— Разумеется, разумеется, — смутился Лобанов. — Что вам для этого нужно?

— Мне нужно время. Надо вспомнить все, подумать, чтобы все соответствовало истине.

Королеву предоставили все, что он потребовал. Время, бумагу, хороший паек. Потом он заявил, что для установления наиболее полного списка участников подготавливаемого мятежа ему необходимо покопаться в документах кооператива, которые хранятся у него дома. Среди бумаг есть всякие заметки, которые непосвященному покажутся невинными, но которые он, Королев, может расшифровать. Решив, что после того, как Королев выдал целый ряд своих сообщников, ему вряд ли есть смысл бежать, Лобанов отвел своего подследственного домой и оставил там под охраной местной милиции.

Хорошо было Королеву в родном доме. Он попарился в бане, отдохнул и принялся за работу. Теперь у него были все условия для работы: тихо, тепло. И никакая опасность не грозит, потому что есть охрана. Он работал и днем и ночью. Написал пространный доклад о том, как подготавливался мятеж. Потом составил список его участников и в отдельности охарактеризовал каждого. Не беда, если многих он и приписал. Не беда, если имен в списке оказалось больше, чем их было в действительности. Имена, имена… И каждому надо придумать какое-то дело. Было над чем поломать тут голову. Документы и книги кооператива ему действительно очень помогли: в них было много имен и фамилий. Потом Королев стал перебирать в памяти всех жителей окрестных деревень.

Однажды ночью он разбудил даже мать.

— Ты не помнишь, сколько сыновей у Мийхкали из Леппясуари?

Мать начала перечислять:

— Сколько же их было… Гавро, Петри, Пуавила… Потом родились Юрки да Иовсей.

— Подожди, я еще не записал.

— Потом еще Олексей. Такой толстенький, как встретит кого, обязательно поздоровается. Хороший бы из него парень получился…

— А где он теперь?

— Где? Ему годков десять было, когда господь его прибрал. Совсем маленькими умерли Юрки и Иовсей, а…

— Тьфу ты! — рассердился Королев. — Мне мертвые не нужны, живых называй. Из-за тебя бумагу испортил. Ладно, иди спи.

Уходя, мать вздохнула:

— Пишешь все. Будет беда и тебе и людям от твоей писанины.

Наконец подробные показания о мятеже были готовы.

Целый день Королев отдыхал, занимался домашними делами, сходил в баню. А вечером он заперся в горнице, тщательно затворил окна и опять сел работать. Он переписал список участников, только на этот раз без характеристики на каждого человека. К утру и этот список был закончен. Удостоверившись, что дверь прочно заперта и что с улицы не видно, что он делает, Королев внимательно огляделся, словно кто-то мог следить за ним в самой комнате. Затем он написал короткую записку:

Осталось только решить, кто смог бы оповестить перечисленных в списке о грозящей им опасности. Перебирая людей, которым можно было бы поручить это задание, Королев раздраженно думал о том, что на словах многие были героями, буквально сгорали от нетерпения поднять восстание и отделить Карелию от России, а как дошло до дела… Все теперь там — и само правительство, и его сторонники — живут на подачках у финнов. А он один здесь… Да и его тюрьма дожидается…

Королев прикрутил фитиль лампы, словно при ярком свете кто-то мог разглядеть ход его размышлений. «Теперь нужны действия, — думал, он. — И такие действия, на которые не всякий способен». Он во что бы то ни стало должен добиться, чтобы карелы восстали. Чтобы поднялся весь народ, а не кучка авантюристов. И не для того, чтобы, прикрываясь карелами, финны обделывали свои дела, а карелы действовали по их приказам. Карелы должны быть хозяевами. Они должны стать не наемной рабочей силой, заготавливающей карельский лес для финских лесопромышленников, а хозяевами своих лесов, и собственные интересы, собственный карман должны быть им дороже, чем банковский счет какого-то иностранного воротилы. Королев в основном разделял принятую Временным правительством Карелии программу будущего развития Карелии, но он не верил, чтобы эти люди, являвшиеся пешками в руках финских промышленников и государственных деятелей, смогли и хотели претворить ее в жизнь.

