмотрела на Стивена. – Мне не дает покоя один вопрос – вчера вечером мы так и не обсудили его… Кто этот Де Воба, о котором писал Марсье в своем письме? Я никогда раньше о нем не слышала.

Стивен громко расхохотался:

– Только ты, моя крошка, способна думать в такой момент о подобных вещах! – Он тоже сел и, зарывшись лицом в копну ее волос, нежно, но настойчиво привлек девушку к себе. – Неужели Англия и ее безопасность никогда не выходят у тебя из головы?

– А у тебя из головы когда-нибудь выходит благополучие Америки?

Он застонал:

– Ну что мне с тобой делать?

Она начала было отвечать, но он перебил ее:

– Нет, молчи. Я покажу тебе кое-что! – Он схватил ее и страстно поцеловал – долгим, неистовым поцелуем, от которого захватывало дух и мутился разум. Только когда она начала задыхаться и прильнула к нему слабеющим телом, он прервал поцелуй и спросил: – Так что ты там говорила про Де Воба, моя милая?

– Про к-кого? – недоуменно прошептала Анемон.

Стивен засмеялся, с довольным видом отпустил девушку и встал с постели. Ничуть не смущаясь своей наготы, он подошел к письменному столу. Анемон в восхищении смотрела, как играют мускулы при каждом движении его высокой широкоплечей фигуры.

– Вино или коньяк? – спросил он, поднимая два хрустальных бокала.

Она выбрала вино. Стивен подкрутил фитиль лампы, оставив лишь маленький золотой лучик, и почти в полной темноте снова подсел на кровать к девушке. Они принялись пить мадеру из только что открытой бутылки.

– Жан-Пьер Де Воба, – сказал он, поглаживая ее тонкую руку, – блестящий аристократ, фанатично преданный Наполеону. Я виделся с ним на коронации.

– На коронации Бонапарта? Ты там был? – удивленно спросила Анемон.

– Конечно! – Он посмотрел на нее с шутливой надменностью. – Туда съехались лучшие агенты со всего мира. Кто бы упустил возможность лицезреть, как в недрах Нотрдамского собора Наполеон вырвет корону из рук кардинала и водрузит ее себе на голову? Уж конечно, не я.

Анемон засмеялась:

– Хотелось бы и мне это видеть! И что же Де Воба? Как он отнесся к этой церемонии?

Стивен задумался. Он медленно отпил вина.

– Наслаждался каждой минутой. Этот человек буквально боготворит Бонапарта.

Анемон тоже погрузилась в размышления:

– И теперь он готовит какой-то заговор – несомненно, в интересах своего кумира. Таков твой вывод?

– К сожалению, да. Де Воба – человек очень хитрый и жестокий. Он способен на любое злодейство, чтобы упрочить господство Франции и империю Бонапарта. Но что, черт возьми, он замышляет в Новом Орлеане?

– И какая роль в этом замысле отводится Пауку? – Анемон выразительно посмотрела на Стивена. – Я слышала о нем, а ты?

– Конечно! – Он нахмурился. – Агент, работающий сразу на несколько стран, подозреваемый во многих убийствах, в том числе Пелхама, Марсье и Снида.

– Паук – живая легенда, – тихо сказала девушка. – Если нам удастся найти его и обезвредить…

– Ты мыслишь глобально, крошка! – усмехнулся Стивен. – И тебя не пугает его жуткая репутация? Говорят, он крайне жесток и не допускает промашек.

– Чепуха! Непогрешимых людей нет. – В уголках губ Анемон заиграла легкая улыбка. – Представляю, какая это будет удача – поймать самого Паука! Мой отец был бы очень доволен.

– Твой отец?

– Томас Карстейз. – Она пожала плечами. – Я представилась тебе вымышленной фамилией, милый Стивен.

Он уставился на нее во все глаза:

– Томас Карстейз? Ты дочь Томаса Карстейза?

Она кивнула:

– Похоже, ты о нем слышал.

– Да о нем слышали все разведчики мира! – Стивен метнул на девушку взгляд, полный веселого любопытства. – Говорят, он мастер высшего класса и слывет лучшим шифровальщиком и дешифровщиком нашего времени, гением международной дипломатии, способным выуживать самые тонкие секреты из, казалось бы, безнадежных источников информации.