Саша с обескураженным видом искат что-то в карманах «аляски».

— Куда же я записную книжку дел... Господи, вот память дырявая. Неужели я ее забыл? И номер не помню, главное...

— А это так важно - позвонить? — подлизывалась Алевтина.

Он кивнул.

— Да я вашему мужу хотел доложить, что все в порядке — чтобы он не волновался. И ведь вылетал из Якутска, думал — не забыть бы записную книжку. По-моему, там-то я ее и оставил. — Он вздохнул, рукой в перчатке взялся за трубку телефона. — Попробую подобрать, я в принципе только две цифры не помню.

- Давайте я скажу, — предложила Алевтина.

— Разве вы знаете? — Он подарил ей долгий жаркий взгляд.

— Конечно! — засмеялась смущенная Алевтина.

Ох, дурак Журавельников, что женился на молоденькой.

— Может быть, вы сами номер наберете? А то мне не везет, вечно не туда попадаю.

— С удовольствием вам помогу. Вы не подумали, что вам его не позовут? — Алевтина постаралась сказать это так певуче, как только была способна.

— Ах да, как же мне это в голову не пришло, — спохватился Сашка. — До этого он сам мне звонил.

Надо же, каким милым, рассеянным мальчиком он выглядел! Прямо-таки идеальный покровитель. Алевтина принялась накручивать диск телефона; сообразительный Толик одел Альбину, пока мамаша кидала призывные взгляды в сторону Матвеева, переоделся сам, вызвав у ребенка недоумение, — зимнюю куртку и сапоги он принес с собой в мешке для подарков. Старательно завязав шарфик девочке, он взял се на руки и ушел, оставив реквизит Деда Мороза в квартире — Журавельников вернется, сам его сдаст.

Алевтина дозвонилась; Саша дождался, пока она потреплется с родней, потом позовет мужа, и отобрал трубку. В ответ на ее удивленный взгляд он шепотом сказал: «Идите одевайтесь, я передам вам трубку чуть попозже». Стараясь двигаться грациозно, она выскользнула в коридор; Саша плотно притворил за ней дверь, обернулся к Валере:

— Слышимость обалденная... Да! — Голос его стал усталым, будто он только что проделал тяжелую работу. Он пододвинул стул, вальяжно расселся на нем, вытянув длин-ные ноги чуть ли не на середину кухни. — Ну, что, здравствуй, Андрей Егорович. Ты не спеши там трубочку бросать — я в твоей квартире нахожусь. Сечешь?... Молодец. Ну и как жить дальше будем?... Я-то кто? А это не важно. Лучше спроси, кто меня попросил твою семью с Новым годом поздравить... Именно так. С московской братвой, знаешь ли, шутки плохи. Ты случайно не мечтаешь мне новогодний подарок сделать? А то мой кореш ради твоей дочки в Деды Морозы подался, а кто будет делать подарок Деду Морозу?... Ошибаешься. Вот ты и будешь. А чтобы у тебя не пропало желание сделать мне приятное, твою семейку я заберу с собой... Ну, давай добазаримся. Я рад, что у тебя такое рассудительное настроение. Итак, за свой

Визит, а также за визит твоей жены и твоей дочери в стольный град Москов я хотел бы получить шесть... Чего? Миллионов, конечно. Естественно, можно в эквиваленте. Мои услуги дорого стоят... Ой, ну не ври! Есть у тебя столько... Слушай, я, в натуре, не понял, ты зачем женился? Чисто чтобы семью мне подарить? Ради Бога, ты рискуешь больше ее не увидеть. Только ты вспомни про папашу твоей супруги. Кореша-то вы с ним кореша, но вряд ли он будет думать о том, сколько водки вы вместе выжрали, если узнает про твои делишки, особенно если из-за этого пострадают его дочь и внучка. Думай сам, стоят ли их две жизни каких-то денег... — Он весело рассмеялся: — На моих чувствах играешь? Да брось ты, у меня их не было от рождения. Мне без разницы, сколько лет твоей дочурке, я де-нежки хочу получить... Нет, если мы добазаримся, ты свою семью получишь назад в том же виде, в каком я ее забрал. Я даже трахать твою шалаву не стану, если она сама ко мне не полезет... Какие гарантии? Мое слово, разумеется... Ненадежно? А что, у тебя есть выбор — верить мне или нет?.. Ну думай.

