Разговор ненадолго прерывается. Закадровый голос сообщает, что в Речном было обнаружено семнадцать тел. Шестнадцать – с признаками насильственной смерти. В десяти случаях – самоубийства, преимущественно через повешение. В остальных случаях один член семьи убивал другого или других, прежде чем совершить суицид. Причиной смерти одного мужчины стал инфаркт миокарда. Дома, чаще всего, были заперты изнутри. Посмертных записок нет. Возле берега, в воде, в ходе следственных действий обнаружено еще шесть тел. Тринадцать человек пропали без вести, местонахождение их на момент данной записи не установлено.

– Почему вы, обнаружив трупы, не поехали немедленно в районный центр, не попытались вызвать подмогу? Почему отправились в Аверьяново?

– Потому что он мне все рассказал.

– Кто?

– Я услышал голос. Кто-то кричал, мне показалось, звал меня. Думал, померещилось. Но все так и было. Я стоял возле дома Максимовых. Пожилые люди, на пенсии. Жена учительницей работала, муж электрик был. Вот он и звал. Иван Никитич. Я помчался к ним. Дверь закрыта, вышибить не смог, в окно пролез. Ивана Никитича в подвале обнаружил. Он ослеп. Глаза себе выцарапал, уж не знаю, как сумел решиться на такое. Хотел его вытащить, старик ни в какую. Умом тронулся: прикоснусь к нему – он в крик. Волком воет, вырывается. Я после спрашивал, сказали, Иван Никитич умер, сердце не выдержало.

– Вам удалось узнать, что произошло в деревне?

– Кое-как успокоил Ивана Никитича, у него просветление наступило. Несколько минут, не больше. Он меня узнал по голосу, прежде чем опять в буйство впал. Сказал, четыре дня назад у них мальчик появился. С реки пришел. Чей, кто, откуда – никто не знал. Красивый, как картинка, беленький. Ни слова не говорил. Вся деревня словно завороженная сделалась. Люди не отходили от него, ангелом чистым звали. Только это, сказал Максимов, не ангел никакой, а оборотень. Бес в обличье невинного ребенка, нежить речная. Меньше чем за два дня всю деревню извел, подчистую. Ну это я и сам видел. Началось с животных. При приближении оборотня собаки с цепей рвались, кошки шипели и царапались. Люди не чувствовали беды, а животные – они другие. Некоторые убежали, до сих пор, наверное, бродят в лесу. Другие передохли. Куры, коровы, козы – никого не осталось. Утром хозяева проснулись, а всюду трупы. В другое время плач бы стоял, беда немыслимая, но всем было все равно. За мальчиком, как привязанные, ходили, касались его, ждали, кому он улыбнется. На хозяйство плевать, на родных, лишь бы «ангел» рядом был. Внушал он им безусловную любовь. Никакого страха у людей не было, только обожание и ревность, если он чуть дольше на другого посмотрит. А он не просто смотрел – внушал плохие, смертоносные мысли. Заставлял идти на смерть, убивать близких. И радоваться, и думать, что это благое дело. Я спросил, не знает ли Иван Никитич, как в Еремеевке дела, он ответил, там все то же. Съездил, говорит, туда в первый же день, как животные погибли. Максимов почувствовал, что оборотень будто бы щупальцами к нему в голову лезет. В Еремеевке у него брат жил. Но не застал Иван Никитич никого живого, была деревня – стало кладбище. Догадался он, кто деревни одну за другой выкашивает. Понял, что не остановится нежить! Бросился назад, хотел рассказать все, предостеречь, но не успел. Жена его, как я понял, утопилась. Когда Иван Никитич вспомнил об этом в разговоре со мной, у него опять помутнение случилось, больше я ничего от старика не добился. Собственно, мне и без того все ясно было. Глаза он себе выковырял, чтобы не смотреть на оборотня. Чтобы тот на него не влиял. Так и спасся. Только это разве спасение?

– Почему вы поверили человеку, который, по вашим же собственным словам, пребывал в невменяемом состоянии?

– А как не поверить? Я видел, как тот ребенок на людей воздействует. Ивана Никитича всю жизнь знаю, человек он степенный, рассудительный. Уж точно не допился до синих чертей, до такого состояния его ужасные события довели. И своим глазам, знаете, я тоже верить привык. Сам видел эту бойню.

– Выходит, поговорив с Иваном Никитичем, вы решили вернуться в Аверьяново?

