Я петляю по городу несколько часов, и, наконец, кое-что нахожу. Это какое-то заброшенное здание, вызывающее ассоциации со старинной школой. Вид у него достаточно зловещий, вовсе не такой жалкий, как у других заброшенных домов. Из темных отверстий окон веет инфернальным холодком. Я аккуратно перелажу через забор, вход в дом завален. Пренебрегая чистотой своего наряда, влезаю в окно, осматриваюсь. Обычный заброшенный дом, только довольно чистый. Похоже, делать здесь нечего.

Внезапно картина меняется. Зал, в котором я нахожусь, наполняется светом. Я вижу пестрое убранство вокруг, гирлянды под потолком, порхающих пичужек неизвестной породы, пляшущих сатиров и людей с длинными светлыми волосами, раскачивающихся на качелях под потолком. Звучит музыка. Видение длится секунды три. Затем все исчезает. Вновь – заброшенный дом, вид изнутри, и я в недоумении. Кто-то трогает меня за плечо.

Оборачиваюсь и вижу человека с бледным добрым лицом в балахоне до пят. В левой руке он держит свечу. Уверившись, что я его заметил, он жестом фокусника извлекает из рукава мелок, подходит к стене и рисует на ней дверь. Затем он подает знак подойти. Я так и поступаю, человек в балахоне указывает пальцем на нарисованную дверную ручку. Дотрагиваюсь до нее – дверь превращается в настоящую, деревянную, похожую на те, что показывают в фильмах про средневековые замки. Бледноликий мужик отстраняет меня и открывает дверь, входит, жестом приглашая следовать за ним. Я вижу ступени, ведущие вниз, лестница довольно широкая. Спустившись немного, вижу, что путь освещается факелами на стенах. Но свечу мой спутник не гасит.

Спускаемся мы долго. Мне начинает казаться, что этот человек ведет меня в какое-то волшебное подземное царство, неведомое нам, жителям поверхности. Но тут перед нами возникает новая дверь. Бледнолицый открывает ее и отходит в сторону, пропуская меня вперед. Вхожу. Этого я увидеть после всего случившегося никак не ожидал. Похоже на какой-то склад товаров. Оборачиваюсь и вижу, что дверь исчезла. Путь есть только вперед. Выхожу, долго петляю по коридорам, наконец, оказываюсь за прилавком магазина.

– Вы кто? – Спрашивает продавщица.

Оставив ее вопрос без ответа, перепрыгиваю через прилавок и степенно иду к выходу. Очутившись на улице, понимаю, что местность мне знакома. Это другой конец города. Как понять, что мы шли вниз? Над головой, жалобно каркая, пролетает птица Рух. Это очень несчастная птица.

Дело в том, что, снеся яйцо, она вынуждена носить его в своих когтях. Она не может приземлиться, так как в этом случае яйцо разобьется оземь. Обычно птицы Рух сносят по два яйца за раз, в них птенцы – мальчик и девочка. И приходится жертвовать одним из них, так как два в когтях не помещаются. Птица Рух – ужасная феминистка, она жертвует всегда мальчиком. Поэтому редко можно увидеть птицу Рух мужского пола. Непонятно, откуда самцы вообще берутся. Возможно, феминизм все же не полностью поглотил этих птиц и есть исключения. По другой версии некоторые птицы вынашивают два яйца, второе – в крыльях. А летают они, вертя головой подобно пропеллеру. Не знаю, какое из этих или других предположений верно.

Иду по улицам. Неспешно, периодически бросаю взгляды направо и налево. Сегодня я окончательно уверился, что жизнь полна чудес, это прекрасно. Взгляд мой останавливается на вывеске «Красная Фея», чуть пониже написано «Столовая». Внутреннее чутье подсказывает, что надо зайти.

Обстановка в столовой канонически советская. Я не видел таких уже несколько лет, пахнет пирожками. Но столы все заставлены, несмотря на отсутствие посетителей, блюдами с едой, причем это исключительно изысканные экзотические яства. Ко мне подходит божественно красивая представительница обслуживающего персонала, одетая в стиле 30-х годов.

– Мы Вас ждали, присаживайтесь, отобедайте. Все свежее.

– Спасибо, с удовольствием, – отвечаю я. Я действительно сильно проголодался.

