Итак, мы снова пробирались по проклятому первобытному лесу, следуя за призраком дороги, которая лишь иногда шла в том же направлении, которое было нужно нам. Она петляла от одной поляны до другой. Вероятно, когда-то, ещё до восстания Госпожи, после которого мир изменился навсегда, здесь находились стоянки с постоялыми дворами вдоль торгового тракта.

Вот эти поляны нам доставляли неудобство.

В лесной чаще мы были прикрыты сверху. Открытое пространство выставляло нас напоказ всем врагам.

Так что были потенциальной смертельной ловушкой.

Я завтракал с нашим командным составом и ветеранами Чёрного Отряда. Это благословенная дорога, по которой мы прошли уже больше сотни миль, вознаградила некоторых из нас настоящей паранойей.

— Что-то давненько никто не пытался нас прикончить, — нервно заявил Одноглазый.

— О чём там скулит этот хрен? — спросил его вечный оппонент Гоблин.

— Не понял, — уточнил я: — Ты жалуешься или жалеешь, что тебя не пытаются грохнуть?

Началась недолгая безумная свора, во время которой одна половина собравшихся пыталась доказать другой, что, не чувствуя дыхания преследователей в районе копчика, мы становимся беспечными и можем угодить в засаду, и тогда нам точно наступить звиздец.

Я не стал поддерживать ни одну из сторон, поскольку спор не имел смысла. Проведя большую часть жизни с этой бандой, я уже не удивлялся никаким теориям заговора и откровенному бреду.

Просто на фундаментальном уровне есть твёрдая аксиома: на свете точно есть те, кто хочет нашей смерти. Они будут всегда. И даже сейчас посреди леса в этом не было никаких сомнений. Однако кое-кто из нас возвёл эту аксиому в ранг религии Чёрного Отряда.

Ильмо вернулся с докладом. Сержант как обычно возглавлял передовой дозор, он же — группа первопроходцев для расчистки дороги:

— Дорога снова улучшается.

Леденец, страдавший из нас самой сильной паранойей, уточнил:

— Она отремонтирована?

— Нет. Просто меньше кустарника.

Видимо, в зависимости от того, кто строил тот или иной участок, состояние дороги значительно различалось. Единственное отличие было в том, что некоторое время мы могли двигаться чуточку быстрее, и меньше уставать на расчистке.

«Мы» в смысле в целом Отряд. Я‑то лапы тяжёлым трудом не мараю.

Наше начальство, а именно Лейтенант с Леденцом — отправились взглянуть. Я не попёрся с ними, предпочитая не выполнять ненужных упражнений. Кроме того, Душечка дописывала для меня историю их с Вороном приключений, проходивших отдельно от Отряда. Вряд ли ей хотелось вспоминать те времена, в первую очередь, потому что напоминало о Вороне — её первой, ныне ушедшей, любви.

В этот момент снова появился Ильмо со словами:

— У меня снова тоже предчувствие.

— Держись от меня подальше, вдруг это заразно.

— Ха-ха, умная жопа.

Душечка спросила жестами:

— Что за предчувствие? — Она глухонемая, но в совершенстве читает по губам.

— Тоже предчувствие, когда должна случиться какая-нибудь хрень и мы попадём в задницу.

Я знаю Ильмо вот уже двадцать лет. Такого с ним не было никогда.

— Кто ты? Куда ты дел моего друга?

— Эй! Я попросил бы…

— Да не заводись ты… — Ну, возможно, у него и были какие-то там предчувствия, но раньше он никогда никому об этом не трепался. Если кто-то в нашей шайке-лейке выскажет какую-нибудь пророческую хреновину, которая ещё и позже не сбудется, тебя будут стебать по этому поводу годами, ещё и кличку дадут, вроде Хренокасандры. — Ну, и что там?

— Нет добычи.

Половина дозора уходила в качестве охотников. Чем дальше в лес, чем дальше мы отдалялись от границ империи Госпожи, тем медленнее мы двигались, нарушая наши ожидания при выходе из Трубы, и тем больше приходилось выживать на подножном корме.

— И дело не только в оленях и кабанах, — сделав паузу продолжил Ильмо. — Вся живность пропала. Белки, кролики, индюшки. Вся, которая не летает. Птицы ещё попадаются, но на самых верхушках деревьев.