– А как? Надо было спасти людей, предупредить, чтобы близко не подходили к чудищу. Дело к вечеру шло. Пока я добрался, стемнело, еще и дождь опять пошел. Ехал по главной улице – пустота, тишина, но свет в окнах был. Непогода, все сидят по домам. Я подумал, не успел оборотень дел наворотить, в Речном тоже не в первый день все случилось. Заехал на работу.

– Зачем? Вы думали, мальчика приведут туда переночевать?

– Нет. Люди наверняка сражались за право предоставить кров «ангелу».

– Тогда зачем?

– Оружие взял. Табельный пистолет.

– То есть вы признаете, что заранее решили убить ребенка? Спланировали убийство?

– Говорю вам, это не ребенок!

– Хорошо, успокойтесь, пожалуйста. Скажите, зачем вы взяли оружие?

– Защищаться. Если будет сопротивляться, думал с помощью оружия заставить поехать со мной в центр.

– Уточним. Вы собирались перевезти мальчика в райцентр, верно?

– Да. Но сначала надо было его найти. Дом Мити Колыванова, который нашел лодку и мальчика, ближе всех. Там мальчишки не было. Колыванов сказал, он все еще у Маруси Савиной, Митя тоже там был, под окнами стоял, как и все. А потом дождь пошел, им велели пока по домам идти. Спрашиваю, кто велел? Тебе, здоровому мужику пятидесяти лет, кто мог велеть? Молчит, а глаза странные. Митя будто со мной говорил, но при этом смотрел сквозь меня, точно и не видел. И по-прежнему не заикался ни капельки.

– Вы направились к Марусе?

– Направился. Только не дошел. Воздух был застывший, дождь вроде, но духота, тяжесть. Со стороны реки слышался звук. Бормотание – грубое, гортанное, а еще нечто похожее на вибрацию, которую ухом не услышишь, но кожей чувствуешь. Я понял, это связано с существом, что явилось в деревню. Бесполезно идти к Марусе, оно на берегу. И я пошел на берег.

– Что вы там увидели, Андрей Сергеевич?

– Страшное. Дождь резко прекратился. Луна выкатилась – громадная, белая, как лицо мертвеца. Низко висела над землей, а в ее свете стоял мальчик. Я его хорошо видел. Тот глухой звук от него шел. А вокруг – животные. Собаки, кошки, козы, белки, зайцы – живой ковер. Не знаю, с чем сравнить. Окружили его. Те, кто не успели спастись, со всей деревни, со всей округи пришли, приползли на брюхе, чтобы умереть. Питался он от них, что ли? Силу черпал. Сначала от зверей, потом от людей. Это мои предположения. Я потихоньку обогнул животных и мальчика, подальше прошел, чтобы он меня не заметил. Хотел на лицо его взглянуть. И взглянул. От луны свет шел, говорю же, я ясно видел: это был не мальчик. Точно говорю. У меня последние сомнения отпали в ту минуту, когда он повернулся ко мне, посмотрел. Лицо исказилось, стало меняться. Вытянулось вперед наподобие волчьей морды, глаза вспыхнули желтым огнем. Не человек, но и не животное. Я про волка сказал, но нет, на волка существо похоже тоже не было. Что-то жабье в нем было, и кожа вся буграми, бородавками покрылась. Шея укоротилась, голова ушла в плечи, спина согнулась, плечи сгорбились. А потом…

– Что было потом?

– Существо побежало ко мне. Рванулось, скачками понеслось, как зверь. Я не успел сообразить, я вообще ничего не успел, я…

– Вы выстрелили.

– Да, выстрелил.

– Выстрел был меткий, пуля попала в голову. Вы убили ребенка на месте.

– Это не ребенок. Я же говорю! Вы не слушаете. Не хотите слушать.

Животные…

– Не было животных, «живого ковра», о котором вы говорили.

– Ясное дело. Смерть оборотня их освободила. Животные ушли, выжили. И люди выжили.

– Вы сами видели мертвое тело. Это был не монстр, а ребенок.

– После смерти обличье вновь изменилось, как вы не понимаете!

– Знаете, что говорят ваши односельчане? Что это был прекрасный мальчик, несчастный глухонемой ребенок. Попал в деревню случайно, теперь уже не понять, как, хотя поиски родителей продолжаются. Малыш никому не сделал зла, а вы его убили.