Жили привольно князи да бары.
Девки их румяны, кони чубары.
Жил на Москве Мухояров князь.
Вон, мол, куда наша песня повелась.
Реви, Данилка, в сурну громчее; Гаврилка, пляши горячее. Небось, шапку не потеряешь, волосяная — своя, сапогов не стопчешь — своекожаные.
У Мухоярова у князя высоки хоромы.
Полны ухожи, полны закромы.
Сорок сороков одних чашек золотых,
Пол сорока жеребцов проездных.
Не по нашенски жил князенька. Инда завидки берут. А у нас и всей-то медной посуды гребень да пуговица, всей-то рогатой скотины таракан да жуколица. Покажь, Гаврилка, девкам бодущего таракана.
Князь Мухояров богат да силен.
Что душенька запросит, все делать волен.
Всех-то он могутней, в миру-ли, на войне-ли,
За столом-ли брашным, на мягкой-ли постеле.
Ну и то сказать, родись он не в княжом дому, и всего-то был-бы конного полку пешей кобылой под литаврами. Знаем мы ихнего брата.
А я и шел-бы воевать,
Да лень саблю вынимать.
У Мухоярова у князя красавица дочка.
Румяна, что твой розан; бела, что сорочка.
Шелки шемахански, подвес вырезной.
Звать Катериной, величать княжной.
Эй, молодуха! Чего над Данилкой подсмеиваешься. Мекаешь, стар? Не смотри, что с плешинкой да с сединкой; он у нас еще молодой совсем, шкура не ворочена и голова всего-на-все первая на плечах. Жених!
Звать, стало-быть, Катюшей, величать княжной.
Уж так-ли полюбился ей Вася стремянной.
Поздней ночкой встанет, в сад заглянет.
Ночка холодна, уж и цветик вянет.
Ну да уж согреются, до свету целуются.
Глазками красуются, ручками милуются.
А что бы того — ни-ни. Примечай, девки, мотай на ус.
На заре Катюша в постелю пухову.
Плачет-разливается: Вася больно люб.
А про то не молви и попу на духу.
Женишок ли Вася? Князь-то чай не глуп.
День за́ день боле сохнет княжее отродие.
И с румянца спала. Вчуже жаль.
Говорит княгиня мать: — князь, ваше благородие,
Уж княжна то наша, слышь, не влюблена ль. —
Князь на то крякнул, бороду погладил
И такую-ли речь наладил:
— Ваше благородие, дескать как вы мать,
В бабьих завирушках должны больше понимать.
Ну а про то, что я моим умишком ведаю,
С соседом покалякаю; я ныне у него обедаю. —
А сосед евоный старик воевода.
Богатей и тоже княжого заводу.
Ты чего, парень, лезешь! Не трожь, мол, цымбал. Не твоих памороков дело. Отваливай что-лича, разиня.
Как про то про самое заслышала княгиня,
— Грех, грит, да беда, грит, на ком не живет. —
Ну стелет да мелет, врет да плетет.
Потому как грозен был князь. Разъелся на даровыхъ то хлебах.
А князь грит: — пошла, грит, Катюше доложи,
Княжне мою волю княжую скажи:
Отец, дескать, дочечке найдет женишка,
А дочечка пусть перетерпит пока. —
Пошла мать княгиня, пошла в теремок.
— Здравствуй, грит, дочечка, — А той и невдомек.
— Что мол, матушка, что мой свет,
Что ваше благородие изволит приказать?
— Твому благородию отцов завет:
Сидеть, хорошеть да суженого ждать.
— А суженый, мамашенька, мой суженый кто? —
А та ей: — Воевода, мол, похоже на то.
То девка заслышавши, белее плата стала.
Склонилась былинкой, и на пол пала.
Не вздыхай, девки, смотри веселей. Песня наша не кончена.
Коротко-ли, долго-ли, со свадьбой порешили,
Девку болезную как в мешок зашили.
