– Он ничего вам не говорил?

– Мистер Смит? – переспросила Констанс.

Браун кивнул.

– Нет, мистер Браун. К сожалению, он ничего мне не говорил. Когда начали распространяться слухи о том, что у него неприятности, я решила попытаться найти его. Я подумала о том, что смогу как-то помочь ему. Почему вы так смотрите на меня?

– Как смотрю?

– Так, будто я угрожаю национальной безопасности.

– Именно это я и подумал. – Он продолжал поглаживать бакенбарды. – Вы помолвлены с другим мужчиной, не так ли?

– Да, но в сущности…

– А до помолвки вы были гувернанткой?

– Да, но…

– Итак, ваш жених позволил вам уехать одной и забраться в горы под таким дурацким предлогом, как поиски другого мужчины?

– Нет! Это совсем не так! – Констанс судорожно сжала руки. – Он не знает, где я.

– Ваш жених?

– У меня нет жениха, мистер Браун. У меня так же нет мужчины, как у вас нет женщины.

Сказав это, она тут же поняла, что совершила ошибку. Глаза Брауна сверкнули, и медленная улыбка пробежала по его губам.

– Вы знаете, что я ничего не имела в виду… – Констанс сделала глубокий вдох, глядя на вершины гор, над которыми плыли облака, на свежую зелень лужаек и пурпурные и желтые осенние цветы. – Боже, как здесь красиво!

– Да, здесь красиво.

Она повернулась к Брауну. Улыбка уже исчезла с его лица.

– Сэр, прошу вас. Вы хотя бы представляете, где можно найти мистера Смита?

– Нет.

– Нет?

– Именно так.

– Значит, я проделала весь этот путь Напрасно?

Браун пожал плечами.

– Кто знает. Не хотите ли чаю с булочкой?

Констанс не могла не улыбнуться:

– Благодарю, мистер Браун. Это было бы хорошо. Но прежде позвольте спросить вас…

– Спрашивайте все, что хотите. Я могу не на все вопросы ответить, но вы можете спрашивать обо всем.

– Что задумал мистер Смит? Ему грозит опасность?

– Я ничего не скажу вам о его делах. Я не имею права на это. Было бы неразумно думать, что ему ничто не грозит. Неразумно.

Констанс на мгновение закрыла глаза.

– Спасибо.

– Значит, чай?

– Да, чай, – подтвердила Констанс.

Он подал ей руку, а другой подхватил ее сумку.

Они расположились на половине прислуги. После чаепитий в Гастингс-Хаусе и Сандринхеме чай на кухне был отдохновением, здесь она могла быть сама собой. Но к сожалению, все судили о ней как о непредсказуемой женщине с Юга Америки. Она пустилась через всю Англию на поиски исчезнувшего мужчины, который даже не был ее женихом. Но даже скупые факты, изложенные Брауном, требовали от нее действий.

Констанс не могла разобраться, какой внутренний порядок подчинения существует у прислуги королевской кухни, помимо их бесспорного почтительного послушания мистеру Брауну, похожего на то, какое бывает обычно в доме эсквайра. Браун, проведя ее в кухню, усадил в особом углу и тут же сам занялся приготовлением чая. Он совершал этот ритуал с такой же мрачной торжественностью, с какой готовятся в церкви к церемонии причастия.

– Чай для королевы, – прошептала пожилая служанка в кружевной наколке со странными свисающими лентами.

Лишь после того, как Браун покинул кухню, среди прислуги начался свободный разговор. Констанс с удовольствием прислушивалась к их речи, к мягкому певучему говору, к их общей доброжелательности, столь характерной для горцев Шотландии. Несколько слов было обращено и к ней. Она заметила, как старательно и медленно они их произносили, заботясь о том, чтобы она их поняла.

Несмотря на каменный пол в кухне, в ней было удивительно тепло и уютно.

– Значит, вы ищете Смита? – спросила ее матрона в кружевной наколке с лентами. Констанс кивнула. Женщина опустила глаза. – Он хороший человек, этот Смит.

– Да, он хороший человек, – осмелев, согласилась Констанс. – Вы его видели здесь в последнее время?

Женщина собралась было ответить ей, как кто-то из помощников садовника громко прищелкнул языком.

