— На сей раз обойдёмся семью швами, — объявил я ей. — Если задержишься с нами чуть подольше, будешь вся в шрамах как лоскутная кукла.

Она вымученно улыбнулась в ответ:

— Вы разве забыли, док, как меня назвали?

— Да? А. Ну да. Согласен. Хотя, это как посмотреть. Возможно, что ты не так уж неудачлива. Могло быть и хуже, а эта царапина весь ущерб…

Она оглядела лазарет Стервы. Её брата не было поблизости. Примечательный факт. Обычно он не спускал с неё глаз.

— Вы правы, — потом после паузы: — Мы можем навлечь несчастье на вас и на корабль.

— Добрые дела редко остаются безнаказанными, — Я закрепил на ней шейную петлю для подвеса руки. Мелькнуло подобие улыбки. — Я сделаю потуже, тебе какое–то время нельзя двигать рукой. Кстати, где твой брат? Мне нужно объяснить ему, как за тобой ухаживать.

В этот раз промелькнуло беспокойство.

— Не знаю. Этот придурок полез на ванты, чтобы было получше видно бой.

По условному знаку появились наши двое ветеранов Масло с Ведьмаком, тащившие на себе носилки с пропажей, с которых капала морская вода.

— Господин Сайлус резко принял влево, чтобы дать нашим носовым баллистам лучший ракурс обстрела по миновавшей нас пиратской шхуне. Этот идиот сидел на грот марс–рее и соскользнул. Потом ударился о грот–рей и упал за борт. Мы только что его выловили.

— Стало быть не такой уж невезунчик.

— Ни хрена себе. Да ещё никому на планете так не везло! — объявил Ведьмак.

— Не правда, — ответил Масло. — Ведь ты стал лучше жрать с тех пор, как господин Тупица взошёл на борт.

— И точно. Избаловались мы. Отожми–ка его Каркун и собери в кучу, а то скоро его вахта на камбузе.

Несмотря на боль сестрица Путника захихикала.

Скрипучая Стерва покинула конвой в створе пролива Вермута, в котором начинался длинный путь к Морю Мук. Было бы разумно с нашей стороны избегать этих вод, кроме того в морях Империи не существовала проблема пиратства. Госпожа не терпела никаких преступлений на подконтрольной территории, кроме собственноручных.

Мы встали на якорь в Кадифе в ожидании обратного конвоя на север.

"Интересно, насколько глупыми должны быть пираты, чтобы повторить нападение?"

Вероятность была ничтожна, но я отлично осознаю, что самым распространённым продуктом акта творения Мира стала Глупость.

Вечером того же дня после морского сражения Душечка застала меня за приборкой в лазарете. С нею, как обычно, явился Молчун. Оба выглядели отчего–то встревоженными, но непонятно, чем именно.

Душечка просигналила мне: "Молчун во время боя кое–что заметил". Она специально показывала всё медленно и чётче, чем обычно. Она хотела, чтобы я всё понял предельно правильно.

Молчун тоже старался изо всех сил на языке глухонемых: "Прямо после того, как корабль качнулся, поворачиваясь и Невезунчик искупался, я кое–что заметил в небе на северо–западе.

По моей спине пробежал холодок.

— Может это был крупный орлан–рыболов. Но… так далеко в море…

Оставаясь параноиками, мы рискуем меньше.

— Вы сказали Леденцу и Лейтенанту? — оба покачали головами. Душечка чуть покачала одной рукой.

Начальство чаще прислушивается ко мне. Даже самые достойные парни часто воспринимают инвалидов как умственно неполноценных.

— Я доложу.

В обратный путь в Трубу и к северным портам собралось четырнадцать торговых кораблей. Скрипучая Стерва бросила якорь в порту.

Глупость неизлечима.

Очередные пираты совершили налёт. Мы снова оставили много вдов и сирот. На этот раз сестра Путника удержала его в трюме. Не позволила ему снова проверить удачливость. Несмотря на это паренёк умудрился подвернуть лодыжку во время резкого поворота Стервы.

Мы вернулись в Трубу чрезвычайно довольные собой. Наши наниматели были довольны нами не меньше. Они доказали это, отсыпав нам несколько вёдер денег, и тут же предложили ещё один трудный фрахт.

