— Вот и съездил к маме-папе… Вот тебе и Лиза, — приговаривал Лугин, тупо глядя на дорогу, которой, сделав свое дело, улизнул ментовской «УАЗик». — Ублюдки, чтоб вас от жратвы нашей наизнанку вывернуло! А Климыч уже все. Отпился и откушался Климыч.

В холодных струях ливня труп остыл быстро. Руки так и застряли: обе клещами возле горла, как держал их Денис, когда тужился вдохнуть, а не мог. Попробуй вдохни, если в грудище ведро крови. Сергей как-то не додумался вовремя уложить эти сами руки на привычное для покойника место. И глаза забыл закрыть. Да хрен с ним. Разве это важно? Важно, что очень хорошего человека больше нет. Выть от этого хотелось волком. Или загрызть кого-нибудь. Так бы и сделал, окажись кто рядом. Ведь не зря многие говорили, что он, Лугин, — волк.

Поначалу, мичман замышлял отомстить тем, с «УАЗика». Только где их искать и как? Пешком здесь много не находишься. В общем, не пошел. Похоронил лучшего друга рядом с закопченным, разодранным взрывом «Лэнд Крузером». Могилу копал долго в вязкой, пронизанной корнями земле саперкой без черенка. Цветы на поляне собрал, на холмик возложил и двинул к звездолету, взяв с собой только нож: остальное сгорело все, а на дробовик не осталось патронов.

Теперь Климыч был далеко, и Земля далеко. Лугин сидел на полу в какой-то нездоровой пещере, которой не должно быть в нормальном космическом корабле. Хотя, что он знает о «нормальных» кораблях? Не больше чем о Фаргерте или кастах кафравцев. В тоненькой рубашке с отрезанным рукавом любого бы здесь пробрало от холода до костей. И его пробирало. Не так, как в Североморске, когда они перевернулись на шлюпке возле пирса, но все же. Еще нестерпимее Сергея донимало плечо и щека, обожженные пыхнувшим бензобаком. На щеке не так — ей как-то меньше досталось, а на плече вздулись волдыри, словно жирные потеки воска, и пекло крепко, нещадно, аж зубы поскрипывали.

Второй час после старта — по крайней мере, все так думали из-за тряски и навалившейся временами тяжести — Лугин наблюдал за двумя девицами, сидевшими недалеко от него. Сначала они скандалили по пустячной причине, потом угомонились и устроились с миром на спальнике, о чем-то перешептываясь.

Хоть выглядело не очень скромно, он подполз на четвереньках к крайней из них, рыжеволосой, и спросил:

— У вас водка есть?

Рыженькая взглянула, прищурившись, а когда разглядела ожог на его щеке, поинтересовалась:

— Провели веселую ночку?

— Не слишком веселую, — процедил Лугин, пожалев, что не обратился к старичку, вроде называвшемуся профессором Чудовым. — Так есть хоть немного?

— Неужели мы похожи на алкоголичек, — простонала ее подруга и брезгливо отвела серовато-голубые глаза к проходу.

— Извините, мне смочить для дезинфекции, — пояснил Сергей. Все больше сожалея, о начатом разговоре, он показал покрытое волдырями и разорванной кожей плечо.

— Боже мой, — прошептала рыженькая. — Как же угораздило так! У меня йод есть. Ожег? Йодом, наверное, нельзя. Стоп!.. — она приложила ладонь ко лбу, что-то вспоминая. — В аптечке был противоожоговый крем. Ирка, давай красную сумку.

Она шустро отыскала продолговатую пластмассовую коробку, щелкнула крышкой и скоро известила:

— Есть! Мне помогло, когда ошпарилась чайником. Сядьте другим боком. Будет сначала больно.

— Вытерплю, — Лугин стиснул зубы и уставился на светящийся синим участок стены.

Пока ватный тампон обходил край ожога, было щекотно, но потом мичман испытал ласковое прикосновение ада. Рыженькая, правда, оказалась аккуратна. Приговаривала что-то успокаивающее и дула, сложив губки трубочкой — ну точно сестра милосердия, из тех, что с душой. Происходящим, заинтересовался даже старичок в толстой вельветовой куртке. Подошел, и после завершения процедуры, наклонившись, спросил:

— Сударыня Светлана, чем вы мажете нашего героя?

— «Пантенол-Д». Вот, — она протянула упаковку.

— Не особо поможет, но за неимением лучшего… — Чудов потряс бородкой. — Извините, за интерес — я же биолог. А вам, молодой человек, одеться бы не мешало. При чем обязательно. Наблюдаю за вами — два часа почти голышом. Здесь восемь тепла как-никак. И температура падает. У меня градусник есть.