Он считал, что Карелии нужен такой руководитель, который способен был бы действовать самостоятельно. Все эти Хилиппяли и Кевнясы из Ухтинского правительства были настолько чужими для карел, что авторитет среди карел не мог заслужить ни один из них. Да и интересует их Карелия больше как выгодное для предпринимательской деятельности поле, пользоваться которым они могли, разумеется, лишь в рамках, дозволенных финскими предпринимателями. Может быть, во главе Карелии мог бы стать Левонен? У этого старца из Койвуниеми есть и образование, и авторитет, и карельский дух в нем еще жив, так что на какой-то стадии он мог бы быть номинальным главой, да и то лишь в том случае, если перестанет оглядываться на Финляндию. Но активного участия в движении он уже принимать не может. Кто же смог бы по-настоящему организовать движение карел? Хеймо Парвиайнен, этот учитель из Ухты, который возомнил себя военным руководителем и готовит карел для будущих битв? Королев презрительно усмехнулся… Парвиайнен напоминает фельдфебеля, который состоит на довольствии в чужой роте и покрикивает на своих подчиненных, когда ему кто-то прикажет. В войске, которое он готовит где-то в Финляндии, полно финнов, финны там все решают, так что, по сути, это войско ничем, кроме названия, не отличается от финской армии. Здесь, в Тунгуде, есть тоже два «деятеля», Борисов и Кирьянов. О них и речи не может быть. Борисов на месте, когда кого-то нужно прикончить. А Кирьянов даже на это не способен. Так что…

У Королева даже в горле запершило, когда он в своих раздумьях пришел к выводу, что только он сможет отдать все свои силы, все свои способности во имя Карелии… Это будет Карелия без финнов, без русских и, прежде всего, без большевиков. И он добьется своего. Головой, а не одним револьвером. Разве кто-то другой мог бы совершить то, что он сейчас делает, — дать один и тот же список и большевикам и своим?

Осталось только найти человека, который бы сумел посеять в душе всех, перечисленных в списке пятисот мужиков такой страх, чтобы у них появилось желание сражаться. Лучше всего для этой роли подходит милиционер, что охраняет его сейчас, — Мийтрей из Тахкониеми. Человек трусоватый, страшный пройдоха, профессиональный шпион, давно продавшийся финнам, но такое поручение он выполнит с преданностью собаки. На всякий случай стоит занести и его имя во второй список. Разумеется, сам Мийтрей не будет бегать по деревням со списком в кармане, не будет разыскивать в лесу людей, чтобы предупредить их о грозящем им аресте, но он организует дело так, что все узнают.

И Королев позвал в горницу своего часового…

Забирая у Королева показания, Лобанов удивился: не слишком ли много людей причастно к мятежу?

— Я могу, с вашего позволения, сократить список. Вы понимаете, конечно, что я не хотел бы неприятностей для своих земляков, своих друзей. Но раз уж я дал слово… — сетовал Королев.

— Нет, нет! — возразил Лобанов. — Сокращать не надо. Вы не волнуйтесь: неприятности будут иметь лишь действительные враги Советской власти.

…Хотя Королев и считался арестованным, в Сороке он жил довольно вольготно. Когда хватились, его не нашли. Бесследно исчез также милиционер, охранявший его. Не оказалось дома и большинства из перечисленных в списке мужиков. Правда, арестовать решили лишь незначительную часть из них, наиболее активных участников мятежа, но, как только начали искать их, в лес ушли и остальные.

Королев добился своего. Мужики бежали в лес. Но впереди была суровая зима, голод, и у бежавших в леса был один путь — в Финляндию, в армию Хеймо Парвиайнена, чтобы пройти там военную подготовку и отправиться в новый поход против Карельской Трудовой Коммуны.