— Памятник продал?

— Малую часть.

— Голову, что ли, спилил?

— Я не отморозок; длинную палку взял.

— У кого?

— На западных воротах статуя торчит…

— Минерва, — вставил Коля Большой, любивший читать надписи.

— У нее и оторвал.

— Копье?

— Бронзовое. На бутылку в пункте приема дали.

— Грязно следишь, — не одобрил Коля. — Можно кладбища лишиться, а оно место хлебное.

— Дерьма тебе в мякоть, — обругал его Ацетон. — Теперь целые трансформаторные будки сдают в цветные металлы. Слыхал? Тепловоз отправили в ремонт, потом признали для ремонта якобы негодным и продали как железо.

Ацетон хотел было разразиться длинной речью насчет того, что умные люди не медные копья Минерв продают, а заводы и месторождения прихватывают. Но жидкость по организму растекалась. Ничего приятнее этого Ацетон не знал. Поэтому тянуло на разговор обстоятельный. Требовался зачин. И он спросил, хотя историю приятеля знал:

— Коля, жена тебя за что выгнала?

— Говорил же… Работы нет, денег не приносил.

— Не за это, Коля.

— Ну, бабенку я завел…

— И даже не за бабенку. А за то, что бабенку посещал, а ужинать приходил к жене. Если бы жрал у бабенки, то числился бы в женатых до сих пор.

В темноте приятно звякнуло горлышко бутылки о край майонезной баночки. Ацетон экономил, наливая граммов по пятьдесят. Кто такой «дурак»? Это человек, который не умеет растягивать удовольствие. Они выпили и даже чокнулись. Загадки физики: баночек не видно, но не промахнулись. Земное притяжение жидкости.

— К чему мою жену приплел? — вспомнил Коля.

— Хорошо, что выгнала.

— Чего хорошего-то?

— Подойди к вопросу по-государственному. Демократы рекомендуют хапать деньги и собственность. Коля, а что есть демократия?

— Хрен ее знает.

— Свобода личности! А с имуществом какая свобода? У нас с тобой ни жилья, ни сбережений, ни автомобиля, ни супруги, ни вилки с ложкой. У меня и полотенца нет. Полная свобода. Коля, мы с тобой и есть демократы, в натуре.

То ли ветерок слетел с церковного купола, то ли земля под каким-то надгробием просела, то ли птица взгромоздилась на березу, но непонятный звук их разговор остановил. Они прислушались: хоть и выпили, а все-таки кладбище.

— Собака, — решил Коля.

— Или хозяйка бродит с проверочкой.

— Какая хозяйка?

— Не знаешь? — удивился Ацетон. — Есть директор кладбища, а есть хозяйка как бы внезаконная. Зовется Ираидой. А кто из них сильней — вопрос.

— Деньги берет?

— Берет, да только не за ритуальные услуги, а за всякое потустороннее.

— Это за что же?

Ацетон счел необходимым сперва выпить. Под влиянием нервного разговора налил не по пятьдесят, а по семьдесят пять граммов. На ощупь. Опрокинули скоро, потому что ни тостов, ни закуски не было: бутылка, майонезные баночки да стол, на котором они и сидели, поскольку роль стола выполняла та самая гранитная плита, прикрывавшая Ацетонов склеп.

— Она, Колян, своею мыслью может часы остановить. Или сделать так, что телевизор будет показывать весь вечер одну херню.

Поскольку от телеэкрана оба поотвыкли и не знали, какие теперь идут передачи, то Ацетон привел другой пример:

— Ираида одну бабу высушила до состояния мумии.

— В печке? — удивился Колян.

— Зачем… При помощи магии. А как ясновидит? На фотографию человека глянет, и тот как на ладони: сколько детей, какая зарплата, когда умрет и что в настоящий момент у него понос.

— Фуфель, — не согласился Колян.

Они водку допили. Ветерок с полей шевельнул облачность и просек в ней небольшие зеленоватые полыньи. На кладбище посветлело, а заодно у бомжей повеселело на душе, оттеснив мрачность мистики. Но Ацетон рассказал не все:

— Сам не видел, но говорят, Ираида покойников оживляет.

— Туфта первый сорт, — почти возмутился Колян.

— Конечно, не умерших, а самоубийц. Их души какое-то время бродят по земле без дела — тот свет не принимает.

