Макаров.
Он держал его в руке. Знакомый, успокаивающий вес холодной стали. Вытащил магазин, проверил патронник. Привычным движением снял затвор. Пружина, боёк, рукоятка. Через минуту верный, смертоносный инструмент лежал на ладони грудой бесполезного металла.
Он начал бросать детали в огонь. По одной.
Рама. Затвор. Мелкие пружины исчезали в пламени беззвучно. Металл медленно раскалялся докрасна. Хавьер смотрел на это, и внутри нарастало холодное понимание. Он уничтожал инструменты, но навыки, отточенные ими, никуда не делись. Они сидели в его мышцах, в его рефлексах.
Солдат без войны. Поломка в механизме мира.
Когда от прошлого не осталось ничего, кроме пепла и раскалённого металла, он замер. Огонь медленно угасал. Тишина стала плотной, тяжёлой.
И в этой тишине из приоткрытого окна дома донёсся звук.
Тихий. Ровный. Бесконечный.
Тук. Тук. Тук.
Пальцы Люсии. По подлокотнику кресла.
Война закончилась. Шум — нет.
Квартира в пражском Жижкове была пустой. Не просто безликой — агрессивно пустой. Белые стены. Дешёвая мебель, собранная наспех. Ни фотографий, ни книг. Место, предназначенное для того, чтобы его покинули, не оставив следов.
Ева сидела перед ноутбуком. Холодный свет экрана выбеливал её лицо. Последняя строка кода. Скрипт очистки. Она нажала Enter.
Никакой драмы. Просто зелёные строки текста, с сухой, деловитой скоростью побежавшие по чёрному экрану. Цифровая гильотина, отсекающая прошлое. Чаты с Хавьером. Транзакции для «Аптекаря». Поддельные бронирования, которые вывели Рихтер на Воронова. Вся паутина, которую она плела месяцами, растворялась без следа.
[PROCESS COMPLETE. ALL TRACES ERASED.]
Она закрыла крышку ноутбука. Щелчок замка был единственным звуком в комнате — резким, окончательным.
Ева встала и подошла к столу. На нём, рядом с пустым стаканом воды, стояла единственная личная вещь. Выцветшая фотография в простой рамке. Мужчина лет сорока с добрыми, чуть усталыми глазами. Кассиан.
Её наставник. Создатель «Левиафана».
Она смотрела на его улыбку, и в её взгляде не было ничего. Ни триумфа, ни удовлетворения. Она отомстила. Она разрушила его наследие, стравив волков, которые должны были его защищать. Они пожрали друг друга.
Но цена… Хавьер, ставший сиделкой для пустой оболочки. Рихтер, списанная в утиль. Воронов, чья мечта оказалась построена на провальном эксперименте.
Её победа была такой же холодной и пустой, как эта квартира.
Ева взяла фотографию. Мгновение она смотрела на лицо человека, которого когда-то почти любила.
Потом медленно поставила её на стол.
Лицом вниз.
Закат окрасил снежные вершины в розовый. Хавьер сидел на ступенях крыльца и смотрел, как тени удлиняются в долине.
Рядом, укутанная в толстый плед, сидела Люсия. Её глаза, пустые и неподвижные, были устремлены куда-то за горы. Её пальцы отбивали свой тихий, бесконечный ритм. Тук. Тук. Тук.
По гравийной дорожке кто-то шёл.
Хавьер напрягся всем телом. Инстинкты, которые он только что пытался сжечь, взвыли. Он мгновенно оценил дистанцию, укрытия, пути отхода.
Мужчина был пожилой. В руках — буханка хлеба и кусок сыра.
Угрозы не было. Тело этого не знало.
— Добрый вечер, — сказал мужчина, остановившись в нескольких метрах. Мягкая улыбка. — Я Гюнтер. Живу через дорогу. Увидел свет, решил поздороваться.
Хавьер молчал. Сердце колотилось в груди, выбивая тяжёлый, тревожный ритм.
— Спасибо, — наконец выдавил он. Голос прозвучал хрипло.
— Надолго к нам? Места, эм, тихие. Для отдыха… — Гюнтер перевёл взгляд на Люсию. Его улыбка погасла. — Ваша сестра? Она… нехорошо себя чувствует?
Хавьер встал. Резко, почти агрессивно. Он встал так, чтобы загородить Люсию от взгляда незнакомца.
— Она устала.
— Ах, да, конечно… — заторопился Гюнтер, почувствовав холод, исходящий от Хавьера. — Я не хотел… Если что понадобится…
— Мы справимся.
Это прозвучало как приказ. Как угроза.
Сосед неловко кивнул, положил хлеб и сыр на перила и поспешно удалился. Хавьер смотрел ему вслед, пока его фигура не скрылась за поворотом. Напряжение медленно отпускало мышцы, оставляя после себя дрожь и холодный пот. Он выиграл войну против спецслужб, но теперь его врагом было простое человеческое любопытство.
Он снова сел рядом с сестрой.
Тишина.
Точнее, не тишина. Тук. Тук. Тук.
Хавьер сунул руку в карман куртки и достал старый «Зенит». Её фотоаппарат. Его пальцы нащупали трещину, рассекавшую стекло объектива. Такая же глубокая, как та, что прошла через её разум.
Он не знал, как починить ни то, ни другое.
Он смотрел на её пустое, прекрасное лицо.
И знал, что будет пытаться.
Это была его ответственность.
Рука, державшая фотоаппарат, безвольно упала ему на колени.