Квартира у неё была чистенькая. Много безделушек, ковры. Модный торшер. Жили они вдвоём с мужем.

— Дети в наше время — роскошь, — сказала женщина, точно догадалась, о чём я думаю. — Да и поздно заводить нам с мужем. Что же посоветовать Зине? Пускай идёт к врачу… У меня есть адрес. Главное, чтоб никто не знал.

— Страшно ведь, — сказала Римка.

— Милая моя, любишь кататься — люби и саночки возить. В наше время нелегко личную жизнь устроить. Кто с ребенком возьмёт? Никто…

— Она любит этого человека… — продолжала Римка.

— Любовь — одно, выйти замуж — другое. У этого человека есть дети от первой жены? — по-деловому спросила Римкина сестра.

— Нет… Есть, Лебедиха, у Зинкиного… дети?

— Нет!

— Тогда дело меняется. Нечего церемониться… Тут действовать надо обдуманно. Если он любит детей — пусть оставит. Если член партии — самой на рожон не лезть, через общественность действовать. Заставят. С партийным проще — моральный облик у него должен быть чистым. Нечего девочек обманывать.

— Зина не будет женить его на себе, — сказала я твердо. — Противно!

— Читали Хемингуэя «Прощай оружие»? — спросила женщина. — Когда Кэтрин сказала Генри, что ждёт ребёнка и что она не хочет устраивать ему ловушку, он ответил: «Физиология — всегда ловушка». Вас же наверняка учат на филфаке, что литература — учебник жизни. В школе мечтаете о любви, а в жизни приходится делать аборты. Смотрю я вот на вас, читаете-то вы для экзаменов, а вся мудрость мимо проходит. Как вы вообще-то жить думаете? Глаша и Паша любят друг друга, она сказала, что забеременела, и они радостные побежали через овсяное поле. Даже у нас теперь так не пишут. В жизни всё сложнее и не так красиво.

Мы молчали… Действительно, когда мы читали Хемингуэя, мы запомнили другое.

— Значит, к врачу, — продолжала Римкина сестра. — Или так, или так… Сами посудите, что вашей Зине делать с ребёнком? Пелёнки, одеяла, коляску… Сначала всё это надо купить, потом стирать… Ребёнок должен писаться двадцать один раз в день. И учеба полетит. В яслях дети болеют, да и жалко крошку отдавать в чужие руки. Куда она с ним? И самой жить надо. Она же молодая, девочка совсем, и жизни-то не видела. Такое сразу навалится, что и замужней женщине не продохнуть. Думать надо! Это не кукла, а ребёнок. В сторону не отложишь… Думаете, я не хочу ребёнка? Я не имею права его иметь… Одна комната, муж работает, я работаю… Бабок у нас нет, а няньку не найдёшь, да и денег никаких не хватит.

Я всё это понимала. Наверное, она была права, но пугало-то меня совсем другое: что Костя тоже подумает, что я устроила для него ловушку. С аспирантурой будут затруднения. С женой ещё не знает как… И я навалю на него столько забот. И жить нам негде.

Я записала адрес врачихи.

— Думаете, мне легко было гнездо свить? — вздохнула женщина.

Неожиданно за окном послышалось мяуканье…

— Мурат пришёл! — встала хозяйка комнаты и впустила через форточку пушистого кота. — Мурашка… Где ты гулял, разбойник?

Она поцеловала кота, почесала за ухом. Кот капризно повертел головой, сытый, гордый своей сытостью.

— Кушать захотел… — заволновалась женщина. Она отрезала кусок колбасы и дала коту. Мурат понюхал и не стал есть. Прыгнул на тахту, разлёгся и стал вылизываться.

— Устал… — умилялась Римкина сестра. — Отдохни, отдохни… Так и скажите Зине, что за своё счастье надо бороться.

— Скажем…

Было противно смотреть на жирного кота. Он был здесь хозяин. Избалованный и брезгливый. Я чувствовала, что Римке тоже противно смотреть на кота. Когда мы надевали пальто, из комнаты слышалось:

— Где ты гулял, разбойник?.. Не кусайся, не царапайся. Так что скажете Зине?

— За счастье надо бороться! — ответила Римка и изо всех сил хлопнула дверью.

