Я далеко не девственник, не ханжа, не гей и (упаси, Господь!) не импотент. Но… представьте себе любовную прелюдию, которая, если верить специалистам, является неотъемлемой частью процесса, продолжающуюся не десять-двадцать минут, а целых одиннадцать лет. Это ж каким тогда должен быть сам секс?!! Но сейчас я отнюдь не был уверен, что именно таковым он и станет. Хотя бы потому, что в своих мечтах и фантазиях представлял себе это с Никой, скажем так, несколько иначе. Больше всего я боялся, что меня постигнет такое же разочарование, какое я испытывал при интимном общении с большинством своих случайных и более-менее постоянных подружек. Я долго не мог найти определения этому комплексу, пока вдруг в Интернете не наткнулся на фразу, которая стопроцентно соответствовала моим разочарованиям: «Когда имеешь женщину, то столицу бы отдал!!! А как кончил, так и деревеньки жалко». Мне же очень хотелось, чтобы эту самую «столицу» было бы ничуть не жалко и до, и после, и вообще – всегда. В любое время дня и ночи.
Словом, я окончательно смутился и потерял все, какие-то только можно было в данной ситуации потерять, нити. Пробормотав что-то невнятное, я подхватил со стола спасительные сигареты и вышел на балкон. Через пару минут следом за мной вышла Ника в небрежно наброшенной на плечи рубашке, которая не скрывала, а скорее, наоборот, еще больше подчеркивала ее наготу.
– Илюха! Скажи, ты меня просто не хочешь или не хочешь, потому что считаешь меня развратной?
– Разве я сказал, что не хочу тебя? – ответил я вопросом на вопрос.
– Тогда почему ты от меня удрал?
Я промолчал, и Ника продолжила за меня:
– Может, ты считаешь, что я это делаю только потому, что в последнее время плотно завишу от тебя и твоих текстов?
– Такая мысль приходила мне в голову, – честно признался я. – Но мне хотелось бы думать, что причина все-таки не в этом.
– Конечно, не в этом. Мне просто захотелось сделать тебе приятное.
– Понятно. Такая вот своеобразная форма благодарственной жалости… Как десять лет назад, в белые ночи на Неве…
– Дурак ты… Я же и правда люблю тебя. Как брата, как самого лучшего друга. У меня ведь, если разобраться, ближе тебя никого и нет. Кроме бабушки.
– Мне, конечно, приятно… Вот только ни с братом, ни с другом, я уж не говорю о бабушке, люди обычно сексом не занимаются. Нет, ну встречаются порой прецеденты, но это уж, извини, сродни извращениям…
– Рожнятовский, сейчас в лоб дам!
– Я знаю. Это твоя постоянная реакция на правду.
– Ты хочешь меня обидеть?
– Нет. А впрочем… Не знаю. Может быть.
– Тогда считай, что тебе это удалось… Если хочешь знать, я скоро сама начну писать статьи в наш журнал. Чтобы не зависеть от тебя. И от тебе подобных.
– Это от кого?
– Да от мужиков. Не веришь? По глазам вижу, что не веришь. А я, между прочим, прошлой ночью сама написала целый текст.
– А можно поинтересоваться на какую тему?
– Можно. Понимаешь, это был такой классный сон. Представь, Илюха, мне приснились инопланетяне. Это было так круто, что я тут же проснулась, включила комп и написала про все, что видела во сне. Класс?
– Класс, – согласился я. – Дашь когда-нибудь почитать?
– Да хоть сейчас.
– У тебя с собой?
– Ага, дискета в сумочке лежит… Вот только… Илюха… Если честно… Ты мне все-таки скажи: ты меня хоть немного любишь?.. Ну, хотя бы без секса, а так… философски, что ли?
– Философски я тебя боготворю! – ответил я и чмокнул ее в щечку, стараясь не смотреть ниже.
