Перво-наперво Васильев встретился со своими подчиненными. И в подробностях доложил им суть полученного задания.

– Это все равно что охотиться на волков в лесу, – сказал Никита Кожемякин, выслушав командира. – Помню, до войны батя брал меня несколько раз на такую охоту. Житья нам не давали волки! То чью-нибудь корову зарежут, то десяток овечек, то собаку растерзают… Ну мы и устраивали на них облавы, на тех волков. Ответственное дело! Так и здесь…

Никита Кожемякин был из потомственных таежников-лесовиков, и психология у него, соответственно, была лесная и таежная, а потому каждая смершевская операция так или иначе представлялась ему как некое сражение с лесным зверьем. То охота на лис, то рукопашная схватка с медведем, а вот сейчас – облава на волков.

– Да уж, – хмыкнул Семен Грицай. – Волки-елки… Как хоть они именуются по-настоящему, эти звери?

– В лагере их называли травниками, – ответил Васильев. – А по-немецки – хивис. В общем, и так и этак.

– Ну и как же мы будем их выкуривать, этих травников? – спросил Грицай. – С чего начнем? Есть у кого-то какие-нибудь дельные предложения?

– А у тебя? – спросил Васильев.

– У меня-то? – Грицай потер лоб. – Думаю, для начала нам нужно посетить лагерь. Осмотреть его как следует. Пощупать и принюхаться.

– И что мы там нащупаем и унюхаем? – возразил Егор Толстиков. – Там, должно быть, сплошные развалины. Немцы всегда оставляют после себя развалины. Или ты этого не знаешь?

– Знаю, – вздохнул Грицай. – Да только и в развалинах можно отыскать что-нибудь подходящее, если умеючи в них покопаться. Думаю, что-нибудь ценное немцы нам в тех развалинах все же оставили. Быть того не может, чтобы они чего-нибудь не позабыли! Они ведь убегали. А значит, торопились. А в спешке обязательно что-нибудь да позабудешь. Или ненароком уронишь. Разве не так?

– Никита нам однажды рассказывал, как он забыл надеть теплые штаны, когда гонялся за медведем, – улыбнулся Васильев. – Так и выскочил из дома без штанов! А мороз был целых тридцать градусов! Никита, ведь было такое дело?

– А то! – смущенно улыбнулся Никита. – Сплоховал я тогда малость. Поторопился. Да ведь и то сказать – медведь! Взобрался на омшаник и ну крушить его своими лапищами! До меда хотел добраться! Ну я и выскочил, в чем лежал на печи…

Несмотря на то что эту историю бойцы слышали уже не в первый раз, все равно они дружно рассмеялись: история и впрямь была забавная.

– С тем медведем ты был в равных условиях, – сквозь смех произнес Грицай. – Ты без штанов, и он тоже без штанов!

Посмеялись и затихли.

– В общем, – сказал Грицай, – будем и мы искать в лагере штаны, которые в испуге обронил какой-нибудь хивис, черти бы его побрали! Авось и найдем. Немецкие штаны, как ни крути, а вещественное доказательство. От них и станем плясать.

– Да, без осмотра лагеря не обойтись, – согласился Васильев. – Прямо сейчас и пойдем. Берем автоматы, гранаты, ножи – словом, все как всегда. Мало ли что нас может ждать в том лагере.

Лагерь располагался на окраине города, а город был небольшой, так что идти было недолго. Пришли, остановились перед лагерными воротами. Ворота были распахнуты настежь, они гуляли туда-сюда под порывами ветра и скрипели так, как обычно и скрипят ворота в любом покинутом помещении – будь то концлагерь или, скажем, жилой дом. Тоскливый это был скрип, тревожный, выматывающий душу.

– Заходим, – скомандовал Васильев. – Всем быть начеку!

Лагерь казался вымершим, да он, по сути, таковым и был. Там и сям валялись всяческие обломки и обрывки, мотки колючей проволоки, какое-то полуистлевшее тряпье. По всему было видно, что немцы и хивис покидали лагерь в спешке. Хотя, конечно, все могло быть и иначе. Очень могло статься, что весь этот беспорядок был показным и продуманным и на самом деле под обломками и обрывками таились всевозможные коварные сюрпризы. Например, мины. Да, и такое вполне могло быть, потому что такое бывало уже не раз. С таким немецким коварством смершевцы уже сталкивались, и последствия этих столкновений оказывались трагичными. Именно так, запнувшись о замаскированную мину, погиб один из подчиненных Васильева – Петр Каурин. Правда, это было не в Польше, а в Белоруссии, но по большому счету какая разница, главное, что погиб.

