На следующий день я первым делом отправился на Барабашовский рынок, место с крайне неприятной аурой и неограниченным ассортиментом. Говорят, на «барабане» можно купить даже танк. Лично мне в это не верится, но вот найти человека, который впоследствии продаст танк, по-моему, вполне реально.

День выдался весьма холодным. Сжимая замерзшими пальцами арфу, я медленно пробирался сквозь толпу, вглядываясь в серую массу торговцев и торговок. Реализаторов отличали друг от друга расовая и половая принадлежность, форма одежды, цвет волос и многое другое. Но, тем не менее, все эти люди, дрожащие от холода и судорожно глотающие из пластиковых стаканчиков кофе или водку, были настолько похожи, что походили на одну огромную семью. Они не интересовали меня.

После двух часов хождения по рынку я пребывал в состоянии полного физического и духовного истощения. Но это время, как оказалось, было потрачено не зря. Внезапно я увидел свою цель.

Почти затерявшись между прилавками с некачественным товаром, прямо на земле сидел очень странный пожилой человек явно азиатской внешности. Скорее всего, туркмен. В первую очередь бросалось в глаза отсутствие перед ним какого-либо товара. Также не могло не удивлять его облачение. Туркмен был одет в расшитый золотыми змеями синий халат на голое тело. На ногах его были лапти. И это при таком-то морозе! Рядом со стариком стоял огромный термос, из которого он периодически подливал чай себе в пиалу. То есть, я, конечно же, не знал, чай это или нет, но, тем не менее, у меня не возникало никаких сомнений относительно содержимого термоса. А еще я не сомневался, что это и есть тот самый человек, который мне нужен на данный момент. Я подошел к туркмену, поклонился и предложил купить арфу. Встав и поклонившись в ответ, странный азиат заверил меня, что всю жизнь мечтал о такой арфе, забрал инструмент, рассчитался и ушел. Я же приобрел на вырученные деньги портвейна и ушел в запой.

Меня зовут Полиграф. Это не потому, что родители болели за ФК «Полиграфтехника», это долгая и печальная история, не достойная того, чтобы рассказывать ее при дамах и анархистах. Место рождения – город Харьков, Советский Союз; национальность – татарин; вероисповедание – коммунист.

Галлюцинации отступили около получаса назад. Я лежал на диване в собственной квартире, чувствуя себя рыбой. Я оглядывал текучий расплывающийся мир четырех стен с ободранными обоями и думал о всякой тупости. Внезапно раздался звонок в дверь.

Оторвав свою задницу и другие части тела от дивана, я вышел в коридор, посмотрел на протяжении нескольких секунд недоуменно на дверь и открыл. На пороге стояла девушка очень похожая на Джанис Джоплин.

– Здравствуй, Полиграф, – сказала девушка и улыбнулась.

– Привет, Джан, – поздоровался я. Вряд ли это действительно была Джоплин, но похожа-то как!

– Не надо делать из алкоголя культа, – нахмурившись, произнесла посетительница.

– Я и не думал делать из него культа. Я просто много пью в последнее время. Я вообще далек от того, чтобы, подобно некоторым моим знакомым, отмечать в календаре дни, когда они не пьют.

Джанис еще раз мило улыбнулась, подошла к разбитому окну подъезда и вылетела через него в направлении солнца.

«Ну, опять я ни хрена не понял», – пронеслось в голове. Впрочем, я не имел обыкновения грузиться по этому поводу. Закрыв входную дверь, я в первую очередь отправился на кухню, заглянул в холодильник и хлебнул помидорного рассола из непонятно как оказавшейся там трехлитровой банки. Помидорный рассол помогает с утра значительно лучше огуречного. Не скажу, правда, что рассол – идеальное решение проблемы, но ничего лучшего в холодильнике не оказалось. Там вообще кроме этой банки было только три яйца и какая-то маленькая скляночка с неизвестным содержимым, которая мгновение спустя после обнаружения была выброшена в окно. Возможно, я навлек на себя гнев души прохожего, которому эта баночка могла пробить череп, или поставившего ее в мой холодильник гостя, наркоторговца какого-нибудь. Но в моем доме не место наркоторговцам. И что значит череп какого-то отца семейства по сравнению с душевным покоем товарища Полиграфа.