В процессе ознакомления с содержимым Никиной дискеты я «интеллектуально кончил», как минимум раза три – настолько это было наивно-дурацки и в то же время по-детски вкусно написано. Собственно сам текст звучал так:
Мой сон, или Встреча с инопланетянами[1]
Это случилось летом. Во время моей прогулки вдруг вдалеке показалось что-то овальное, как тарелка. Мне захотелось посмотреть, что это такое. Я подошла поближе, оттуда вышли человечки. Их было шесть. Они были зеленые. Мне было страшновато, я спряталась за куст и стала за ними наблюдать. Один из них оторвал веточку липы и начал ее есть. Мне показалось, что ему понравилось. Другой инопланетянин сказал что-то непонятное тому, который съел веточку липы, и он ничего не ответил, только покачал головой. Как будто хотел сказать «да». Тогда другие стали срывать веточки с дерева и класть их в летающую тарелку. Они, наверное, хотели отвезти их на свою планету. Потом инопланетяне начали шептаться. И разошлись в разные стороны. У них в руках были какие-то баночки. Одни собирали в них песок, другие траву, а третьи нашли камешки и положили их. Потом они начали шептаться. Когда они кончили шептаться, они пошли в летающую тарелку. Она загорелась и улетела. Мне очень понравилось наблюдать за инопланетянами.
– …Ну, как? – спросила Ника, заметив, что я читаю уже по третьему кругу.
– Это… Это очень мило и… э… трогательно, – отозвался я. Причем в данном случае фактически не соврал – мне действительно понравилось. Наверное, приблизительно схожие эмоции вызывает творение двухлетнего ребенка, который впервые взял в руки карандаш, нарисовал на листке какую-то «каляку-маляку» и торжественно хвастается перед родителями, а те в свою очередь абсолютно искренне ею умиляются.
– Никуш, можно я это себе скопирую?
– Да, пожалуйста. У меня такого добра скоро навалом будет, – она произнесла это с таким горделивым видом, что я не мог удержаться от смеха. Так состоялось наше второе за неполный час примирение.
А потом мы с Никой пили кофе с коньяком, затем коньяк с кофе и уж совсем под конец перешли на коньяк без ничего. Любопытно, что в процессе распития с нами произошли интересные метаморфозы: Ника вдруг почему-то начала стесняться своей наготы и все более и более целомудренно закутывалась в рубашку, стараясь прикрыть свои волнующие округлости и манящие прямолинейности в как можно большем количестве мест. Мне же с каждой выпитой чашко-рюмкой, наоборот, хотелось, чтобы количество этих мест не сокращалось, а увеличивалось. В общем, все шло к тому, что мои первоначальные фрейдизмы должны были окончательно расщепиться в алкоголе и открыть дорогу всепобеждающему половому инстинкту, однако в этот момент Ника вдруг посмотрела на часы и попросила:
– Илюх… ик… Дай, пожалуйста, телефон. Мне нужно позвонить бабуле, чтобы она не переживала по поводу моей задержки.
– У тебя задержка?
– Болван! Я обещалась прийти домой в десять, а сейчас уже без четверти одиннадцать.
– Как одиннадцать? – подскочил яис ужасом убедился, что так оно и есть. Через час с небольшим в столицу должна укатить «Красная стрела» и увезти с собой мою гениальную статью, которую Борька Краснов уже давно вовсю пиарил как самый удачный журналистский продукт года. Со словами: «Никуш, извини!» я метнулся к компьютеру и в ритме не вальса, но рэпа за каких-то десять минут наколотил недостающие пару страниц. Причем, на мой взгляд, получилось весьма недурно. Черт его знает, может быть, в данном случае мне помогло рвущееся наружу неудовлетворенное либидо, которому необходимо было реализовать себя если уж не в плотском, то хотя бы в творческом экстазе? Короче, закончили мы одновременно – Ника разговор с бабулей, а я – многострадальную статью на столь актуальную ныне тему социальной ответственности.
Я скоренько поделился с Никой своей проблемой, взял с нее честное слово, что она не будет спать и обязательно меня дождется, включил ей, чтоб не скучала, дивидишник, а сам рванул на Московский вокзал. Когда в первом часу ночи я вернулся обратно, Стрельцовой в квартире уже не было. О ее недавнем присутствии напоминали лишь классически оставленные на подушке «пара длинных волос», а также набранная в «ворде» надпись на непогашенном экране монитора: «Извини, бабушка себя плохо чувствует и попросила, чтобы сегодня я ночевала с ней. Продолжим как-нибудь в другой раз. И спасибо тебе – ты настоящий рыцарь». О том, что же такого рыцарского я для нее совершил, мне довелось выяснить чуть позже.
