Да, Жискардо собирался возродить империю в тех границах, в которых она была до осени этого года. От моря до моря. Но аксамалианцам в его планах места не было. Точнее, было, но на рудниках, каменоломнях, на прокладке каналов и добыче соли на уннарских лиманах. Этих зажравшихся, наглых выскочек следовало, по его мнению, уничтожить, а город заселить честными тружениками: добросовестными ремесленниками и купцами, храбрыми военными (разумеется, из его, Лесного Кота, армии) и достойными банкирами…

По мере того как он открывал свои намерения перед Фланой, в душе ее зрела ненависть. Как же можно чесать всех под одну гребенку? Ну никак не походил слепой мастер Кельван, отец ее подруги Литы, на зажравшегося выскочку. А ведь он коренной аксамалианец, в пятом поколении! А Мастер? Многие из провинциальных служак способны с такой беззаветностью служить долгу, растрачивая для пользы дела большую часть невеликого жалованья? А если еще припомнить… Да нет уж, не стоит.

А Жискардо говорил, говорил, говорил… Разумеется, он был уверен, что рядом с ним бессловесная дурочка, не способная ни к чему, кроме постельных утех. Из тех, о ком говорят: волос долог, а разум короток. Поэтому он и выложил ей свой план нового, теперь уже решающего штурма Аксамалы. Сил кондотьер накопил достаточно и намеревался ударить теперь не тремя, а шестью колоннами, растянув их вдоль стены на три мили. Столица Сасандры – самая большая крепость в мире, с длиной ее стен не сравнится ни один город. И теперь это сыграет против нее же. У защищающихся просто не хватит сил отбить все шесть одновременных точечных ударов. А мощный резерв, который Лесной Кот намеревался расположить вне зоны досягаемости крепостных арбалетов, решит схватку в пользу нападающих. Стоит только одному из штурмовых отрядов захватить сколь угодно малый участок стены… Иллиос без особого труда обезвредит колдуна-защитника – силенок хватит, в прошлый раз только стрелки помешали… Кроме того, по мнению кондотьера, у горожан, сражающихся отчаянно, никудышные командиры. Один-два, возможно, еще и догадываются о таких понятиях, как «тактика» и «стратегия», а остальные – сброд, наспех обученный, с какого конца за алебарду хвататься. Вовремя прикрыть дыру, подтянуть подкрепление, перебросить силы в нужное время и в нужное место они не смогут. Рылом не вышли.

Штурм он назначил на пятнадцатый день месяца Филина.

Войска усиленно упражнялись на насыпном валу, который не уступал стенам Аксамалы в высоту. Отрабатывали взаимодействие между арбалетчиками, щитоносцами и штурмовыми отрядами, оснащенными фашинами и лестницами. Заучивали систему сигналов и оповещения, которые позволили бы ночью понимать распоряжения командиров, но вместе с тем призваны были сбить с толку противника. Жискардо делал ставку на слаженность, выучку и внезапность атаки.

Флана тоже сделала ставку на неожиданность. Нынче же ночью, после второй стражи,[19] или никогда уже.

Ритмичное падение капель отмеряло мгновения. Это неправда, что время всегда течет одинаково. Всякий, кому доводилось ждать чего-то очень сильно, с легкостью докажет обратное. Время замедляется, становится вязким, будто мед, к которому мухами липнут человеческие надежды, желания и страхи.

И вот наконец звякнул серебряный молоточек, ударяя по щиту маленького латника, осадившего свирепо оскалившегося коня на крышке клепсидры. И еще раз.

Вторая стража.

Флана бесшумно выскользнула из-под одеяла. Лесной Кот заворочался, что-то забормотал. Девушка замерла, похолодев, но кондотьер перевернулся на другой бок и засопел, уткнувшись бородой в подушку.

Она не рискнула зажигать огонь. В слабом отсвете факелов, пробивающемся снаружи сквозь плотную ткань шатра, нашарила кожаные штаны, полотняную рубаху, короткую курточку и сапоги. В спешке, промахиваясь мимо штанин и рукавов, оделась. Перетянула талию ремнем с притороченным кордом в ножнах. Скрутила волосы в узел, натянула поверх берет.

Кажется, все. Готова.

Осталось самое трудное.

Получится ли? Хватит ли сил, а главное, решительности?

Флана постояла некоторое время, собираясь с духом.

Страшно? Да, пожалуй. Но не страх мешает больше всего, а брезгливость. Словно крысу или паука предстоит взять голыми руками.

Ну же! Давай!

Широкий меч Жискардо, приставленный к изголовью кровати, вышел из ножен с тихим шелестом. Не звякнул, не скрипнул.

Какой тяжелый…

Девушка перехватила рукоять двумя руками, крепко сжала, примерилась.

Как там учил Эре Медвежонок?

