Он двигался быстро, тихо, с убийственной экономией сил.

Первый, тот, что был потолще, получил короткий удар в солнечное сплетение. Воздух вышел из его лёгких с влажным хрипом. Хавьер зажал ему рот ладонью прежде, чем тот успел издать звук, и утащил в самую тёмную часть переулка.

Второй, худой, обернулся на шум, которого почти не было. Его глаза расширились. Рот открылся для крика.

Хавьер не дал ему этого шанса. Короткий рывок вперёд. Резкий удар ребром ладони в челюсть.

Глухой звук удара.

Худой рухнул на мокрый асфальт, теряя сознание.

Хавьер прижал первого брата к мокрой кирпичной стене. Пистолет остался за поясом. Это была работа для рук.

— Журналистка. Люсия. Кто её забрал? — шёпот Хавьера был страшнее крика.

— Не… не знаю… клянусь Аллахом… — прохрипел информатор, пытаясь вдохнуть.

Хавьер молча взял его левую руку и сжал.

Раздался глухой треск сломанного пальца. Крик застрял в горле у информатора, превратившись в сдавленный вой.

— А-а-а! Они… не местные! Не наши! Чистые… в костюмах. Заплатили… чтобы мы молчали. Сказали, она сама уехала…

— Имя. Название, — Хавьер усилил хватку.

— Нет имени… нет! Только… фирма. Прикрытие! Aethelred! Они сказали… Aethelred Logistics!

Он получил то, что хотел.

Хавьер отпустил его. Информатор сполз по стене, баюкая сломанную руку и скуля от боли. Хавьер бросил взгляд на второго, который лежал без сознания.

Он не оглянулся. Растворился в дожде и темноте так же быстро, как появился. Он оставил за собой двух сломленных людей и одно-единственное слово.

Aethelred.

Он шёл, не разбирая дороги. В ушах стоял шум. Тот самый, из телефона. Или просто тишина.

Разницы не было.

Глава 2: Две стороны доски

Сорок восьмой этаж.

Свет лондонского утра был серым и жидким. Он не пробивался сквозь панорамное стекло, а сочился, заполняя конференц-зал холодным, безжизненным сиянием. Воздух здесь не пах ничем. Абсолютная стерильность, нарушаемая лишь тихим, почти подсознательным гулом систем очистки.

Хелен Рихтер сидела за столом из чёрного вулканического стекла.

Её спина была натянута, как струна, не касаясь спинки кресла. Руки спокойно лежали на тёмной, холодной поверхности. Ни блокнота, ни стакана с водой. Только она и её отражение в столе, на фоне которого размытым пятном лежал город.

Напротив сидел Дэвис. Начальник отдела управления рисками.

Его костюм стоил как автомобиль, но сидел так, словно Дэвис в нём спал. Лысеющий лоб блестел от пота. Он теребил в пальцах дорогую перьевую ручку, и её тихий щелчок был единственным звуком в этом аквариуме.

Щёлк. Щёлк.

— Хелен, спасибо, что так оперативно, — начал Дэвис. Голос его стал выше, потерял глубину. — Возникла… ситуация. Информационная уязвимость.

Хелен не двинулась.

— Уточните. Уязвимость — это утечка или потенциальная утечка?

Дэвис сглотнул. Он явно предпочитал обтекаемые формулировки, а не эту хирургическую точность.

— Потенциальная. С высоким риском реализации. Журналистка. Некто Люсия Рейес. Она… подобралась слишком близко к «Левиафану».

Хелен смотрела на него так, будто оценивала неисправный механизм. Слабый, потеющий, шумный.

— Насколько близко?

— Вышла на старые архивы. На… списки. Мы не знаем, что именно она…

— Что с ней сейчас?

Она не повысила голос. Просто сделала его плотнее. Этого хватило. Дэвис замолчал, оборвав фразу.

— Наши турецкие подрядчики… её забрали. Для оценки масштаба ущерба. Но что-то пошло не так. Она была не одна.

Хелен молчала. Она ждала. Слабость всегда находит выход.

Дэвис прокашлялся, отводя взгляд. Он уставился на панораму города, будто искал там спасения от её глаз.

— И ещё. Наш стамбульский актив, братья Йылмаз… скомпрометированы. Час назад. Неизвестный. Очень… агрессивный. Они перестали выходить на связь. Последнее, что от них было, — название нашей подставной логистической конторы.