– Я не помню, – ответила женщина, но столь неубедительно, что стало ясно: она не только видела мистера Смита, но запомнила, как он был одет и погоду в тот день.

– О, понимаю. – Констанс осторожно отщипнула кусочек булочки.

– А зачем он вам нужен? – спросила молодая горничная. Ей было не более семнадцати. – Браун сказал, что вы помолвлены с сыном богатого герцога.

Все, что могла сделать Констанс, – это отрицательно замотать головой. Она и сама теперь удивилась, какая сила заставила ее бежать в Шотландию. Мысль об этом теперь казалась ей абсурдной, даже смешной. Констанс Ллойд, бывшая гувернантка, в последнюю минуту вдруг взяла и сбежала от роскоши Гастингс-Хауса и от человека, который ее любил, или по крайней мере верил, что сможет полюбить, который готов был дать ей богатство и титул. Для чего она это сделала? Чтобы теперь сидеть на кухне королевского замка и надеяться вопреки всему, что ей удастся заслужить любовь валлийского фабриканта Джозефа Смита?

И это она называет спасением?

Ее плечи невольно затряслись от смеха. Слуги переглянулись. Они немало нагляделись на всякие странности под этой крышей за те пятнадцать лет, когда сюда стала приезжать королева Виктория. Да и они сами, и королевская свита тоже люди не без странностей.

– С вами все в порядке, мисс Ллойд?

Бессонные ночи и тревога за Джозефа вконец измотали Констанс. Она была в чужой стране и искала человека, который не хотел, чтобы его нашли. Смех невольно перешел в слезы.

Все бесполезно и совершенно безнадежно.

– Мисс? Может, вам дать глоток виски?

Ей это показалось особенно смешным – в минуту полного отчаяния она пьет виски. В памяти чередой проплыли воспоминания, сменяя друг друга: война, сын старой миссис Уизерспун, продавший все состояние за американское виски. Возможно, для старого доброго Тревиса Уизерспуна в этом поступке было что-то особенное? Эта мысль снова заставила Констанс рассмеяться сквозь слезы. Настоящие слезы.

Констанс уже не могла остановиться. Все, что копила в себе за все эти годы, вырвалось наружу: запах смерти во дворе родного дома; выстрел в шею американскому солдату; страдания от морской болезни на пароходе по пути в Англию; чувство страха и ужаса, которое она постоянно подавляла в себе, опасаясь по ночам за свой рассудок.

Теперь это уже ничего не значило.

В кухне слышалось движение, шарканье ног по каменному полу, но она ничего не видела вокруг из-за слез, затуманивших глаза. Кто-то подал ей носовой платок, а потом еще второй, когда первый промок насквозь. Над ее склоненной головой в кухне что-то говорили, причем все одновременно, ничуть не заботясь о том, что она может услышать. Но Констанс было все равно. Даже если бы она попыталась сделать это, то в ее состоянии она едва ли разобрала бы их взволнованную речь.

– Успокойтесь, мисс. – Кто-то потрепал ее по руке.

– Дело в том, – промолвила Констанс упавшим голосом, словно продолжала прерванный обычный и нормальный разговор, – и это самое ужасное, что я люблю его, но я не знаю, где он, что с ним, жив ли он, здоров ли, болен. Если бы я только знала! Если бы мне что-нибудь сказали о нем, я бы тут же уехала.

На кухне внезапно воцарилась странная тишина, но Констанс не замечала этого. Она теребила край мокрого носового платка и разговаривала словно сама с собой.

– Я не видела его с того времени, как мы были в Сандринхеме, и не представляю, как я смогу жить, не зная…

Кто-то положил ей руку на плечо.

– Моя дорогая девочка.

Констанс подняла голову и выпрямилась. Она вдруг поняла, что слуги удили 309стр.

– Я не думал, что у вас такие глубокие чувства к Гастингсу, – промолвил мужской голос.

Он показался ей знакомым. Когда туман слез перестал заслонять глаза, она увидела перед собой принца Уэльского.

– Ваше высочество! – Констанс поднялась и тут же присела в глубоком поклоне.

– Моя дорогая, когда кругом никого нет, вы можете говорить мне «сэр». – На принце был его обычный костюм, от которого на сей раз пахло жареной говядиной.