Не понуждай меч идти несвойственным ему путем. Просто задай направление, а остальное он сделает сам.

Что ж, попробуем сейчас. По крайней мере, одна попытка есть. На вторую времени может не хватить.

Флана, затаив дыхание, подняла меч над головой и, зажмурившись, обрушила его на шею спящего кондотьера.

Глухой стук. Бульканье…

Вздохнув несколько раз поглубже, она открыла глаза. Жискардо умер, не издав ни звука. Скорее всего, он не успел ощутить боль. Тем лучше для него. Не мучился.

Остро отточенный клинок не подвел. Одеяло быстро напитывалось кровью из перерубленных жил, а откатившаяся голова скалилась белозубой улыбкой в темноту шатра. По телу Жискардо еще пробегала дрожь. Флана вспомнила, как в детстве поразилась бегающей по двору курице с отрубленной головой.

Ну, прощай, Лесной Кот…

Осторожно, стараясь не измараться в крови, девушка взяла голову кондотьера за волосы, подержала на вытянутой руке, чтобы стекла кровь, поражаясь при этом собственной толстокожести… И вдруг ее скрутил рвотный спазм. Беспощадный, выворачивающий наизнанку. Флана рухнула на четвереньки, выворачивая на ковер содержимое желудка – к счастью, она почти ничего не съела на ужин. Голова со стуком укатилась в угол.

Как быстро Флана пришла в себя, она не знала. Казалось, что прошла вечность. Голова – ее, а не покойного Жискардо – раскалывалась от боли, колени подгибались, руки дрожали, как у старого пьянчуги. Она вытерла губы и подбородок какой-то подвернувшейся под руку тряпкой.

Вот тебе и отчаянная, хладнокровная убийца. Задумала и выполнила. Не так-то просто, оказывается, убивать людей. Трудно и мучительно. Но надо. Вернее, иногда бывает надо. Просто необходимо. Лучше убить одного, чем погибнут сотни и тысячи невиновных.

И все же… Голову Лесного Кота следует отыскать и увезти с собой. Не из пустого тщеславия или изощренной жестокости. Горожане Аксамалы должны знать, что их главный враг мертв. Это вселит в них боевой дух, даже если солдаты Жискардо и решат продолжить осаду.

Флана, преодолевая брезгливость и вновь накатывающие приступы тошноты, отыскала голову. Обмотала ее рубахой кондотьера – именно ею оказалась та самая тряпка, которой она только что утерлась. Уповая на то, что кровь все-таки стекла, сунула сверток в сумку, лямку которой перекинула через плечо.

После она выглянула из шатра, дождалась, когда мимо прошагает, размеренно ступая, часовой, а потом бесшумно выскользнула, раздвинув полог не больше чем на две ладони, и крадучись направилась в дальний конец лагеря. Там ее должен был ждать Боррас, рыжий веснушчатый конюх. Стоило немалого труда переговорить с ним, не возбуждая подозрения Жискардо или его помощников. К счастью, парень согласился помогать Флане сразу и безоговорочно. Кажется, он все еще влюблен в нее…

Гуран шагал сквозь темноту, очень рассчитывая, что она скрывает не столь решительное выражение лица, какое приличествует командиру, задумавшему рейд отчаянной храбрости. Рядом с ним неслышно ступал парнишка, бывший до ночи Огня и Стали подмастерьем сапожника. Теперь же щуплый подросток открыл в себе способности прирожденного разведчика. Он мог подкрадываться не хуже дикого кота, пробегал на цыпочках по скрипучим половицам так, что ни единого звука не раздавалось, проползал в густой траве, не потревожив ни стебелька, ни былинки, а кроме того, обладал почти безграничной памятью. Вот уже пять раз он спускался по веревке с крепостной стены, прокрадывался среди ночи к лагерю наемников и, выбрав укрытие понадежнее, наблюдал за перемещениями врага. Смотрел и запоминал с тем, чтобы вечером следующего дня тихонько вернуться и условным сигналом потребовать втянуть его обратно. Благодаря его мастерству Гуран знал, к чему готовятся осаждающие. Знал и прекрасно понимал: планы кондотьера беспроигрышны. Как бы ни пыжился он, Гуран фон Дербинг, но переиграть Жискардо Лесного Кота ему не удастся. Так же как никогда не получится составить гороскоп лучше профессора Гольбрайна, произнести зажигательную речь лучше, чем мэтр Дольбрайн, наконец, испечь булочки лучше, чем пекарь с Кривого спуска. Это, может быть, лет через двадцать, сточив, как старый конь, все зубы на военном деле, Гуран сможет не только вести войско в атаку или призывать стоять до последнего в обороне, но и сделать все для того, чтобы его солдаты могли не просто размахивать оружием, а сражаться слаженно, как один кулак, предугадывая распоряжения командира, а сам командир умел просчитать действия любого противника на несколько шагов вперед.