Он запрокинул голову, пытаясь охватить взглядом всю каменную мощь «высотки». Не получилось… Пятиконечной звезды на шпиле со своего места он так и не увидел…

Бессчетные разы обозревал он это здание со всех сторон, проезжал мимо на троллейбусе «Б», гулял неподалеку, стараясь быстрее выйти из его холодной тени… Но тогда было совсем другое. Тогда было ПРОСТО здание. Высокое, достаточно красивое… Даже не то, чтобы красивое, а настоящий бастион страны на мировой арене.

Тесаный камень давит на психику, узкие и глубокие бойницы окон. По бокам от массивных дверей развеваются алые стяги. Дюжина сверкающих автомобилей.

Интересно, действительно островерхий «купол» сделан из фанеры?..

Попасть внутрь этого здания представлялось таким же нереальным делом, как и оказаться, скажем, в студии радио «Свободная Европа». Поэтому до сих пор он воспринимал его просто как неотъемлемую часть московского ландшафта, наравне с Кремлем, ГУМом, Университетом, родным институтом на Метростроевской, наконец…

И вызов в кабинет декана факультета сразу после защиты дипломной работы он воспринял с таким же удивлением (да и восторгом), с которыми общественный деятель древнего Египта Моисей воспринял посланные ему откровения. А последующие шесть дней размышлял над вопросом, чем же его фигура смогла заинтересовать кадровиков МИДа. Никто не спорит, ин'яз Мориса Тореза, безусловно, престижный ВУЗ, но…

Перебрав в уме все возможные варианты, дерзнув даже помечтать о тайных миссиях КГБ, на седьмой день он отбросил сомнения и переживания и просто пересек автомобильную стоянку. ТУ САМУЮ….

Он был еще никем. Для скучающего на площади милиционера, для внимательного лысоватого мужчины из бюро пропусков, весьма тщательно сверившего паспорт с его внешностью и ответственно проштамповавшего «разовый» рассеченный красной диагональю пропуск. И даже с пропуском в руке, пытаясь перед входом дотянуться взглядом до купола «высотки», для всей Москвы был никем. Он не был ПРИОБЩЕН.

И невольно тянул время… Не имея понятия, чем окончится предстоящее собеседование, глубоко внутри он ощущал себя уже одним из…

…из тех, кто постоянно входил и выходил в дорогих, ладно сидящих заграничных «тройках» и строгих галстуках; из тех, кто косился на его откровенно потертые брюки неопределенного фиолетового оттенка и остроносые черные ботинки. Пусть косятся. Он-то знал, вот-вот и ВОЙДЕТ, он уже один из них… Почти…

Мир смахнул капельки пота после «Карибского кризиса».

Еще только через три года из-под гусениц Т-54 потечет река пенистого пива по мощеным тротуарам старой Праги.

И целых пятнадцать лет отделяли СССР от первого афганского цинка…

Все мировые проблемы были так невообразимо далеко. Еще не ассоциировал свою персону с державной поступью советской империи. Но решительно взялся за огромную дверную ручку и потянул на себя.

Обилие света, хрусталя, мрамора, людей поразило как только он переступил порог. Еще раз, но на этот раз демонстративно, для всей Москвы, оглянулся на мокрую от поливочных машин Смоленскую площадь, чтобы весь мир запечатлел его образ вместе с черным мрамором у входа, где золотом сияло:

…Отблеск фар проезжающего под окнами автомобиля косо рассек потолок, авангардным рисунком высветил все его неровности, плавно сместил лепную окантовку, скользнул вниз по стене и сгинул в темень комнаты.

Я повернул голову на бок и долго смотрел на спящую рядом женщину. Мою женщину. Мою жену. Она лежала на боку, спиной ко мне, но я знаю, как выглядит во сне ее спокойное и красивое лицо…

Постепенно ее лицо истаивало, уступая место образам и событиям, раз и навсегда изменивший мою жизнь. В далеком шестьдесят седьмом году…

…— Заходите, Владислав!

