Ну вот, я уже дома, но до сих пор не знаю, надо ли просить Ларса, чтобы он отлупил моего учителя по алгебре. Мистер Дж. и мама тихо разговаривают в ее комнате. Мне ничего не слышно, даже если прижаться ухом к двери.

Надеюсь, мистер Дж. все-таки обрадуется. Он самый симпатичный из всех мужчин, с которыми встречалась мама, несмотря на то что чуть не поставил мне пару. Не думаю, что он сделает какую-нибудь глупость, типа бросит ее или потребует через суд полной опеки над ребенком. Хотя, с другой стороны, кто знает, что ему в голову взбредет, этих мужчин не разберешь.

Забавно. Только я это написала, как пришло сообщение на комп. От Майкла! Он написал:

Головолом: Что с тобой сегодня было? Ты как будто провалилась в какой-то параллельный мир.

Я ответила:

ТолЛуи: Ты вообще о чем? Со мной все норм.

Какая же я все-таки врушка!

Головолом: Мне показалось, ты не слышала ни единого слова из того, что я рассказывал про отрицательные наклоны.

С тех пор как я выяснила, что мне суждено когда-нибудь править одной маленькой европейской страной, я очень стараюсь врубиться в алгебру, чтобы уметь рассчитывать бюджет Дженовии, ну и вообще. Так что хожу на допы, а на занятиях для особо одаренных Майкл мне тоже немного помогает.

Очень трудно вникать в алгебру, когда слушаешь Майкла. От него всегда так приятно пахнет. Ну как можно думать об отрицательных наклонах, когда парень, в которого я влюблена – даже не помню, с каких пор, наверное, вечность, – сидит рядом, благоухая душистым мылом и время от времени касаясь коленом моего колена?

Я ответила:

ТолЛуи: Я все слышала про отрицательные наклоны. Данный наклон m + у – отрезок на оси координат (o, b) равно y + mx + b с угловым коэффициентом.

Головолом: ЧАВО???

ТолЛуи: А что, неправильно?

Головолом: Ты что, из ответов в конце учебника все сдула?

Естессно.

Ой, мама идет…

Понедельник, чуть позже

Вошла мама. Я подумала, что мистер Дж. уже ушел, и спросила:

– Ну что?

Вдруг я заметила, что у нее на глазах слезы, и подбежала, и крепко-крепко ее обняла.

– Все будет хорошо, мамочка, – сказала я. – Ведь у тебя есть я. Я тебе во всем помогать буду, и ночью кормить, и пеленки менять, и все-все делать. Даже если родится мальчик.

Мама меня тоже крепко обняла, и тут оказалось, что она плачет от радости, а не от горя.

– Миа, – проговорила она, – мы хотим, чтобы ты узнала это самой первой.

И она втолкнула меня в гостиную, а там стоял мистер Джанини с совершенно ошалелым лицом. Ошалел от счастья. Я сразу все поняла, но все равно сделала вид, что очень удивилась.

– Мы решили пожениться!

И мама прижала к себе нас обоих, так что я оказалась стиснутой в объятиях между ней и мистером Дж.

Странно как-то, когда тебя обнимает твой учитель по алгебре.

Больше ничего не скажу.

Вторник, 21 октября, 1 час ночи

А я-то верила, что мама у меня феминистка, что она против патриархата, притеснения и подчинения, без которых не бывает брака. Во всяком случае, так она отвечала, когда я спрашивала, почему они с папой не поженились.

Правда, я все равно думала, что он просто не сделал ей предложение. Может быть, именно поэтому мама попросила меня пока никому ничего не рассказывать. Она скажет папе сама и так, как считает нужным.

От всех этих треволнений у меня разболелась голова.

Вторник, 21 октября, 2 часа ночи

Ой, мамочки. До меня наконец дошло… Если мама выйдет за мистера Джанини, он поселится с нами. В смысле, она ни за что не переедет в Бруклин, где он сейчас живет. Она всегда говорит, что метро усугубляет ее ненависть к толпам офисного планктона.

