Огромную роль в становлении южнокорейских чэболей сыграли программы американской помощи. 16 февраля 1948 г. правительство Ли Сын Мана подписало с США «Договор о дружбе и торговле», по условиям которого на РК распространялось действие «плана Маршалла», что свидетельствовало о том, что Южная Корея становится сферой важных геополитических и стратегических интересов США на Дальнем Востоке.

Заметной социально-экономической и политической акцией Первой республики, организованной не без интенсивного давления США, стало проведение на Юге довольно глубоких аграрных преобразований. «Закон о земельной реформе» был одобрен Национальным собранием РК 21 июня 1949 г. в условиях, когда на Севере, т. е. в КНДР, было полностью ликвидировано не только колониалистское, но и помещичье и кулацко-ростовщическое землевладение (подробнее см. гл. 3).

Превращению аграрного закона в нормативный акт исполнительной власти сопутствовала затяжная закулисная борьба, в ходе которой феодально-помещичьи круги пытались выхолостить основное содержание аграрной реформы, ограничив его верхушечным, во многом формальным перераспределением земли. Однако это противодействие было преодолено южнокорейскими властями, которые осознавали, что дальнейшее промедление в проведении реальных преобразований в деревне несет серьезную угрозу существованию самой республики. На юге страны неуклонно нарастало социальное брожение трудовых слоев крестьянства, сельской бедноты и пауперов, объединявшихся вокруг Крестьянского союза Южной Кореи (Намчосон нонмин тонмэн), руководимого левыми политическими силами.

В ряде районов Юга крестьянское движение за землю, социальные и политические права принимало характер открытой повстанческой войны. Наиболее крупным массовым выступлением беднейшего крестьянства того времени стало вооруженное восстание сельской и город ской бедноты на острове Чеджудо, вспыхнувшее весной 1948 г. Во многих населенных пунктах острова повстанцы, численность которых достигла 10 тыс. человек, явочным порядком брали власть в свои руки, захватывали земли помещиков. Черпая вдохновение в традициях Первомартовского движения 1919 г., повстанцы добивались установления народной власти, равенства, справедливости. С середины 1948 г. пламя вооруженных массовых народных выступлений стало распространяться на другие регионы Юга – провинции Чолла-Пукто, Чолла-Намдо, Южный Кёнсан.

Для подавления повстанческого вооруженного сопротивления, объявленного южнокорейскими властями «коммунистическим заговором», военные власти США и правительство Ли Сын Мана прибегли к беспощадным карательным акциям. В мятежных провинциях и уездах Юга было объявлено чрезвычайное положение, и части регулярных войск под наблюдением американских инструкторов и при поддержке авиации и ВМС США приступили к планомерной ликвидации основных очагов народного сопротивления. Уже на первом этапе этой карательной операции было убито и ранено около 9 тыс. повстанцев. Десятки тысяч мирных граждан, сочувствующих повстанцам, как и в годы японского владычества, оказались в казематах. В такой накаленной ситуации 20 ноября 1948 г. Ли Сын Ман провел в Национальном собрании Закон о государственной безопасности, который квалифицировал любую оппозиционную властям деятельность как «государственную измену», подлежащую строжайшему наказанию вплоть до смертной казни. Уже в первые годы применения этого драконовского закона в южнокорейских тюрьмах и концлагерях оказались не только коммунисты, но и многие патриоты-националисты, включая парламентариев, настойчиво требовавших вывода американских войск из страны. В июне 1949 г., попирая депутатскую неприкосновенность, сеульские власти подвергли аресту вице-спикера Национального собрания Ким Яксу, известного патриота и ветерана антияпонского сопротивления. Тотальные карательные меры вынудили южнокорейских левых и патриотов-националистов отойти в глухие горные и таежные районы и перейти к тактике скрытой войны. На переднем крае этой борьбы находились Компартия Южной Кореи (Намчосон консандан) и другие патриотические партии и организации Юга, включая участников известных переговоров между Севером и Югом (19–30 апреля и 29 июня – 9 июля 1948 г.).

