- Куда это я попала? - возмущённо поинтересовалась моя тётушка. - В психушку? С ума все посходили, что ли? Сначала Пенёк-Бутылёк проскакал по коридору как дикий мустанг, затем ты решил пройти сквозь меня, словно я облако. А сейчас джентльмен в бурнусе щиплет мою ногу, - не помню, чтобы меня хоть раз ущипнули после охотничьего бала в году тысяча девятьсот двадцать первом.

Видимо, её пылкая речь пробилась в затуманенное сознание Споуда и пробудила в нём элементарное чувство приличия, потому что он её отпустил, хоть и неохотно, и она поднялась на ноги, отряхивая платье.

- А теперь, - продолжала тётя Делия более спокойным тоном, - я требую объяснений, причём немедленно. В чём дело? Что вы тут затеяли? Кто, чёрт побери, завернулся в эту дурацкую простыню?

Я представил их друг другу.

- Ты ведь видела Споуда, когда приехала? Мистер Родерик Споуд, миссис Траверс.

Споуд выпутался из простыни, но голова его всё ещё торчала из картины, и тётя Делия с удивлением на неё посмотрела.

- Господи помилуй, зачем вы нацепили эту штуковину на шею? - спросила она, затем снисходительно добавила. - Нет, конечно, носите её, если хочется, но она вам не к лицу.

Диктатор не ответил. Он тяжело дышал. Сами понимаете, придраться к нему было нельзя, - на его месте я тоже пыхтел бы как паровоз, - но хрипел Споуд крайне неприятно, и мне это не нравилось. К тому же он пожирал меня глазами, и это мне тоже не нравилось. Лицо у него раскраснелось, а волосы (если б не увидел, никогда бы не поверил, что такое возможно) приподнялись над головой «как перья вспугнутой цесарки», - так однажды выразился Дживз о Кислятине Фотеренгейт-Фиппсе, который поставил кругленькую сумму на стопроцентного верняка и замер в ужасе, когда тот пришёл шестым на скачках в Ньюмаркете.

Я помню, однажды, во время вынужденного расставания с Дживзом, мне пришлось ненадолго взять камердинера из бюро по найму, и буквально через неделю он нарезался как свинья, устроил в квартире пожар и попытался искромсать меня кухонным ножом. Представьте, заявил, что желает увидеть цвет моих внутренностей, - глупее ему ничего в голову не пришло. Так вот, до сих пор я считал тот эпизод самым неприятным в моей жизни, но сейчас он отошёл на второй план.

Тип, о котором я вам рассказывал, был простым, наивным парнем, в то время как Споуд получил прекрасное образование и занимал определённое положение в обществе, но у меня не вызывало сомнений, что души их стремились к одному и тому же. Вряд ли им удалось бы сойтись в мнениях по любому поводу, но когда речь шла о цвете моих внутренностей, мыслили они одинаково. Правда, мой слуга считал, что исследование необходимо провести с помощью кухонного ножа, а Споуд, судя по всему, не сомневался, что можно ограничиться голыми руками, но в остальном их взгляды полностью совпадали.

- Я вынужден попросить вас удалиться, мадам, - прохрипел Споуд.

- Но я только что пришла.

- Мне необходимо надрать этому человеку уши.

Сами понимаете, он крупно ошибся, взяв подобный тон с тётей Делией. Чувство клановой солидарности, если так можно выразиться, развито у моей престарелой родственницы в лучшем виде, и, как я уже говорил, она души не чает в Бертраме. Её чело омрачилось.

- Вы и пальцем не тронете моего племянника.

- Я ему все кости переломаю.

- Даже не мечтайте. Какая наглость: Эй!

Резкий возглас, сорвавшийся с уст тёти Делии, было легко объяснить, так как Споуд, не обращая на её слова ни малейшего внимания, сделал резкое движение в мою сторону, ясно говорившее о его кровожадных намерениях.

Учитывая безумный блеск в его глазах, встопорщенные усы, скрежет зубов и сжатые в кулаки руки, данное движение должно было заставить меня отскочить в сторону с лёгкостью Нижинского, и если б диктатор бросился на меня несколькими минутами раньше, я, несомненно, упорхнул бы от него как птичка. Но я не шелохнулся. Не помню точно, скрестил ли я руки на груди, но, можете не сомневаться, на губах моих блуждала лёгкая, презрительная улыбка.

А дело в том, что коротенький слог «эй» сделал то, чего я не смог добиться в течение четверти часа, как ни напрягал свои мозги, а именно: выдернул, так сказать, затычку из фонтана памяти. Всё, что говорил мне Дживз, нахлынуло на меня приливной волной. Только что в моей черепушке была полная пустота, а в следующую секунду тот самый фонтан заработал как чёрт-те что. Со мной часто такое бывает.

- Минутку, Споуд, - спокойно сказал я. - Одну минутку. Прежде чем вы сделаете очередную глупость, хочу поставить вас в известность, что я всё знаю об Эйлали.

Это было бесподобно. Я почувствовал себя как один из тех деятелей, которые нажимают на кнопки и взрывают мины. Если б не моя непоколебимая вера в Дживза, я был бы потрясён тем, как доморощенный диктатор отреагировал на моё сообщение. К гадалке не ходи, его шарахнуло, лучше не придумаешь. Он отпрянул от меня, словно его кипятком окатили, изменился в лице, а во взгляде его отразились ужас и тревога.

Создавшаяся ситуация живо напомнила мне одно событие прежних лет, когда я учился в Оксфорде, и сердце моё было молодо. Однажды я прогуливался с девицей как-там-её по берегу реки, когда, откуда ни возьмись, здоровенная псина помчалась к нам на галопе, исходя истошным лаем и явно намереваясь истратить на нас запас своих сил. По правде говоря, я уже вручил свою душу господу и распрощался с тридцатью шиллингами, - ценой моих старых, добрых брюк, - когда девица с необычайным присутствием духа в последнюю секунду раскрыла свой японский зонтик прямо в морду зверюге, после чего та проделала три кульбита, поджала хвост и ретировалась.

Родерик Споуд не делал кульбитов и не поджимал хвоста, но выглядел он точь-в-точь как побитая собака, не сомневайтесь в этом ни на минуту. Сначала у него отвисла нижняя челюсть. Затем он прошептал: «Да?» Потом губы его искривились в жалком подобии улыбки, после чего он сглотнул шесть, - а может семь - раз, будто в горле у него застряла рыбья кость. И, наконец, он заговорил. А когда он заговорил, голос его напомнил мне самое нежное воркованье голубя, причем хорошо воспитанного голубя, которое я когда-либо слышал.

- Правда? - сказал он.