- Ох! - сказал он.

Наступило очередное молчание, причем весьма красноречивое.

- Простите, - сказал я, - мне нужно срочно отправить телеграмму.

- Можешь послать её по телефону из библиотеки, - предложила Медлин. - Я тебя провожу.

Она подвела меня к аппарату и ушла, сказав, что подождёт в холле, пока я закончу свои дела, а я дрожащей рукой схватил телефонную трубку, позвонил на почту и после коротких переговоров с телеграфистом (по совместительству, деревенским идиотом) начал диктовать ему следующее:

Миссис Траверс,

47, Чарльз-сквер,

Лондон.

На мгновение я задумался, собрался с мыслями, потом продолжал:

Глубоко сожалею, нет возможности выполнить твоё поручение re сама знаешь что. Атмосфера глубочайшего недоверия, и любая моя попытка заранее обречена на провал. Видела бы ты физиономию Бассета, когда он узнал, я племянник дяди Тома. Старикашка стал похож на посла, который застукал девицу в маске у сейфа с секретными документами. Прости, и всё такое, но номер не пройдёт. Целую

Берти

Затем я спустился в холл к Медлин Бассет.

Медлин стояла у барометра, который, если б у него были мозги, должен был бы показывать на «Бурю», а не на «Ясно», и когда я к ней подошёл, обернулась и посмотрела на меня с таким нежным участием, что душа у меня ушла в пятки, а по спине побежали мурашки. Мысль о том, что ненормальная девица разругалась с Гусиком и в любую минуту могла вернуть ему кольцо и подарки, вселяла в меня суеверный ужас.

Сами понимаете, как человек многоопытный, я твёрдо решил посоветовать ей бросить валять дурака и помириться с женихом как можно скорее.

- Ох, Берти, - произнесла она тихим дрожащим голосом, звуки которого почему-то напомнили мне бульканье пива, льющегося из бутылки, - тебе не следовало сюда приезжать!

По правде говоря, после интервью с Родериком Споудом и сэром Уаткином я придерживался того же мнения, но у меня не было времени объяснять, что я не свежим воздухом дышать приехал, и что если б Гусик не прислал мне SOS, я бы скорее повесился, чем подошёл к её дому на пушечный выстрел. Она продолжала говорить, глядя на меня с тоской во взоре, словно я был кроликом, которого с минуты на минуту должны были превратить в гнома.

- Зачем, зачем ты приехал? О, я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты скажешь, что любой ценой захотел меня увидеть в последний раз. Ты скажешь, что не сумел справиться со своими чувствами. Ты скажешь, что решил запечатлеть мой образ в памяти, чтобы он скрасил твоё одиночество. О, Берти, как ты похож на Руделя!

Это было что-то новенькое.

- На Руделя?

- Да, на сеньора Жофруа Руделя, графа Blae-en-Saintonge.

Я покачал головой.

- Прости, я с ним не знаком. Твой друг?

- Он жил в средние века. Жофруа был великим поэтом. И он полюбил принцессу триполийскую.

Я нерешительно преступил с ноги на ногу. Сами понимаете, когда девицы рассказывают любовные истории, они по своей невинности могут ляпнуть какую-нибудь двусмысленность.

- Он любил её долгие годы и, наконец, не смог с собой совладать. Он отправился в Триполи на корабле, и слуги снесли его на носилках на берег.

- Плохо перенес качку, что? - спросил я, не понимая, к чему она клонит. На море штормило?

- Он умирал от любви.

- Э-э-э, гм-м-м.

- Слуги доставили его к принцессе Мелисанде, и у него хватило сил только прикоснуться к её пальцам. Затем он умер у неё на руках.

Она умолкла и испустила вздох, начавшийся как минимум в районе пяток. Наступило молчание.

- Жуть! - воскликнул я, чувствуя, что мне необходимо хоть как-то отреагировать на её житейский анекдот, хотя, честно признаться, он в подмётки не годился анекдоту о странствующем торговце и дочери фермера. Само собой, может, я так и не думал бы, если б лично знал парня, который помер.

Медлин вновь испустила вздох от пяток.

- Теперь ты понимаешь, почему я сравнила тебя с Руделем. Как и он, ты приехал, чтобы в последний раз бросить взгляд на ту, которую любишь. Я тронута, Берти, и никогда этого не забуду. Я сохраню лишь сладостные воспоминания о твоём чувстве, которые всегда навевает завядший хрупкий цветок меж страниц старого альбома. Но мудро ли ты поступил, Берти? Не следовало ли тебе стиснуть зубы и покориться судьбе? Не лучше ли было бы сказать себе, что всё кончено в тот день, когда мы попрощались в Бринкли-корте? Зачем ты себя мучаешь? Мы встретились, и ты полюбил меня, а я призналась, что моё сердце отдано другому. После этого мы должны были расстаться навсегда.

- К гадалке не ходи, - согласился я. Сами понимаете, я имею в виду, она дело говорила. Если её сердце действительно принадлежало другому, дай бог, чтобы оно на том и утихомирилось. Бертрама это устраивало на все сто. Оставалось точно выяснить, так это было или нет. - Послушай, но Гусик прислал мне телеграмму, что вы: э-э-э: разругались в дым.

Она встрепенулась и бросила на меня такой взгляд, словно ей только что удалось разгадать последнее слово в кроссворде.

- Так вот почему ты приехал! Ты решил, у тебя появился шанс? О, Берти, Берти, мне так жаль: бесконечно жаль: - Её глаза-блюдца увеличились до размера тарелок и заполнились (так она сама наверняка выразилась бы) невыплаканными слезами. - Нет, Берти, у тебя нет шансов. Оставь всякую надежду, Берти. Не строй воздушных замков. Ты только причинишь себе ненужную боль. Я люблю Огастеса. Он моя половинка.

- Значит вы не поругались?

- Конечно, нет.

- Тогда какого ладана он написал «серьёзно поссорился с Медлин?»

- О, вот ты о чём. - Она вновь рассмеялась своим тошнотворным серебристым смехом. - Сущие пустяки. Очень глупая и забавная история. Совсем маленькое, ну просто крошечное, недоразумение. Я подумала, он флиртует с моей кузиной, Стефани, приревновала и повела себя как последняя глупышка. Сегодня утром Огастес мне всё объяснил. Оказывается, он всего-навсего вынимал мушку из её глаза.

По правде говоря, у меня были все основания разозлиться, потому что меня вытащили из Лондона бог весть куда без всякой надобности, но хотите верьте, хотите нет, я даже не расстроился. Наоборот, Бертрам чувствовал себя, лучше не придумаешь. По-моему, я уже упоминал что, получив гусикову телеграмму, затрясся от страха, опасаясь самого худшего. Когда же я получил информацию, так сказать, из первых рук, что дела между этой чумой в юбке и моим приятелем идут как по маслу, у меня словно гора с плеч свалилась.