Коля Большой шумно зевнул от двух причин: недостаточности водки и никчемности разговора. К кладбищам липли небылицы. Неверие приятеля Ацетона задело:

— Ираида предсказывает с точностью до часа.

— Что предсказывает?

— К примеру, что примешь ты сегодня литр и провалишься в обрушенную могилу, мать твою в доску. И провалишься. А скажет, что ни капли не примешь, но все равно провалишься, только уже не в могилу.

— А куда?

— Допустим, в люк.

За их спинами скрипнуло, как стеклом по камню. Они обернулись. Почти летняя ночь пробилась светом сквозь по-тоньшавшие облака. За каменным крестом, побелевшим от этого самого света, что-то чернело. Как медведь на четырех лапах. Медведь распрямился…

Коля Большой схватил майонезную баночку, чтобы запустить. Ацетон его руку прижал к столу-надгробию.

Темная высокая старуха глянула на них, чем-то блеснула и поплелась меж могил в сторону церкви.

— Ираида? — прошептал Колян.

— Ираида пешком не ходит, — усмехнулся Ацетон.

— Летает?

— Ездит на личном «мерседесе».

— А это кто же?

— Нищенка. Днем у церкви милостыню просит, а ночью собирает пустые бутылки.

В длинном коридоре Эльга замешкалась среди множества дверей. Она выбрала первую. Радушная девица с мягкой силой повела клиентку в кресло, спросив деловито:

— На руках или ногах?

— Что на руках-ногах?

— Будете наращивать ногти.

— Я пришла к экстрасенсу, — удивилась Эльга.

— A-а, к Ираиде…

С силой, уже не столь мягкой, девушка вывела клиентку в коридор и показала на последнюю дверь в торце, обшитую темным деревом с углистым блеском, словно доски побывали в пожаре. Ни номера, ни звонка — один глазок. Эльга хотела постучать, но дверь приоткрылась. Она вошла и оказалась в странной комнате.

Стол, стулья, полки были сделаны из того же углистого дерева. Такими же дощечками были обшиты и стены. Люстра, собранная из углистых реек, светила пыльно и растопырилась, как огромный подвешенный паук. Ираида сидела за столом и молча разглядывала клиентку. Та непроизвольно, словно защищаясь от каких-то лучей, поглубже надвинула шляпку, прикрывая глаза. Ираида усмехнулась:

— Мне даже имя твое не нужно.

— А я и не скажу.

— Не скажешь, зачем и пришла?

— Если моя просьба вам под силу…

— Беру дорого, — предупредила Ираида скорее для того, чтобы сбить спесь с клиентки.

— Дело не в деньгах.

— Тогда садись.

Если клиентка взгляд прятала, то колдунья наоборот — пялилась напорно. В пыльном свете белело ее лицо да чернели глаза. И не видно прически, по самый лоб прижатой темной, тускло мерцавшей тканью, похожей на углистое дерево, мягкое.

— Насчет моей силы, дорогая… Я не пользуюсь тибетской медициной, не составляю супергороскопов и не прибегаю к созерцательной магии. Я работаю в области кармы.

— А конкретно?

— Могу поставить человека на якорь удачи.

— У меня другая проблема.

Колдунья осмотрела женщину взглядом, в который добавила проницательности. Клиентка была в коже: брюки из лайки, куртка из замши, сумка из крокодила. Да и шляпка, похоже, сплетена из тонких лайковых ремешков.

— Дорогая, наверное, нуждаешься в бизнес-прогнозе?

— Нет.

— Хочешь избежать коммерческого риска?

— Нет.

— Тогда дыши откровенно.

— Нужно отвадить мужчину.

— От чего?

— От женщины.

Колдунья хохотнула с прерывистым шипеньем, отчего показалось, что звук вылетел из крана, в котором только что отключили воду. Клиентка не отозвалась.

— Дорогая, отвадить в силах любой ворожеи.

— А вам?

— Пустяк, но, как я уже говорила, у меня высокий прейскурант. Беру в долларах.

— Нужен аванс?

Клиентка оказалась серьезной, поэтому брать деньги вперед колдунья поостереглась до тех пор, пока не узнает подноготную заказа. Случались клиенты скандальные — в милицию бегали. Осторожность подсказала вопрос:

— Дорогая, а как на меня вышла? Рекламой я не пользуюсь.