И вот я, свободный от вахты, беззаботно наслаждаюсь первоклассным сном. Не нужно вправлять и ампутировать конечности, никого зашивать и греть масло для обеззараживания ран. Никаких забот, только спать.

В моё левое плечо впился раскалённый ледоруб, лезвие отскочило от лопатки. Боль была адской, я начал просыпаться…

И очутился лицом к лицу с самой прекрасной женщиной на свете, с которой когда–либо сталкивала меня судьба. Да, с Ней самой. С Госпожой из Чар.

Издав последний вздох, я утонул. Потерялся, стал жертвой восхищения, рабом древнего приворота… и вместе с тем был сжат в сокрушительных объятьях безграничного ужаса.

Она нас выследила. Меня. Каркуна, летописца, и некогда её личного пленника.

Я, её пособник в давнем убийстве, снова привлёк её внимание.

В этих клочках призрачных воспоминаний не было ничего радостного. Позднейшая попытка восстановить подробности была похожа на обзор жаркой игры по переписке двух незнакомцев, разделённых завесой из лёгкой дымки. Но постоянно оставалось смутное подозрение, что когда–то давно между ними была некая эмоциональная привязанность.

Я никак не мог справиться с этой частью своего эго, которая верила, что некогда мы были любовниками.

Эта напасть длилась недолго, почти мгновение, оставаясь беззвучным, и исчезла бесследно, так что на следующее утро я уже не был уверен, что мне это не померещилось во сне. Может её и не было? Была ли это попытка с её стороны пойти на контакт? Боль от ледоруба пропала как не бывала. Может я просто эмоционально искушаю сам себя?

Проклятье. Я взрослый мальчик, который скоро превратится в старика. Нет повода впадать в безумие или в одержимость, как бы ни был красив павлиний хвост. И тем не менее, я уже был одержим и вероятно это случится вновь.

Безмолвно исчезая, она послала мне воздушный поцелуй.

Явившись на завтрак, я обнаружил, что все обсуждают слух о пролетевшем ковре во время нашего последнего боя. Я попытался узнать источник слуха, но не преуспел. Половина парней не помнила, от кого первого они услышали эту новость.

— По–видимому, как и большая часть наших сомнительных божеств, данный слух самозародился, — отрапортовал я Лейтенанту. — И всё же мы должны отнестись к нему с полной ответственностью. Им точно известно, где мы. — Тут я поведал о ночном видении.

— Уверен, что тебе не приснилось? Не внушил себе ничего такого от вожделения?

— Даже на кошмар не похоже. Она всего лишь должна понять, что мы не сбили её со следа.

— Мда. Ладно. Когда пойдёшь в лазарет, передай Гоблину, Одноглазому и Леденцу, что мне понадобятся их мозги.

Хранитель–летописец был свободен. Так точно! Всегда готов услужить начальству, если оно не желает что–то записывать.

Не упустите замечательный шанс! Одноглазый и Гоблин с Леденцом были на борту, и двое из трёх были трезвы как стёклышко. Причём пьяным оказался не один из колдунов.

После нашего успеха на море, я прикинул, что пираты пересмотрят свои взгляды на прелести земледелия и рыболовства как источник пропитания. Ни одна экономика, живущая за счёт естественных ресурсов, даже самая отвязная, не способна выдержать такой удар по рабочей силе и продолжать в том же духе.

Однако… наши достойные наниматели поддались головокружению от успехов, словно наслушавшись песен сирен. Пока собирался новый торговый конвой, кому–то из Совета шарахнула в башку гениальная мысль. А почему бы Чёрному Отряду на Скрипучей Стерве не захватить Покатосы?

Во время очередной перевязки и осмотра Неудачница внезапно выпалила:

— Не делайте этого!

— А?

— Не преследуйте островитян.

— А? — я настойчив.

— Знаю, вы думаете я ещё ребёнок, но… всё равно не ходите туда. Если отправитесь, все погибнете.

— А? — Так вот о чем, блин, речь!? Во–первых, она права. Она ещё ребёнок. С другой стороны, во–вторых, возможно со склонностью к предсказаниям.