Когда, снижаясь и заходя на посадку во Внуково, мы захватили край города, он, ошеломленный размерами, спросил:

— Это все Москва?

— Нет, мой друг, это только часть Москвы.

Самолет коснулся колесами дорожки и покатился, подрагивая. Взревел реверс двигателей, самолет сбросил скорость и аккуратно покатил на стоянку.

Вопреки моим ожиданиям, нас не прикрепили к рукаву. Выйдя на трап, я понял почему. В тридцати метрах от нас стояло три джипа Лексус в сопровождении полицейской машины с включенной мигалкой. Мы спустились по трапу. Пассажиры спешили попасть в автобус, мы же, ведомые Никитиным, подошли к джипам. Трое плечистых здоровых парней в костюмах обменялись рукопожатиями:

— Добро пожаловать домой, Александр, садитесь в машину со мной, — один парень отделился от троих, — ваши спутники поедут за нами в другой машине.

Он махнул рукой, и двое парней рассадили моих товарищей в один из джипов, с ними сел и Никитин.

— Садитесь, — парень открыл мне дверь.

Я не торопился. Спросил:

— Почему я еду отдельно?

— Потому что я хотел с вами поговорить с глазу на глаз, — голос из машины показался знакомым.

Мужчина лет шестидесяти с военной выправкой легко выпрыгнул на асфальт дорожки.

— Позвольте представиться, Проскурнов Виталий Иванович! Вам не кажется, Александр, что вы нам серьезно задолжали и пора платить по счетам?

Не отвечая на провокационный вопрос, я сел в машину, и мы резко рванули с места.

«Что может быть хуже саудовского принца, сомалийских пиратов и нацистов-негров?»— я безмятежно развалился на сиденье, а машина стремительно несла в старую новую жизнь. По бокам пролетал смешанный березово-хвойный лес, а в голове пролетал длинный путь, что мне пришлось проделать, чтобы вернуться домой.

— Нет красивее природы чем родная, Александр? — голос генерала вырвал меня из задумчивости: интуитивно посмотрел в окно и почувствовал как что-то кольнуло в шею. Удивленный повернул голову и встретился взглядом с Проскурновым, его губы расплылись улыбке:

— Вот ТЫ и дома, Сашка, посмотрим так ли ты крут, как хотел себя показать.

Я хотел ответить, но язык словно парализовало, на веки навалилась огромная тяжесть, обвис на ремнях успев подумать, теряя сознание, что возвращаться домой было большой ошибкой.

«Свет! Очень яркий свет! Как же больно глаза! Где Я? Это чистилище?» — наконец проморгавшись, открываю глаза. Комната, стены белого цвета, справа большое окно на половину стены, за которой вижу женщину, склонившуюся над бумагами. Хочу подняться, звякнула цепочка на руках: запястья схвачены полицейскими наручниками и защелкнуты за металлический поручень кровати. Только сейчас чувствую холод. Стоп, запястья женские… Снова? Да епрст, сколько можно?

От моих телодвижений с меня сползает тоненькое одеяло, обнажая грудь. Теперь грудь мне уже знакома и не вызывает такого шока как в первый раз. Вторая рука также прихвачена наручником. Последнее, что помню слова Виталия Ивановича и острую боль в шею. Значит это он меня вырубил? "Хорошо, сука, только появись, я тебе яйца оторву',- обещаю себе, закусывая губу до боли и пытаясь вырвать поручень кровати. Ничего не получается, откидываюсь на спинку, выдыхая. От моих резких движений одеяло падает на пол, обнажая меня абсолютно голого. Последние сомнения развеялись: я вновь в женском теле. Да что это за херня, ну сколько можно так жить, как носки меняя тело?

«Вашу мать, что вы из меня делаете, чем я вам так не угодил», — ответа на мой мысленный вопрос нет, не знаю, сколько я здесь и где мои спутники, которые мне доверились и прилетели со мной в Россию. В комнате прохладно, чувствую, как кожа покрывается мурашками, и начинают твердеть соски. Не успел нарадоваться, что вернулся в свое тело, как вновь в женском. А там меня Эну ждет где-то на границе ЮАР и Намибии.