– Всем смотреть под ноги! – сказал Васильев. – Одним глазом – под ноги, а другим – окрест!

– А то как же иначе? – сам для себя произнес Семен Грицай.

Внимательно ступая и перебегая с места на место, бойцы метр за метром осмотрели всю лагерную территорию. Похоже было, что в лагере не осталось никого. Ветер, гуляя по лагерной площади, перемещал с места на место обрывки бумаги и вздымал пыль. И еще на крышах бараков и на нескольких росших неподалеку деревьях во множестве расселось воронье. Птицы сидели спокойно и нехотя взлетали лишь тогда, когда кто-то из смершевцев приближался к ним. Спокойно сидящие птицы – это верный признак того, что поблизости и впрямь никого, кроме самих птиц, нет. Иначе птицы не сидели бы, а то и дело взлетали бы, галдели и тревожились. Впрочем, могло быть и такое, что в лагере кто-то оставался, но тот, кто там оставался, спрятался так умело, что его не могли учуять даже птицы. Все могло быть…

– И что дальше? – спросил нетерпеливый Грицай, когда лагерная территория была осмотрена. – Куда пойдем теперь?

Васильев осмотрелся. Строений вокруг было немало, и большей частью это были приземистые, мрачного вида бараки. Может, это были жилые помещения, может, учебные классы или какие-нибудь склады, кто его знает? Среди них высилось еще одно здание, которое отличалось от всех прочих. Оно было выкрашено коричневой краской и, кроме того, было двухэтажным. По всем приметам это не был ни жилой барак, ни учебный класс. Скорее всего, в нем располагались всевозможные кабинеты начальников. Это наверняка был центр управления всего лагеря. Значит, там-то в первую очередь и можно было найти что-нибудь стоящее. Что-нибудь такое, что могло бы навести на след.

– Туда, – указал Васильев на двухэтажное здание. – Но – осторожным шагом. Постоянно помним о минах и прочих неприятных сюрпризах.

Мин, впрочем, нигде обнаружено не было – ни у входа в здание, ни в вестибюле, ни на лестнице, ведущей на второй этаж. Никаких подозрительных шорохов внутри здания также не слышалось. Очень было похоже на то, что в здании никого не было.

Зато там был беспорядок, который обычно всегда бывает, когда помещение покидают в спешке. Даже мебель и та большей частью была изломана, будто по ней преднамеренно лупили кувалдой.

– Вот ведь уроды! – скривился хозяйственный Толстиков. – Кресла-то для чего крушить? Диваны, столы… Хорошая ведь была мебель, могла еще послужить! Мебель-то им чем помешала?

– Это чтобы не оставить ее тебе, – сказал Семен Грицай. – Так, понимаешь, и сказали: перебьется Никитка Толстиков без мягких кресел! Посидит на табурете!

– Я, конечно, посижу и на табурете, – смиренно согласился Толстиков. – А все равно жалко. Такая красота зазря пропала!

Помимо раскуроченной мебели, по всем двум этажам там и сям валялись и стояли всевозможные металлические ящики разных размеров и фасонов.

– Я так понимаю – сейфы, – предположил Грицай. – А для чего существуют сейфы? Чтобы хранить в них все самое сокровенное. Скажем, деньги или золото. Или интересные документы…

– Не подходить и не трогать руками! – резко произнес Васильев.

Команда была резонной. Уж что-что, а сейфы и прочие хранилища обычно всегда оказывались заминированными. Скорее всего, так было и на этот раз.

– Вначале осмотрим все закоулки в этом помещении, – сказал Васильев. – А что делать с сейфами – об этом подумаем потом.

Бойцы приступили к осмотру. Осмотр верхнего этажа ничего не дал, равно как и первого этажа. Всюду была тишина и хаос.

– Сдается, тут имеется еще подвал, – сказал Семен Грицай. – Осмотреть бы подвальчик, командир? Хороший хозяин в подвале хранит много чего интересного. А немцы – народ хозяйственный. Вдруг в спешке чего-то да позабыли?