«Show me the way to the next whiskey bar. Oh, don’t ask why. Oh, don’t ask why. For if we don’t find the next whiskey bar, I tell you we must die»… Даже не помню, кто сочинил этот саундтрэк к моей жизни, обработанный группой «Doors», он звучит на заднем плане, направляя меня, куда надо.

Я успел передислоцироваться из гостеприимной столовой в располагающийся неподалеку кабак. Звучит музыка Боба Дилана – «House of the Rising Sun», я пью водку и пиво, ем хлеб с котлетой; я один, я думаю.

Дверь заведения открывается, и в нее с трудом втискивается новый посетитель. Его можно охарактеризовать полностью, сказав о нем лишь два слова – толстый лох. Он, некоторое время с нерешимостью во взгляде пялится на барменшу.

– Вам чего, молодой человек? – Не выдерживает та.

Толстый Лох вздрагивает, отходит от стойки, подходит к моему столику. Он составляет несколько стульев и с трудом размещает на них свой огромный зад.

– Тебя как звать, толстый? – Спрашиваю я.

Он смотрит на меня с глупой застенчивой улыбкой и не отвечает. Вряд ли он немой, скорее просто стесняется ответить.

– Пиво будешь? – Спрашиваю.

Он смотрит и молчит. Наверняка он пьет, и у него, судя по всему, есть деньги на выпивку. Но он стесняется ее заказать. Просто сидит и смотрит, молчит и улыбается.

– Ну, ты точно лох.

Он не возражает.

– Ладно, Толстый, раз ты такой лох, расскажу тебе тупую историю. Недавно была оттепель. Мы с друзьями и подругами взяли пива, гитару и голимого винища в пакете, так как не нашли портвейна, и отправились в одно замечательное место. В одном из двориков недалеко от станции метро 23-го августа есть хороший тихий дворик с бревнами, где нам никто не мешает отдыхать. Иногда к нам присоединяются какие-то малознакомые рок-музыканты, но обычно мы сидим там своим кругом. Так вот, в тот день дождило, и я прихватил с собой зонт, зонт оказался очень хуевым, со сломанными спицам, но от дождя кое-как спасал. Когда мы пили, зонт лежал рядом со мной. Я в ту ночь ужрался в говно, у нас с моим другом одна голова на двоих, и она поочередно у нас болела. То есть, думаю, болела она все время, просто переходила от одного владельца к другому. Так вот, когда я пошел домой, я забыл про свой зонт, вспомнил о нем только на следующий день. Никто из моих собутыльников его тоже не прихватил. И, казалось бы, нахрена мне этот поломанный зонт? Но я думал о нем, мысли не давали мне покоя, там ли он еще, или его скрысил какой-то псих, что с ним сталось. Съездить и проверить, естественно, было лень. Вот я и думаю, вернется ли он ко мне когда-нибудь. Как ты думаешь?

Толстый Лох сидит и смотрит на меня с глупой улыбкой. Он мне не ответил. И ни разу не прервал фразой: «Чувак, что за пургу ты несешь? Кому это вообще может быть интересно?» В высшей степени странный тип.

По мосту, что ведет с Алексеевки на проспект Ленина, шел стильный молодой человек. Он был одет в черный кожаный плащ и черные джинсы, голова его была непокрыта, глаза закрывали темные очки, на ногах были берцы. Звали молодого человека Нео. Тот вечер Нео провел в одиночестве на крыше двенадцатиэтажного дома с бутылкой портвейна. Обычно он лазил по крышам не один, с друзьями или женщинами, но в этот день Нео хотелось побыть одному.

Несмотря на типично зимнюю погоду Нео не мерз, тьма согревала сына ночи. В голове его звучала песня Владимира Кузьмина «Эй, красотка», Кузьмин был в его представлении лучшим гитаристом мира.

Вот вещи, что Нео по душе: быть загадочным для окружающих, сидеть на крышах домов и в лесной чаще, пить алкогольные напитки, бить неприятных ему людей ногами в берцах по лицу, проводить диверсии, бить стекла, воровать. Кражи совершались не с корыстной целью, но исключительно с целью получения морального удовлетворения, это была даже не столько типичная клептомания, сколько любовь к риску. Мы видим, что данный представитель сильного пола заслуживает определенного уважения, несмотря на несколько нелепый имидж.