Annotation

© Василий Бетаки, 2011 © Издательство Munchen, ImWerdenVerlag, 2011 Munchen,

Inh. Andrey Nikitin-Perensky Paul-PreuS-Str. 95, 80995 Munchen http://imwerden.de imwerden@gmail. com

В оформлении обложки использован фрагмент росписи Микеланджело Сикстинской капеллы: Харон (Василий Бетаки?)

ISBN 978-1-4466-0584-4

Василий Бетаки

Пояснение

Предуведомление

Часть Первая

Пролог до меня бельевая (она же гражданская) война (1920 – 1935)

«Человек лоскутного происхождения» (1770 – 1937)

О т двух до десяти (1932-1940)

Война (1941 – 1943)

«Нина первая» (1944-1945)

«Союз десяти» (1944-1945)

А так же моя тётушка. (1944-1945)

1944-ый

Лида (1945 – 1960)

Волошины и Маршак

Казанова в послевоенном питере (1945 – 1949)

Тяжёлые времена – куда там Диккенсу! (1948 – 1949)

Часть вторая

Сёлами, станицами. (1950 – 1953)

Литинститут и Беломорье (1953-1960)

Павловск (1956 – 1962)

Т. Г. Гнедич и другие (1957-1962)

«Феб с ним» и другие истории (1958-1972)

Первая книга и, как друзья говорили, последняя (1962-1968)

Питер, Пицунда, и далее. (1964-1970)

В своём репертуаре (1967-1972)

Часть третья

Историческая справка

Эмиграция. Начало (1971 – 1973)

Рим (остия), далее везде (1973)

Париж (1973-1974)

В Париже и Франкфурте (1974-1976)

Люди и животные (1974-1976)

Д рузья, стихи и. (1976-1980)

Наши университеты (1977-1988)

Гамлет с гитарой и тряпка

Стойка и Перестойка (1984-1989)

Эпилог «после нашей эры» (1988-2001)

notes

Василий Бетаки

Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)

«Мы целовались там, где негде сплюнуть,

Где нечем жить – мы жизнию клялись…» Павел Антокольский

Так вот: рожденье – дурацкая шутка.

Смерть тоже – едва ли прекрасна,

Но тот, кто разжился любовью в промежутке, Уж точно, жил не напрасно!!! Ленгстон Хьюз

Пояснение

С портрета работы Валентины Шапиро, Париж 1986

Почему Казанова? Не только потому, что женских имён, иногда даже подлинных, в этом тексте больше, чем мужских.

Казанова называл себя космополитом и, кажется, изобрёл даже само это выражение. Я не изобрёл, но тоже люблю так себя называть.

Ещё потому так названа книга, что я, как и он, «правдив до бесстыдства». И опять же, как и он, отнюдь не страдаю донжуанской сентиментальностью. Но вот чего я никогда не делал – я не «экономил на лирике», то есть не посвящал одно и то же стихотворение нескольким дамам поочерёдно, а каждой писал (если вообще ей писал) отдельное. В отличие от часто ленившегося рифмовать синьора Джакомо Казановы.

Ещё потому, что Казанова быстро замечал переоценку ценностей и (главное!) удивлялся ей, а не просто принимал, как должное: он бы в наше время заметил, к примеру, ну хоть социальные последствия того, что часы, принадлежавшие в течение шести столетий к драгоценностям, приближаются по цене к зажигалке, впрочем, та, в свою очередь, – к уже исчезающим спичкам…

Да, ещё в результате развития интернета, почтовые марки останутся скоро только у коллекционеров.

Ещё потому, что его «система» – «идти туда, куда гонит тебя ветер» – это и моя «система» тоже.

Ещё потому, что я, как и он, отнюдь не принадлежу к «ренессансным умам», хотя иногда и кажусь, как и он, пародией на них. Я тоже «человек широчайшего полузнания». Я тоже знаю «кое-что обо всём». Я тоже интересовался и занимался самыми разными вещами, совался в самые разные профессии, но кроме стихов, переводов, да ещё экскурсионного ремесла, ни в чём так и не стал действительно профессионалом.

Предуведомление

Эта книга – сразу для двух несовместимых видов читателей: для прррриличных (мемуары поэта о его времени, весьма субъективные) и для нееееприличных (мемуары бабника, порой слишком подробные для того, чтобы читатели любого из подвидов первого вида не начали бы возмущаться, но написанные и без матюгов и без медицинских терминов – короче это эротика, но не порно!).

Во всяком случае, в этой книге вместо замочной скважины читателю предлагаются распахнутые ворота!

Имена некоторых дам изменены, чтобы не сплетничать о тех из живых, кто не давал своего согласия на огласку, и чтобы не обидеть гласностью возможных родственников и потомков тех дам, которых уже нет.

Что же касается имён всяческих прохвостов и всем известных, да и малоизвестных стукачей, то рассказывая о подвигах этих людей, куда более неприличных, чем самые неприличные интимные подробности, я их с удовольствием называю полнейшими именами и даже отчествами, ибо «страна должна знать своих героев» ^[1], как утверждалось когда-то вполне справедливо. В общем, как сочинил, точнее слямзил через кого-то у Киплинга выражение, сказанное по несколько иному поводу, болтун и эпиграммщик питерский «пиит» «Миша Дудин, сын иудин»: «Никто не забыт, и ничто не забыто».

В этой книге я позволяю себе плевать на объективность, которой всё равно никто не достиг и не достигнет.

Максимальная субъективность в оценках качеств той или иной женщины, или качеств того или иного поэта, говорит о времени больше, чем худосочные объективистские попытки. Любые претензии на объективность уж точно кощунственны, ибо чем больше авторы претендуют на объективность и непогрешимость, тем более безоговорочно они ставят себя на место Господа Бога.

Сошлюсь на Иисуса, сказавшего в известных обстоятельствах: «кто без греха, пусть первым бросит камень». Конечно, в наше время камни всё равно полетели бы градом: ну кого же сегодня остановит честный взгляд на самого себя???

А таких скептиков, как автор этих строк, в прошлом ведь было меньше. Ну, Вольтер, ну, сам Казанова, ну, в крайнем случае Рабле, Свифт. И обчёлся!

Да и теперь куда больше людей, нагло верящих в свою объективность, а ранее у большинства, возможно, просто совести было больше.

Вступление это необходимо завершить словами Игоря Михайловича Дьяконова, всемирно известного востоковеда:

«На месте Бога для меня – совесть. И таков естественный отбор: вид, где нет совестливых не выживает» ^[2].

Часть Первая

Счастлив тем, что целовал я женщин,

Мял цветы, валялся на траве,

И зверьё, как братьев наших меньших

Никогда не бил по голове. Сергей Есенин

Пролог до меня бельевая (она же гражданская) война (1920 – 1935)

Мой отец и его родители. Война между поклонниками Жюля Верна. Кинематограф или «синема». Кий в лоб

Деникинские войска воевали где-то верст на шестьсот севернее Ростова-на-Дону, вроде бы, у Касторной, когда полузабытый начальством «Студенческий эскадрон» ^[3] был распущен. Московский художник-футурист, мой будущий отец, Павел Васильевич Бетаки, вернулся домой после полутора лет военной службы в кавалерии.

Эскадрон распустили в Ростове на вокзале, погрузив в вагоны «40 человек, 8 лошадей» только коней. В спешке у кавалеристов даже не забрали личное оружие – может, девать его было некуда? – и корнет – а с этой минуты по документам уже бывший корнет, ровно через десять минут после окончания своей славной службы в Белой Армии подошел к родительскому дому.