Вот наличие трех яиц не могло не радовать. Мне как раз безумно захотелось яичницы. Готовить я ее, правда, не умею, чаще всего после попытки перевернуть жарящиеся яйца на сковороде, ее содержимое превращается в ошметки, но, тем не менее, это чертовски вкусно. В процессе приготовления я вспоминал вчерашний день. Это было, конечно же, непростой задачей, но все же значительно проще, чем вспомнить, к примеру, сразу всю последнюю неделю, что было, пожалуй, даже сложнее извлечения воспоминаний о моем сне 14 августа 1993 года.

Вчера все вокруг плескалось подобно океану, полному рыбой, осьминогами, пьяными рожами, ошметками дохлых тварей морских и другими чудесами, достойными коллекции домашнего видео капитана Немо.

Ладно, это лирика. Более-менее отчетливые воспоминания начинаются с момента, когда я стоял на остановке и ждал автобуса. Вообще-то я ненавижу этот вид транспорта, как, впрочем, и любой другой в той или иной мере, но лучшего варианта у меня, поверьте, не было. Дождавшись адской машины и погрузившись в нее, я понял, что домой доеду не скоро. Я люблю ехать до конца, если уж еду, такова моя природа. Кроме того, в автобусе звучала песня Земфиры. Хоть мне и не особенно нравится Земфира, но это было вполне уместно.

Салон имел на редкость умиротворяющий вид, не говоря уже о симпатичной, но уставшей от жизни контролерше и усатом улыбающемся улыбкой блаженного водителя. По законам жанра контролерша должна была оказаться куклой, а шоферу следовало начать биться головой о бронированное лобовое стекло и вытворять разные непристойности. Но этого не случилось, мы благополучно доехали до конечной, и я вышел.

Покинув уютный салон этой душной адской машины на колесах, я выкурил сигарету и, не долго думая, направился ко входу в метро. Надо же было попасть сегодня домой, в конце-то концов. Тем более мир превращался из океано-расплывающегося в обычный, твердо-предметный.

Мне как всегда не повезло. Поезд отошел как раз в момент моего прибытия на подземную платформу. Причем это был поезд-призрак. Есть в моем городе такое чудо природы – невидимый поезд, я его называю «поезд-призрак». Почему-то он всегда отходит в момент моего прибытия на станцию, и я не успеваю заметить, входят ли в него люди, и вообще как остальные граждане относятся к его прибытию. Несмотря на невидимость, звуки он издает такие же, как и обычная подземная электричка и время его отхода на табло фиксируется. Я еще заметил, что другие люди не подозревают о существовании поезда-призрака, во всяком случае, делают вид. Не исключено, разумеется, что у меня какие-то проблемы со зрением и это в действительности самый обычный поезд.

Я сел на краю платформы, свесив ноги. Поезд-призрак, насколько я знаю, не приходит два раза подряд, а от обычного я уж точно увернуться успею, реакция у меня хорошая. В любом состоянии. Размышления мои начались с воспоминания о столь грустном факте как запрет ловли осетров. Это ж надо такое придумать! Если простому рабочему человеку хочется пожрать икры, что ж ему страдать? Нет, черт побери, я просто обязан поехать половить осетров. Ведь это же вполне естественная потребность! Человек убивает долбаных осетров не по приколу ведь, а с целью получения пищи. А значит все вполне нормально. Охота. Человечество восстало против природы тысячи лет назад, и теперь думает, что может что-либо изменить. Нет уж. Скоро нашей тупиковой цивилизации придет вполне закономерный пиздец. И если других путей нет, а здесь спорить не о чем, надо обставить закат цивилизации как можно более эффектным образом.

Обладатель голоса в матюгальнике был близок к тому, чтобы охрипнуть до конца своих дней. Интересно, какая им разница, сижу ли я на краю платформы или стою где-нибудь в центре. Ладно, действительно, пора завязывать с этим делом. Тем более вот-вот придет поезд.