«Опять ссать сидя, носить прокладки, делать эпиляцию», — стону от нерадостных перспектив, вспоминая жизнь в женском теле. " Ну, только появись Виталий Иванович, я тебе горло перегрызу, на атомы растащу',- делаю вторую попытку освободиться: заскрипел алюминий поручней, не выдерживая моих усилий. Рукам больно, браслет наручников сдавливает, но поручень не выдерживает и отрывается от кровати, роняя на пол заклепки.

Женщина за стеклом услышала шум, замешкавшись на минуту, она вбегает в комнату с медицинским шприцом в руках. Я уже успел освободить правую руку и готов, и чувствую, как наливаюсь силой, и полыхает ярость внутри. Медсестра, пытается схватить мою руку и вонзить иглу, успеваю заехать ей в челюсть: без стона она валится на пол, сильно ударившись головой. Схватив браслет на левой руке, дергаю и отрываю второй поручень. Теперь нужно снять наручники, правое запястье передавлено, отток крови нарушен.

В халате ключей нет: выглядываю в коридор, освещенный потолочными квадратными лампами-пусто. По коридору справа и слева виднеются оконные проемы, но медсестер около них нет. Обшариваю пост и в верхнем ящике тумбочки стола нахожу ключи. Скорее снять наручники, уже чувствую онемение правой руки. Хлынувшая кровь по венам бьет в голову, вызывая головокружение, пришлось опереться о стол, чтобы не упасть.

Дикое чувство голода, желудок буквально кричит «караул». Обшариваю остальные ящички, медицинский стеллаж: пусто. Возвращаюсь в свою комнату: медсестра уже в сознании, делает попытки подняться. Ни шкафа, ни вешалки в комнате нет, не могу же я ходить голой, пусть тело и чужое.

— Раздевайся, — легонько пнул ее в попу ногой, женщина как раз приняла коленно-локтевой положение, пытаясь встать на ноги. Пнул легонько на мой взгляд, но медсестра снова растягивается на полу, проползая с десяток сантиметров. Смотрю на свою ногу, нога как нога, ухоженные ногти, никаких выделяющихся мышц, чтобы так откинуть женщину. Не теряя времени, раздеваю ее. Под медицинским костюмом у женщины кроме белья ничего нет, в нос бьет запах пота. Задумываюсь, брезгуя натягивать ее одежду, но выбора нет, быстро одеваюсь. Медицинские брючки на мне болтаются в области попы, ни слабо она там задницу отъела.

Выхожу в коридор: справа в трех метрах стена, у которой стоит какой-то медицинский аппарат. Слева по коридору два окна слева и три справа. С учетом моего — по коридору шесть палат, перед каждым окном стол со шкафчиком, но людей больше нет. В самом конце коридора металлическая дверь с надписью «Выхода нет». Это вранье, выход есть всегда, иду по коридору, заглядывая в окна. Везде стандартная многофункциональная кровать, но пациентов нет.

Дойдя до двери, на секунду задумываюсь и потом решительно толкаю дверь и попадаю в соседнюю комнату, сплошь уставленную мониторами. В комнате царит рабочий полумрак, вижу, как из-за монитора появляется удивленное лицо молодого парня, который смотрит на меня как на привидение.

— Вы не имели права сюда зайти, срочно выйдите и идите на свой пост, — этот ботаник, проживший половину жизни в полумраке перед компьютером не разобрал, что перед ним не медсестра, обманутый медицинской формой. Не отвечая, преодолеваю три метра до его рабочего стола, парень приподнимается со словами:

— Вам сюда нельзя, я, — в этот момент ему удается рассмотреть мое лицо и он тянется к телефону, изменившись в лице. Перехватываю его руку и сдергиваю на себя: с грохотом падает офисный стульчик, и ботаник по инерции головой бьет меня в левое подреберье.

" Черт, надо соразмерять силу, я кажется, стал намного сильнее", — приподнимаю парня за подбородок и смотрю ему в глаза:

— Где мы, кто ты, что происходит? И где Виталий Иванович, этот сукин сын?

— Я ничего не скажу, через минуту здесь будет охрана и тебя вырубят, — змееныш еще и хорохорится. Сдавливаю его кисть в своей руке, чувствуя, как легко преодолеваю сопротивление. Он продержался пару секунд и закричал на высокой ноте плаксивым голосом:

— Больно, отпусти, ты сломаешь мне руку, я скажу.