Поэтессу Тамару он так и не нашел. Зато потерял свой кивер. Спрашивается, кого теперь искать в первую очередь? Тамара грозила утопиться. А если кивер не отыщется, вахмистр Глотов, этот зануда, его до смерти замучает. Будет ходить по пятам и клянчить: где? да где? И что еще более неприятно - все равно потом из жалования кругленькую сумму вычтут.

   "Не найду кивер - застрелюсь, - думал Ржевский. - Нет, лучше Глотова застрелю. Кому-то ведь надо его застрелить. Всем тогда будет счастье. Все будут рады. Особенно майор Гусев. Глотова - в гроб, меня - в кандалы и в Сибирь. Красота... Нет-с, господа хорошие, кукиш вам с маслом!"

   Ржевский почти не сомневался, что его кивер лежит сейчас под кустом ежевики у Сонечки в саду. Надо бы вернуться и проверить. А Сонечкина мать? Вдруг он на нее наткнется, и она признает в нем недавнего утопленника? Ржевский терпеть не мог скандалов, если они исходили от женщин. Особенно, от чопорных дур.

   "В мундире мне там появляться опасно, - решил поручик. - Значит, нужно замаскироваться".

   Он встал с кровати и, опоясав чресла полотенцем, вышел за дверь.

   Во дворе хозяйка, Авдотья Ильинична, развешивала по натянутой меж двух столбов веревке его только что выстиранные доломан и штаны. При этом она вставала на мыски, вытягивая вверх свое тщедушные мощи, пыхтела, кряхтела, теряла равновесие и хваталась за веревку, чтобы не упасть.

   - Веревку бы пониже натянули, Ильинишна, - сказал Ржевский, подходя к ней.

   Старуха повернулась к нему. Лицом она была вылитая Баба-Яга. Оно, ее лицо, выглядело так, словно жизнь с малых лет сжимала ей голову щипцами для колки орехов, но так и не расколола до конца.

   - Батюшка вы мой! - заголосила Авдотья Ильинична. - Что ж вы ходите-то раздетый? Смущаете меня, горемычную. Пожалейте, голубчик. Сердце у меня не каменное.

   - Ладно, ладно, Ильинишна, не причитай. Шмотки мои еще не высохли?

   - Да когда же, милок, только вывесила.

   - Нет ли у вас на меня какой-нибудь штатской одежды?

   - В чулане, милок. Что от деда моего хромоногого осталось - все ваше. Как удрал он от меня в соседнюю деревню к Прасковье-потаскухе, я уж пятый год все его пожитки храню. Вдруг, думаю, назад приковыляет, ирод окаянный. Но ежели вам нужно, носите на здоровье. - Старуха стала шарить по себе дрожащими руками. - Ключ только найду. Обождите, голубчик. Куда ж я его засунула...

   - Может, вам помочь?

   Авдотья Ильинична завертела бедрами, обалдев от такого предложения. Длинный нос ее задергался, нижняя губа отвисла.

   - Помогите, касатик. Совсем в карманах своих запуталась.

   Поручик вдруг понял, что шарить по карманам старухи ему что-то не очень хочется.

   - Ничего, я не спешу, - сказал он, отводя руки за спину.

   Старуха испустила вздох разочарования. Тут же сняв с шеи связку ключей, она отцепила один и протянула его поручику.

   - Вот вам от чулана.

   - Благодарю.

   Старуха подставила щечку.

   Ржевский похлопал ее по спине и пошел обратно в дом. На крыльце, забывшись, сдернул с бедер полотенце, забросив его себе через плечо.

   От этой картины Авдотья Ильинична едва не хлопнулась в обморок и повисла на веревке. Лощеные ягодицы поручика один в один напомнили ей блаженной памяти зад ее сбежавшего супруга.

   Глава 10

   Русский человек на рандеву

   В чулане Ржевский разжился пыльными штанами темного цвета, холщевой рубахой с поясом, дырявым халатом, шарфом, в нескольких местах изъеденным молью, соломенной шляпой и драными лаптями. Напялив все это на себя, он прихватил стоявший в углу костыль и спустился вниз. В таком виде он мог бы спокойно провести остаток дня (если не всю жизнь) на паперти и неплохо заработать. Но поручик не собирался просить милостыню. Его цель была куда более благородной: он хотел вернуть себе кивер, забытый в саду у Сонечки.

   До нужного дома Ржевский добрался без особых приключений. Попадавшиеся навстречу прохожие сторонились сгорбленного старика в надвинутой по самые брови шляпе, хрипло кашляющего в намотанный до самого носа шарф и делающего страшные глаза всякий раз, когда кому-либо вдруг приходило в голову встретиться с ним взглядом.

   У ограды Ржевский огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, перемахнул в сад. Снова осмотрелся и прислушался. Не заметив ничего подозрительного, осторожно двинулся вперед, к пруду.

   Ему не сразу удалось отыскать куст, из-за которого он не так давно выслеживал Сонечку.

   - Насажали ежевики, - ворчал он, обследуя один куст за другим. - Чтоб вас пропоносило!

   Наконец, кивер нашелся. Ржевский любовно провел ладонью по торчавшему стрелой перу, с трудом подавив желание выкинуть к чертям собачьим соломенную шляпу, что была у него на голове, и надеть вместо нее гусарскую фуражку.

   - При кивере и в лаптях, - усмехнулся он. - Хорош бы был вояка!

   Неожиданно неподалеку раздались голоса. Поручик притаился и вскоре увидел Сонечку в компании некоего молодого человека в очках. Они направлялись через сад к пруду. Молодой человек был весь багровый, как будто лицо его обмакнули в ведро с красной краской. Заикаясь и заламывая руки, он горячо твердил:

   - Софья Андреевна, подождите. Не исчезайте, умоляю. Выслушайте.

   - Я слушаю, слушаю, - строго отвечала девушка, не поворачивая головы.

   - К чему ваши сомнения, Софья Андреевна, ведь вы же знаете, как я вас... я вас...

   - Что - вы меня? - передразнила Сонечка, внезапно резко остановившись, отчего молодой человек нечаянно налетел на нее и, чтобы устоять на ногах, был вынужден упереться руками ей в грудь.

   Сонечка немедленно отвесила ему звонкую пощечину, впрочем, весьма иллюзорную. Но молодой человек все равно жутко побледнел, схватившись за щеку с таким видом, как будто ему только что вырвали зуб.

   - Софья Андреевна, - чуть не плача пролепетал он. - Я не хотел. Ваша грудь... я нечаянно. Видит бог! Простите, я не хотел.

   - Ах, Петр Григорьевич, Петр Григорьевич, какой вы, однако... Я вас, быть может, за то и ударила, что ничего-то вы не хотите.

   - То есть? Как это?

   Сонечка с сожалением взглянула на него, глубоко вздохнув.