На другой же день с утра Кирш бросил свои книги и отправился к князю Куракину.

Куракиных было тогда двое на видных административных постах. Один, князь Алексей Борисович, занимал место генерал-прокурора; другой, брат его, Александр Борисович, был пожалован при воцарении императора Павла вице-канцлером.

Павел Петрович в бытность свою наследником престола имел сношения через князя Александра Борисовича с масонскими ложами. Александр Куракин был сам посвященный масон, знакомый с так называемыми герметическими науками, человек безупречной жизни. Все знали его как вельможу, причем общий голос свидетельствовал о его доброте, отзывчивости и доступности.

Куракин принял Кирша, когда тот велел доложить ему, что желает видеть его по важному государственному делу.

– Ну, в чем дело? Что такое? – стал ласково спрашивать князь Александр Борисович, усадив Кирша и улыбаясь ему.

В последнее время он чувствовал себя не совсем здоровым, никуда не выходил и сидел, несмотря на лето, в городе, у себя в доме, который находился на площади, напротив Зимнего дворца.

Кирш рассказал все, начиная с поездки в загородный трактир. Он передал подробно князю, как Трамвиль просил отвезти в Зимний дворец письмо с пятью латинскими буквами вместо адреса, передал свой разговор с арапом Мустафой и с серым человеком.

Куракин выслушал внимательно и переспросил, когда Кирш замолчал:

– Неужели он так и велел вам сказать: «Он жив в сыне»?

– Да! – подтвердил Кирш.

– Этому арапу?

– Да!

– Странно! – покачал головой Куракин.

– Мне тоже, – сказал Кирш, – показалось это странным, что у них такой лозунг, имеющий важное таинственное значение.

– А вам разве известно оно?

– Не вполне точно, князь, но в общем я, кажется, предугадываю его смысл по тем книгам, чтение которых составляет мое любимое дело.

– Вы читаете такие книги?

– Да.

– А сами не посвящены? Не имеете еще масонской степени?

– Нет, я только ищу ее!

Князь Куракин замолчал и задумался.

– Очевидно, – проговорил он наконец, – случай заставил вас попасть в хитрую интригу, затеянную довольно смело и дерзко. В том, что она существует, я не сомневался и видел уже по некоторым данным ее действие.

– Вот именно! – подхватил Кирш. – Этот серый человек без обиняков сказал мне, что все идет отлично, потому что с каждым днем теряют и теряют свое значение при дворе такие лица, как вы Очевидно, в их расчетах удалить от государя всех искренне преданных ему, честных людей!

– И к сожалению они добьются своего.

– Но кто «они»?

– Не знаю! Я знаю только, что государю нет удачи в окружающих его людях! Насколько была счастлива в выборе своих помощников покойная императрица Екатерина, настолько император Павел Петрович несчастлив. Россией около ста лет правили женщины; двор, а за ним и все общество, до того привыкли к этому, что им трудно испытывать теперь строгость твердой мужской власти. А проявление ее было необходимо для нас: ведь дошло до такой распущенности, что в присутственные места чиновники вовсе не ходили, а гвардейские офицеры ездили в каретах, грея руки в собольих муфтах. Павел Петрович деятельно и энергично принялся за дело правления. Посмотрите ряд указов, изданных им: один другого замечательнее; нет отрасли народного хозяйства, нет части государственного управления, о которых он не подумал бы! Он первый выказал заботы о крестьянах. К сожалению, мы, дворяне, воображаем, что Россия только для нас, и заботимся лишь о своих интересах; о своих интересах заботятся также и придворные, мечтающие только о наградах и о своей карьере, и военные, недовольные тем, что отняли у них муфты и заставили их служить по-военному. Возле государя нет людей, которые точно и толково исполняли бы его распоряжения; последние истолковываются вкривь и вкось или умышленно, или по непониманию переиначиваются. Много-много лет пройдет, пока оценят Павла Петровича и воздадут ему должное, отличат его дела и распознают главное от не главного, а пока это главное будет затемнено сплетнями, нелепыми рассказами и интригами вроде той, случайная сопричастность к которой привела вас ко мне. В данном случае, очевидно, тут не без иностранного влияния. Вы говорите этот Трамвиль – француз, ехавший прямо из-за границы?

– Да! – сказал Кирш. – Тем более что тот же маркиз де Трамвиль просил отвезти какие-то документы на английскую яхту, пришедшую недавно в Петербург и остановившуюся на Неве.

– Ах, на яхту этой таинственной леди...

– Гариссон, – подсказал Кирш. – Но удивительно, что они пользуются в своем обиходе мистическими словами масонского девиза. Не может быть, чтобы они оказались членами какой-нибудь масонской ложи.

– Отчего вы так думаете? – живо спросил Куракин.

– Оттого, что, насколько я представляю себе масонов, это – люди высшей нравственности, отнюдь не способные на недостойную интригу.

– Вы правы, – согласился Куракин, – масоны тут ни при чем.

Простой, ласковый и общительный разговор князя Александра Борисовича и его приветливое обхождение очень нравились Киршу. Он нисколько не жалел, что пришел к нему.

– Скажите, пожалуйста, – спросил его между прочим Куракин, – отчего вы обратились именно ко мне, а не к кому-нибудь другому?

– По этому поводу со мной произошел довольно странный и редкий случай так называемого раздвоения, – ответил Кирш; – вчера, вернувшись из придорожного трактира, я сел за книги, думая предаться чтению, но мысли мои были, очевидно, заняты утренним происшествием и работали помимо меня. Я просидел до вечера, напрягая свое внимание, и в сумерках увидел, будто бы сам сижу перед собой и разговариваю со своим двойником. В этом разговоре мне было подсказано, чтобы я шел к вам.

– Это очень интересно! – сказал Куракин. – Я знаю несколько случаев раздвоения, происшедших даже на расстоянии, но мне приходится в первый раз слышать, чтобы человек видел сам себя так, как вы! С вами часто случается это?

– Это было со мной в первый раз.

– Вы, вероятно, в этот день ничего не ели или, по крайней мере, очень мало?