Лицо Хелен оставалось маской. Ни один мускул не дрогнул.

Но внутри, в той холодной части сознания, где обитали инстинкты, что-то щёлкнуло. Укол ледяного раздражения. Хаос. Непрофессионализм. Беспорядочные переменные, загрязняющие чистое уравнение.

На долю секунды — вспышка.

Лагос. Крики по рации, искажённые помехами. Запах горящего пластика и меди. Чужая ошибка, ставшая её ответственностью. Фантомная боль на безымянном пальце.

Она отсекла воспоминание с той же безжалостной эффективностью, с какой система вентиляции удаляла из воздуха углекислый газ. Эмоции — это шум. Помехи. Их нужно отфильтровывать.

Хаос — всего лишь ещё одна переменная. Её нужно учесть и обнулить.

— Директива? — спросила она, возвращая разговор в русло протокола.

Дэвис наконец посмотрел ей в глаза. В его взгляде проступило отчётливое облегчение. Он перекладывал груз.

— Актив… журналистку… нейтрализовать. Всех причастных, включая наших горе-подрядчиков, — зачистить. Полностью. Следов быть не должно.

Он помолчал, набирая воздуха.

— Совет директоров требует хирургической точности.

Хелен молча кивнула. Констатация факта. Не вопрос.

Она встала. Дэвис остался сидеть — маленький, вспотевший человек за огромным столом, наедине со своим страхом.

— Допустимый уровень сопутствующего ущерба? — спросила она, уже у двери.

Её единственный вопрос. Не «почему». Не «зачем».

Только «как».

— Максимальная эффективность, — выдавил Дэвис. — Минимальный резонанс.

— Принято.

Тяжёлая стеклянная дверь закрылась за ней с тихим шипением доводчика. Щелчок магнитного замка отсёк её от запаха чужого страха. Здесь, в коридоре, царила почти абсолютная тишина, подчёркнутая ровным гулом жизнеобеспечения здания.

Она прошла мимо стола своей ассистентки. Молодая женщина, Сара, торопливо свернула окно на мониторе, но Хелен успела заметить угол экрана. Не рабочие графики. Яркие, аляповатые картинки. Сайт по продаже детских игрушек.

На краю стола Сары стояла маленькая цифровая фоторамка. На ней сменялись фотографии улыбающегося мальчика с дыркой вместо переднего зуба.

Хелен не замедлила шаг.

Эмоциональная привязанность.

Мысль была холодной и точной. Как разрез.

Уязвимость. Расходный материал.

Она остановилась у двери своего кабинета, такого же стерильного и безликого. Не оборачиваясь, бросила через плечо:

— Забронируйте рейс в Стамбул. Сегодня. Подготовьте протокол «Омега». Полный комплект.

— Да, мэм.

Хелен вошла внутрь. Дверь закрылась с таким же финальным, отсекающим звуком. Ни фотографий, ни личных вещей. Только стол, стул и вид на город.

Теперь он не казался серым.

Он казался операционной, готовой к работе.

Кабинет майора Дмитрия Воронова был другим.

Он находился в старом, неприметном здании на берегу Яузы, и время здесь, казалось, остановилось. Или просто двигалось по своим, внутренним законам. Тёмные дубовые панели на стенах впитывали свет. Тяжёлые портьеры скрывали суету набережной. В воздухе висел запах крепкого чёрного чая, лимона и старой бумаги — сотни книг в шкафах от пола до потолка.

Это была берлога. Крепость.

На стене, прямо над головой Воронова, висел единственный портрет. Строгий, аскетичный лик Андропова.

Воронов сидел за массивным столом, на котором царил идеальный порядок. Перед ним — стакан в серебряном подстаканнике. Он не пил чай. Он смотрел на янтарный кружок лимона, плавающий в почти чёрной жидкости.

Дверь тихо открылась.

Вошёл капитан Лебедев. Его правая рука. Молодой, подтянутый, с короткой стрижкой и хищным, нетерпеливым блеском в глазах. Он двигался бесшумно, как хорошо смазанный механизм. Положил на стол тонкую папку.

Воронов неторопливо допил чай, поставил стакан. Только потом открыл папку. Его движения были плавными, академическими.

Внутри лежал один лист.