ПРОВОДЫ ВОВКИ

В комнате Громовых опять стоят сдвинутые столы — провожают Вовку. Пришли бывшие одноклассники Вовки — те, кого нашли в городе. Большинство класса уже разбросало по Союзу, один парнишка оказался даже в Южной Америке — проходит практику на парусном судне «Товарищ». Тамадой единогласно избрали бывшего классного руководителя — Ивана Артемьевича. Он разливает вино и дирижирует хором. Ребята поют песню про геологов.

Звенит звонок. Я знаю, что это не ко мне. Пришла Вероника с мужем, самая заводная девчонка из Вовкиного класса. Нахалка… Моложе меня. Замужем.

— Здорово, Телега! — поприветствовала она Вовку. — Двигайся… Здравствуйте, Иван Артёмыч.

Бывший классный руководитель подпил… Кивнул головой и вдруг бросил дирижировать хором, сам запел:

Мы с тобой два берега

У одной реки…

— Это мой Петя, — представила Вероника мужа и поправила на Пете галстук-бабочку.

Противно. И что это за манера у молодых жён при посторонних проявлять заботу? По-хозяйски оглядывает, носки бы ещё поправила. По-честному, я, конечно, с завистью смотрю на Веронику. Тоже не торопится ребёнка заводить… Наверное. А муж есть. Где сейчас Костя? Вспоминает ли обо мне? Днем я послала письмо. Ничего про себя не писала. С врачихой уже договорилась. В больницу я не захотела — узнают в квартире, бабушки переполошатся. Врачиха будет делать операцию у себя дома, за сто пятьдесят рублей. Я стараюсь не думать об операции. Этот страшный день будет через пять дней.

Немного поташнивает… Через силу ем пирог с капустой. Предательски начинает идти слюна. Я встала из-за стола, иду к себе в комнату. У меня в сумке пакет мятных конфет. Если их пососать, слюна не так сильно выделяется.

За стеной баба Паля поёт:

И на Тихом океане

Свой закончили поход…

Ей аплодируют.

Проводы, дни рожденья… Нелепые обычаи! Собираются в накуренной комнате, едят, пьют. Противно! Особенно, если пьют. Не могу — запах… И здесь чувствую запах водки… Праздники… В попойки превратились. И едят, едят. Свинину жирную, рыбу, масло… Фу!.. Двигают челюстями. Три раза в день едят. Пойти, что ли, в магазин выпить томатного сока? Посолить, перца насыпать ложку, чтоб остро, чтоб запах свинины перебить и вкус меди во рту. Как мне хочется гранатов! Жалко, весной на базарах их не бывает. Нажать гранат, раздавить внутри семечки и сосать терпкий сок… Красный сок. Вяжущий. Я бы, наверное, полжизни сейчас отдала за гранат.

Опять звонок. Пришел с улицы Витька. Мокрый с ног до головы. Где его носила нелёгкая? Противный мальчишка.

— Кира, можно, я у тебя пальто посушу?..

— Суши!

Ещё звонок… Милиционер пришёл. Тоже мокрый с ног до головы. Что, там на улице обливают из брандспойтов? Говорит, что Витьку по следам нашёл.

Оказывается, купались они в Неве. Витька волю закалял, пошёл по льду и провалился. Милиционер бросился спасать.

Милиционера повели со смехом в комнату Анны, стали обсушивать. Стакан водки налили.

Чтоб согрелся. И он выпил. Милиционер называется. Фу! Целый стакан!

Я уж больше не могла, стала одеваться. Вдруг меня за локоть Ольга Ивановна схватила.

— Я не пойду на вокзал, — сказала она. — Других не зовите…

— Куда вы не пойдёте? — ничего не поняла я.

Из комнаты Анны слышался голос Витьки:

— Он же не знал… И поплыл. Я ему кричу: «Дяденька, не бойся! Здесь неглубоко…»

Витькин рассказ прерывается громом смеха. Потом говорит милиционер:

— И правда… Встал — а там по колено. Мелкота.

— Я не могу провожать, — продолжала свое Ольга Ивановна.

— Вовку? Почему не можете?

— Примета. Я Вовкиного папу проводила на вокзал… Эшелон ушёл, и больше Вовкиного папу я не видела.

Вовка в шинели, с чемоданом в руках выскочил из комнаты и побежал по лестнице, гремя подковками на сапогах. Получилось, что вроде мы договорились, чтоб уйти вдвоём. Я иду его провожать?.. А, всё равно! Провожу! Лишь бы не чувствовать запаха жареного мяса.