— Спасибо, приму к сведенью, — Лугин кивнул профессору и невзначай коснулся руки рыженькой спасительницы. — И вам спасибо. Сударыня, — последнее он вроде сказал с невесомой усмешкой.

— Света Хитрова, — она тоже коснулась его шероховатых пальцев. — А на спальнике, — она плутовато скосила глаза на подругу, — сидит, насупилась вся — Ирина.

— Здрасьте, — почти не открывая рта, отозвалась Красина. — Честно говоря, я думала, вы выпить хотите, — на мгновенье она задержала взгляд на его лице, не казавшемся уже таким злым. — Поэтому рассердилась.

— Вам бы повязку наложить, — позаботился подошедший майор, покачал головой и присел рядом на корточки.

— Сделаем. Бинт есть, — Хитрова загремела аптечкой.

— Гармаш Юрий Сергеевич, — военный протянул Лугину руку. — Майор. Войсковое ПВО.

— Лугин Сергей, — он сжал его ладонь. — Бывший мичман. Северный флот.

— По батьке как? — Гармаш оттопырил усики.

— Борисович. А что?

— Отлично, — майор кивнул, будто если бы Лугин случился Ивановичем или Петровичем, это в корне изменило дело. — Вместе будем держаться. Как понимаете, обстановка не простая, — продолжил он, дыша прямо в лицо мичману. — Барышни и профессор под нашим прикрытием. Оружие есть?

— Нет, — Лугин отвернулся, теряя интерес к теме. О ноже он не вспомнил или предпочел умолчать.

— И мы свое сложили у входа. Остался пистолет. Еще у меня три бойца, — он указал на ребят в камуфляже, перекидывавшихся в картишки под фиолетовым световым пятном.

— Майор, пожалуйста, оставьте его в покое. Ему больно, — вмешалась Хитрова.

— Понимаю, — Гармаш тряхнул головой и встал. — Скорейшего выздоровления, товарищ мичман.

«Не пошел бы ты козе в трещину, — просквозило в голове Сергея». Он отодвинулся и прижался спиной к стене. Поверхность была мягкой, что-то вроде застывшей наплывами монтажной пены. Вот только холодной.

— У вас с собой вообще нет вещей? — негромко спросила Хитрова.

— Штаны, рубашка. Сгорело остальное в машине, — Лугин поморщился: боль не собиралась отступать. За сутки с ней можно свыкнуться, но у него свыкнуться не получалось. Ее только заглушала другая боль: за убитого Дениску. И еще холод. Или все это накладывалось одно на другое, умножалось.

— Молодой человек, так не пойдет, — вмешался профессор, сидевший напротив них на почкообразном выступе стены, покрытом бурыми пятнами то ли моха, то ли какой-то диковиной плесени. — Могу дать свой свитер. Мы с Леночкой в Сибирь-то студеную ехали, набрали много теплого из одежды.

— Дам вам плед, — предложила Света Лугину. — От свитера тоже не отказывайтесь. Но пока не представляю, как вы его натянете на свой ужасный ожог, — она полезла в сумку. Ирина помогла ей вытащить шерстяной, бардовый в черную клетку плед.

— И продуктов в дорогу у вас нет. Поделимся. Кстати, кафравцы обещали кормить. Я интересовалась при входе, — Хитров встала и развернула свое клетчатое одеяло, придерживая середину подбородком.

— Кормить, пожалуйста, — отозвался Владимир Ефимович. — Я с дочкой здесь с первого дня. Едва посадку разрешили, сразу вошли. Кое-что уже разведали. Кормить они собираются так: кушайте, что сами соберете.

— Как это? — Красина откинула волосы с лица и нахмурилась. У Светки лежали в сумке консервы, галеты, колбаса со всякой всячиной, но их бы не хватило на неделю, если экономить.

Гармаш и солдаты, тоже пришли во внимание, притихли и повернулись к Чудову.

— А вот так, голубушка. Так, — профессор сел поудобнее, скрестил руки на груди. — Вообще, насчет нашего странного звездолета у меня имеются некоторые домыслы. Но сначала к вопросу о еде. Туда дальше есть зоны, где вода течет со стеночек — я назвал их «дикими биотронами». Там и предстоит нам собирать пищу. Биомассу классифицировать мне не удалось даже приблизительно — оно и понятно, чужая органика. Но, почти все, что растет там, пригодно нам в пищу. Я уже пробовал для эксперимента на собственном желудке.