Навстречу поднялся высокий плотный человек в кителе с генеральскими золотыми погонами. Крупное лицо гладко выбрито, глаза смотрят доброжелательно и внимательно.

Очень внимательно. Потому как просто доброжелательные люди не руководят в Комитете Государственной Безопасности работой с нелегалами. Так же, как и просто внимательные люди. Эта должность требует от человека жестокости. Требует спокойной совести, когда он отправляет людей за кордон, выдергивая с насиженных мест и обрубая корни.

Я пожал протянутую руку и примостился на краешке стула. Пока он раскуривал трубку (необычайно душистый табак, надо заметить), окинул взглядом его кабинет. Потертые ковровые дорожки, обитые дубовыми панелями стены, над напольными часами — портрет Дзержинского.

Голос генерала заставил сместить взгляд с основателя ВЧК на продолжателя славных дел:

— Как там в Ялте?

— Жарковато. — сознался я.

Пауза. Дым. Он взял обычную на вид папку с руку толщиной. С его руку.

— Знаете, что это такое?

Синий цвет, золотые тиснения «Комитет Государственной Безопасности. Совершенно секретно. Личное дело.»

— Полагаю, это мое личное дело. — похвастался я отличным зрением и втайне надеясь поразить его своей сообразительностью. — Иначе, зачем было меня спрашивать.

— Психологи не ошиблись, это хорошо… — усмехнулся генерал. — Общительный…

Я захлопнул рот. Руководство еще больше развеселилось, попыхивая трубкой и по-прежнему доброжелательно щурясь.

— Надо заметить, у тебя, ты уж прости мне «тыканье», наилучшие характеристики как из МИДа, да и рекомендации нашего куратора… тоже вполне.

Моя улыбка была скромной и сдержанной.

— Полагаю, тебе довольно подробно обрисовали незавидное будущее. — без всякой подготовки перешел на английский язык генерал.

— Совершенно верно. — автоматически подхватил я, и далее разговор протекал на языке Шекспира.

— Как ты сам оцениваешь свою готовность? Ближний Восток для нас — жизненно важный регион. Возможно, позже к тебе присоединится один толковый парень, но пока ты будешь один. Совсем один!

Я помолчал, собираясь с мыслями.

— Готов. — надеюсь, получилось не очень пафосно. — Я всегда буду считать свою работу почетной и необходимой нашему обществу. Да… я готов.

— В случае провала… Хотя сейчас нет войны, но бывает, разведчики…

— Я знаю… — ответил я, вспомнив Сашу Маркина, окончившего ин'яз двумя годами раньше. Практически сразу попал в разведку, и уехал в Париж. Правда, проработать успел он недолго — однажды его привезли в посольство с дыркой в спине. На днях выписался из госпиталя…

— Противник у тебя — серьезный, и положиться будет совершенно не на кого! — в начальственном голосе зазвучали теплые нотки. — Мы не всегда сможем подстраховать тебя, чтобы не вредить твоей «легенде»!

— Да уж, не для того, я предам Родины, чтобы обзавестись порочащими связями с КГБ! — позволил я себе усмешку.

Осязаемая тишина.

Генерал-майор Александр Матвеевич Берзин опустил глаза в дело, щелкнул ручкой и застрочил. Я, собственно, и не надеялся, он посвятит меня в содержание.

Из-под кустистых бровей стрельнул насмешливый взгляд:

— Мне говорили, ты выбрал достаточно экзотичный псевдоним…

— Кроуфорд. — сообщил я.

Он уже приоткрыл рот, но, пробормотав нечто вроде «А почему бы, ко всем чертям, и нет!», снова углубился в писанину.

«Железный Феликс» над часами смотрел на меня весьма одобрительно. Я подмигнул ему.

Берзин поднял голову, отложил шикарную, на мой взгляд, чернильную ручку, аккуратно подравнял стопку бумаг и затянул папку черными тесемками (очень и очень похожими на обыкновенные шнурки — даже на кончиках были железные наконечники). Затем поднялся, заставив мое тело взвиться со стула.