Не может быть. Теперь я всегда буду завтракать вместе со своим учителем по алгебре. А вдруг я увижу его голым, ну или еще каким? Это ж травма на всю жизнь. Надо до его переезда успеть починить щеколду на двери в ванную.

Ну вот, еще и горло разболелось вдобавок к голове.

Вторник, 21 октября, 9 часов утра

Когда я сегодня утром проснулась, горло болело так, что говорить невозможно. Я могла только сипеть.

Некоторое время я хрипло звала маму, но она меня не слышала. Тогда я принялась стучать по стене. Мама все равно не услышала, зато отвалился плакат «Гринпис». В общем, пришлось встать. Я завернулась в одеяло, чтобы не замерзнуть и не разболеться еще больше, и потопала в мамину комнату.

К моему ужасу, на маминой кровати возвышался не один, а два холмика под одеялом. Мистер Джанини остался у нас ночевать!!!!!!

Ну ладно. Все равно он уже, как честный человек, обещал сберечь ее честь.

И все-таки мне стало неудобно оттого, что, ввалившись в шесть утра к маме в спальню, я обнаружила рядом с ней своего учителя по алгебре. От такого у кого угодно волосы дыбом встанут.

Ну ладно, не суть. Я застыла в дверях, тихо хрипя и не решаясь зайти внутрь, и в конце концов мама приоткрыла один глаз. Я зашептала, что заболела и что надо позвонить в школу и сообщить, что я сегодня не приду. Еще надо отменить лимузин и предупредить Лилли, что мы сегодня за ней не заедем.

Кроме того, если мама собирается в студию работать, надо позвонить папе или Ларсу (только не бабушке, пожалуйста). Пусть кто-нибудь придет в мансарду караулить, чтобы меня, больную и ослабленную, не убили и не похитили в ее отсутствие.

Вроде она меня поняла, хотя кто его знает.

Серьезно, все эти королевские церемонии совсем вам не шуточки.

Позже во вторник

Мама осталась дома. Я хрипела, чтобы она шла в студию, у нее через месяц выставка в художественной галерее Мэри Бун, а написана только половина картин из тех, которые она должна представить. Если ее еще начнет тошнить по утрам, одним художником-реалистом в Нью-Йорке станет меньше.

Но мама все равно не пошла. По-моему, она чувствует себя виноватой, и ей кажется, что я заболела из-за нее. Типа тревога за ее интересное положение ослабила мой иммунитет.

Бред полный. Я уверена, что подцепила эту заразу в школе. Средняя школа имени Альберта Эйнштейна – рассадник всяческих бактерий, учитывая к тому же количество посещающих ее придурков.

Чувствующая себя виноватой мама вбегает ко мне каждые десять минут и спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь. Я уже успела позабыть, что она страдает комплексом сестры милосердия, но так приятно, когда тебе приносят в постель чай и гренки, посыпанные корицей и с обрезанной корочкой.

Правда, потом мама заставила меня рассосать цинк в порошке, потому что кто-то из друзей сказал ей, что это хорошо помогает от простуды. Этот цинк – такая гадость. Конечно, я им поперхнулась, и мама почувствовала себя еще больше виноватой и даже сбегала в магазин и принесла мне огромную шоколадку, чтобы заесть эту дрянь. Потом она попыталась приготовить мне яичницу с беконом, но тут я взбунтовалась: даже умирая от простуды, не забуду про свои вегетарианские убеждения.

Мама только что измерила мне температуру. Тридцать восемь и семь. В Средние века я, наверное, уже была бы реально при смерти.

ПОКАЗАТЕЛИ ТЕМПЕРАТУРЫ

11:45–38,7

12:14–38,6

13:27–37,9

Дурацкий градусник, наверное, сломался.

14:05–38,2

15:35–38,3

Понятно, что, если температура полезет выше, я не смогу в субботу дать интервью Беверли Белрив.

ЙЕС-С-С-С!!!

Еще позже во вторник