В такой ситуации Закон о земельной реформе от 21 июля 1949 г. не был какой-либо благотворительной акцией, а представлял собой прямое следствие развертывания социальной борьбы в южнокорейской деревне, хотя его содержание носило половинчатый характер.

По условиям реформы все земли помещиков и ростовщиков свыше 3 чонбо подлежали за соответствующую плату выкупу облигациями Корейского национального банка и передаче в государственный аграрный фонд. Последний, в свою очередь, осуществлял перераспределение земли среди трудовых крестьян по рыночной стоимости среднегодового урожая в рассрочку на 15 лет. Таким путем, в короткий срок у помещиков и крупных землевладельцев было изъято и передано крестьянам около 600 тыс. чонбо обрабатываемой земли. В итоге новыми земельными собственниками стали около 950 тыс. крестьянских хозяйств. Реформа не ликвидировала крестьянского малоземелья и безземелья, но мелкие собственники, получившие в среднем по 0,5 чонбо обрабатываемой, в основном орошаемой высокоплодородной земли, придали новый социально-экономический облик южнокорейской деревне. По своим масштабам и глубине это была своего рода аграрная революция «сверху», во многом предопределившая не только новую социально-экономическую, но и политическую обстановку на Юге.

Правда, практическое проведение аграрного закона в жизнь сопровождалось многочисленными явными и скрытыми нарушениями. Одним из самых распространенных было искусственное дробление крупных земельных владений, всевозможные фиктивные сделки помещиков и ростовщиков. Поэтому из общего фонда в 1,44 млн чонбо земли, обрабатываемой арендаторами до реформы, в реальную систему перераспределения попала лишь половина арендуемых угодий. Тем не менее аграрный закон Первой республики нанес ощутимый удар по всей системе не только колониальных, но и феодально-помещичьих отношений, которые в своей массе прекратили де-факто свое существование. В отличие от Севера, где под фасадом национализации осуществлялось огосударствление земли, передаваемой лишь в бессрочное пользование кооперативам и госхозам, южнокорейские крестьяне превращались в реальных хозяев ранее арендуемых наделов. Реформа уничтожила по крайней мере на переходный период бесчисленный слой паразитических абсентеистов-посредников, присваивавших нередко львиную долю прибавочного продукта непосредственных производителей. Новые крестьяне – реальные собственники – составили социальную основу более эффективного в последующем товарно-капиталистического фермерского хозяйства. В то же самое время Первая республика обрела и в деревне солидную социально-политическую опору, которая сыграла немалую роль на последующих этапах эволюции южнокорейской государственности.

Стратегическая линия США на создание сепаратного государства на юге Кореи проявилась в действиях Соединенных Штатов и по другим направлениям корейской политики Вашингтона. США продолжали наращивать и совершенствовать свои программы экономической помощи Первой республике. В соответствии с программой американского Управления экономического сотрудничества (УЭС) первоочередные усилия для экономического восстановления и развития РК направлялись: во-первых, на существенный прирост производства продовольствия, прежде всего, для внутреннего потребления; во-вторых, на увеличение добычи и промышленную обработку сырьевых товаров, в-третьих, на восстановление и развитие энергетических отраслей и транспорта – железнодорожного, сухопутного, морского. Таким путем предполагалось реанимировать захиревшую экспортную торговлю в целях накопления валютных средств для новых инвестиционных проектов.

В целях поддержки этой программы самообеспечения Госдепартамент США запросил у Конгресса экстренную помощь для РК в размере 350 млн долл. на период 1950–1953 гг. Дипломаты США заверяли конгрессменов, что «Южная Корея – это бастион демократии в Азии» и без экономической поддержки власть Первой республики в Сеуле наверняка рухнет, что нанесет непоправимый ущерб по жизненно важным интересам США в регионе.