Странно, но со временем всё необычное становится всё более привычным.

Ильмо был прав насчёт дороги — она стала лучше. К тому времени, как мы встали на ночлег, не на открытом пространстве, наши первопроходцы добрались до мест, которые вообще не требовали расчистки. Но тут пропали даже птицы, и наши собственные вьючные животные крайне неохотно желали идти вперёд.

На следующий день Ильмо час от часа мрачнел всё сильнее.

Это с ним случалось, когда он считал, что все идёт слишком хорошо. На его взгляд это был верный признак того, что вот-вот случится огромный звиздец.

Я легко засыпал, спал долго и крепко, и мне не приходилось бегать отлить больше одного раза за всю ночь. Насколько помню, Госпожа ни разу не вторгалась в мои сны.

Кое-кто из наших гопников, Трепач и иже с ним, как настоящая сволочь, поднялись спозаранок и с утра пораньше рванули вперёд. Очевидно, там было что-то, о чём стоило волноваться. Они ушли дальше дозора и вернулись с докладом, что наткнулись на какую-то странную хреновину.

Опять.

Гопники в своём стиле. Мда. С момента выхода из Трубы дисциплина неуклонно падала. С каждым днём усиливалось нытьё с жалобами на походную жизнь. Мы просто шли вперёд, сражались с природой, прятались от Взятых и кормили насекомых. И так день за днём, неделя за неделей, теперь уже месяц за месяцем. У нас даже были дезертиры, посреди растреклятого леса!

Основная проблема была в том, что никто толком не знал, куда мы направляемся. Просто драпаем от Взятых и из империи Госпожи — оттуда, где нам больше не рады, и попутно пытаемся выжить.

В конце концов, пришлось вставать и запрягать кобылу, чтобы сдвинуть медицинскую повозку с места.

На самом деле сразу было трудно сказать, во что мы вляпались теперь, потому что дорога была перегорожена трёхметровым валом, который начинался в паре метров от границы леса. Дорога сворачивала влево, проходя у самого основания вала. Лес обрывался внезапно, словно был отрублен ударом меча. Вал, насколько я мог видеть, а это было не очень далеко, протянулся в обе стороны.

Я слез с фургона и направился к начальству, и как раз вовремя, чтобы услышать вопрос Лейтенанта:

— Ну что? Гоблин? Одноглазый? Какие мысли по поводу этой геометрической фигуроёвины?

Всех напрягала мгновенная и очень ровная граница леса без подлеска. Никто из наших даже самых буйных отморозков не осмелился показать из него носа.

— Это магия, — заявил Одноглазый.

— Без тебя вижу. И всё сразу стало понятно, да? — хмыкнул Лейтенант. — Услышу всю эту мудрую мутотень, налеплю серебряную звёздочку на жопу и мгновенно отправлюсь в Домик счастья миссис Хэтти в Розах. А, можно за половину той звёздочки получить обслуживание качеством повыше?

Это был очень заковыристый способ дать понять Одноглазому, что он никак не помог.

Колдун с недоверием уставился на Лейтенанта. Все в пределах слышимости застыли с открытыми ртами.

Должно быть, Лейтенант был в страшном стрессе. Это была одна из самых длинных речей, которую кто-либо от него слышал. Даже Одноглазый, который не лез за словом в карман, особенно за глупостью, охренел.

Замечательно. Так-то мелкий говнюк мало впечатлительный.

Гоблин мгновенно увидел возможность сильнее подковырнуть своего оппонента:

— Я пойду осмотрюсь, босс, — и гусиным шагом дошёл до вала, а затем и взобрался наверх. Оказавшись там, он замер, уставившись в одну точку, словно не мог поверить своим глазам.

Следующим, кто нашёл в себе смелость выйти из леса, была Душечка — наш талисман и самое ценное секретное оружие.

И понеслось. Ни один уважающий себя парень, не мог позволить девушке быть храбрее. Всё пришло в движение. И ваш летописец, и хранитель летописи — то есть я, Каркун — в том числе. Хотя и оказался в числе последних, так как был на девяносто процентов уверен, что, прежде чем я заберусь туда, услышу крик, что Взятые летят.