Валера представлял, что в этот момент переживал Журавельников. Но не сочувствовал ему. Сам виноват. И деньги ему в любом случае сохранить не удастся — если понадобится, летучая бригада Цезаря и Якутск прочешет в поисках своих капиталов. Не первый это был случай, когда должники в другой город удирали, — находили их всегда. И долги из них выбивали.

Журавельников, видимо, сдался. Договорились они на одиннадцатое января — утром деньги, вечером семья. Причем Журавельникову для этого надо было ехать в Москву. Мало того, Матвеев потребовал, чтобы тот сам сообщил жене, что эти десять дней она будет находиться в Москве.

— И смотри, будешь трещать с ней — без фокусов. Если мне что-то не по кайфу пойдет, я буду держать их под замком в разных местах — и никуда твоя баба без дочери не сунется. Не трепи им нервы, пожалей психику ребенка — им незачем знать, что они заложники.

Алевтина не особенно расстроилась оттого, что едет не к мужу. Положив на рычаги трубку телефона, она игриво посмотрела на Матвеева:

— И под чьей же крышей я найду приют? Не под вашей случайно?

— Можно сказать, что так. Сам я не москвич, квартиру снимаю, но появляюсь там редко. И тем более мне надо быть осторожным, что те люди, от которых вас надо спрятать, меня очень хорошо знают — это же я предупредил о том, что положение изменилось.

— О, так я вам вдвойне обязана? Как бы мне вас отблагодарить?

— Не стоит об этом.

— А не опасно в Москву ехать?

— Не опаснее, чем оставаться здесь, — отозвался Валера. — Здесь вас будут искать. Могут узнать, что ваш муж в Якутске, но никому и в голову не придет ловить вас в Москве.

Валера с трудом поднял чемодан, будто железом набитый; они вышли на лестницу, Алевтина заперла квартиру, бесцеремонно взяла Матвеева под руку, с гордо задранным носом проследовала к машине, где их уже заждался Толик с Альбиной на коленях. Вот бабульки у подъезда, наверное, диву давались — сколько же у Алевтины любовников? И все как на подбор — молодые, красивые.

Валера забрался за руль «девятки», Саша расположился рядом с ним, Алевтину поместили назад, к Толику. Немного побуксовав в рыхлом снегу, Валера выехал со двора...

* * *

...Подниматься без лифта на седьмой этаж — удовольствие ниже среднего, но что ж поделаешь, если в Сашки - ном подъезде сломался лифт?

Прибыл он самым последним. В квартире Матвеева уже торчали ВДВ и Дима Чех; Валера удивился:

— А что нас так много?

— Столько денег, — лаконично пояснил Сашка. — Рубли, да еще не самые крупные купюры. Надо будет заехать к Банкиру, он половину обещал поменять на баксы.

— Ты счастлив от этой клуши избавиться, сознайся?

Яковлев имел в виду Журавельникову. Сашка раз в два

Дня заходил их проведать — их держали в наемной квартире под присмотром Вики и меняющихся через день двух ребят из числа новичков — и каждый раз подвергался

Самому настоящему преследованию. Алевтина домогалась его с непостижимым упрямством, а он ее на дух не переносил.

— Ох, не говори! Она меня вчера вечером, когда я уходить собрался, к двери прижала и в штаны залезла. В жизни такую нахальную бабу не встречал, — жаловался Матвеев. — А я, главное, растерялся, пока она на мне джинсы расстегивала. Потом, конечно, когда она меня за яйца ухватила, поздняк метаться стало. Она думала, что мне приятно, а я дернуться боялся — а ну как без наследства оставила бы?

Валера давился от смеха.

— И как ты выкрутился? — спросил Чех.

— Обыкновенно. Я сказал, что предпочитаю раздеваться самостоятельно, и, как только она руки убрала, отпихнул ее и пулей за дверь. Штаны в лифте застегивал.

Обмениваясь шутками, они спустились по лестнице. Вот и все, закончилась новогодняя история, деньги получены. Мишка говорил, что за Журавельниковым можно было и не следить. Он быстренько собрал нужную сумму, созвонился с Маронко, тот ему сказал, что с его семьей все в порядке, с дочкой Цезарь даже на елку ходил в Кремль — пришла ему в голову такая блажь, — и накануне ночый тот пригнал полную машину денег.

Они приехали в Беляево — Журавельников, естественно, деньги привез посреднику, и от него уже утром деньги перевезли к Маронко в квартиру - - на входе привычными жестами сдачи оружие, прошли в комнату. Маронко сидел на своем любимом диване один.