Анатолий попятился, оказавшись за спиной младшего брата.
— Ошибаешься. Джордано отомщен. А вы подохнете здесь по другой причине. Ты — за мою мать, а твой беззубый братец — за мою сестру.
Огненный зигзаг прочертил небо, осветив призрачным голубоватым светом бледные лица Рамовых с вытаращенными глазами. Нет, гроза все-таки проходила стороной.
— Ты?! Так это ты... — Слова старшего Рамова заглушил гром.
— А вы решили, что я уйду, все забуду, прощу вам маму и сестру?! Такое не прощают, Рамов...
Чего не сделаешь, чтобы выжить? Саша предполагал подобный вариант. Старший Рамов что было сил толкнул брата в спину, надеясь, что тот своим весом столкнет мсти-тельного пасынка с мостков. Он думал только о себе, только собственное спасение имело значение для него. Но маневр не принес желаемых результатов: Саша сделал несколько шагов назад, «подправил» падавшего Алексея. Фонтан грязи окатил мостки.
Отступать Анатолию было некуда. За те две или три секунды, пока Саша избавлялся от Алексея, он успел вытащить финку, бросился вперед... Шум ливня был перекрыт ис-тошным криком барахтавшегося в гнилой жиже Алексея:
— А-а-а! Это трясина!! А-а!
Крики перемежались бульканием. Саша не терял времени на лицезрение тонувшего Алексея, а вот старший Рамов засмотрелся на брата. Доля секунды, и Саша оказался на расстоянии вытянутой руки от него... Блеснувшее лезвие финки лишь поцарапало Саше кожу, подсечка сбила Рамова с ног, но он успел вцепиться мертвой хваткой в длинные волосы Матвеева. Они упали вдвоем, сцепились, покатились по жалобно затрещавшим доскам мостков.
Любой ценой надо было отлепиться от Рамова; Саша молотил его голову о доски, но это не помогало. Финка уже несколько раз касалась его кожи, не оставляя ран глубже царапин.
Треск... Громкий треск... Гнилые доски не выдержали, два тела рухнули в болото, но и там не оставили друг друга. Выжить мог только один из них, они это знали. И никому не хотелось быть похороненным на дне болота.
Липкая жижа стесняла движения, заливала уши и ноздри. С содроганием Саша почувствовал, как болото схватило его ноги, медленно повлекло вниз. Он убьет Рамовых; их смерть была неизбежной, но Саше самому отчаянно хотелось жить. Он вдруг понял, что не выберется из трясины... Спазма сдавила легкие, паника закрутила мысли в бешено вращающееся колесо. Его самообладания хватало лишь на то, чтобы не сделать рефлекторный вдох под водой. Нет, только не дышать, только не дать этой слизи проникнуть в дыхательные пути, иначе его Господь Бог не спасет. Нет, он может задерживать дыхание на две с половиной минуты, в критической ситуации еще минуту выдержит — это колоссальный запас времени.
Пальцы Рамова ослабели; ушла в бездонную холодную тьму финка. Сосредоточившись в едином усилии, Саша вырвался, оттолкнулся от Рамова, сумел поднять голову над поверхностью... Пальцы тонувшего Рамова железным кольцом сомкнулись вокруг его щиколоток, дернули вниз. Погружаясь, Саша с ужасом понял — это агония, это судороги, пальцы Рамова не удастся разжать... Нет, нет! Он все равно мертвец, но Саша не собирался умирать здесь! Он успел только вдохнуть побольше влажного воздуха перед тем, как вновь с головой уйти в трясину...
Чудовищным усилием он оторвался от Рамова, но... До поверхности было далеко. Но это еще не смерть. Думай, Шурик, думай, подгонял он себя. Если хочешь жить — вы-живешь, если помрешь — значит, плохо жить хотел. Стоп. Мостки проложены по бывшей тропинке, здесь не очень глубоко. Опорные столбы мостков должны быть во что-то вбиты, настил держится не на плаву. Здесь есть дно, причем на глубине не больше четырех метров. Вязкое, илистое, но дно. А до берега метров пятьдесят... Нет, по дну не дойти, времени не хватит. А зачем идти по дну? Надо добраться до опорного столба и по нему вылезти наверх. Надо вытянуться по горизонтали в полный рост, и тогда от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук будет около трех с половиной метров — именно на таком рассто-янии вбиты столбы. Самое главное — дотянуться до столба.
Перед зажмуренными глазами плыли разноцветные круги от недостатка кислорода. Он тянулся изо всех сил, но столба не было; в голову огненным шаром ударила мысль: а вдруг он не в том направлении тянется? Вдруг он в стороне от мостков? А погружение ускорялось... В отчаянии он резко дернулся, рука ушла в сторону, и — о чудо! — пальцы коснулись дерева! Вот столб! Совсем близко, рядом с его головой. Он легко подтянулся, обхватил столб руками и ногами.
Подъем давался с невероятным трудом, руки и ноги соскальзывали с подгнившей поверхности гладкого столба. Нащупав ступней маленькое углубление, Саша покрепче зажал столб ногами. Мускулатура у него хорошо развита, ноги выбросят его на поверхность, как пружины, преодолев затягивающую силу болота. Готовясь к прыжку, он невольно приоткрыл рот, наружу вырвался маленький пузырек воздуха, а вместо него в легкие влетели брызги болотной гнили. Судорожно дернувшись, он бессознательно закашлялся, ноги сорвались с опоры... Пытаясь перебороть кашель, он зажмурился, ладонью зажал рот, но в легких осталось слишком мало воздуха... В его распоряжении были секунды; он, ломая ногти и сдирая кожу с ладоней, пытался хоть на сантиметр подняться вверх по столбу. Инстинктивно вдохнул, грудь будто разорвали и засыпали песком. Теряя сознание, он упорно лез вверх, но пальцам не за что было зацепиться. Он неудержимо соскальзывал вниз...
...Прыгнув вперед, Михаил грудью упал на мостки. Больно, конечно, но терпеть можно. Ноги окунулись в болото по колено, мостки заходили ходуном. Главное, чтобы настил совсем не развалился.
Яковлев на другой стороне обвязал веревку вокруг талии, отошел на три шага от края, разбежался и прыгнул «рыбкой», будто в воду. Сотрясение от падения тяжелого тела было настолько сильным, что Михаил едва не слетел вниз. Не развязываясь, они быстро пошли вперед.
Разбитые, расщепленные доски, провал в мостках и пузырящаяся от дождя поверхность болота. И ни одной живой души вокруг... Соколов попятился:
— О Господи, — бормотал он. — Нет, только не это...
— Смотри! — крикнул Яковлев.
Вспышка молнии осветила «обезглавленный» опорный столб и сползающие по нему скрюченные пальцы... Со
Всем немного не хватило руке, тянувшейся из болота, чтобы достать до верхнего среза столба... И только кровавые борозды оставались там, где сползати латыш.
— Держись за мостки! — крикнул Соколов.
— А если это Рамов?
— Потом разберемся!
Он нырнул; болото глухо чавкнуло, приняв еще одно тело. Вслепую, на ощупь Михаил искал виденную им руку, суетливо, судорожно разбивал грязную воду руками и ногами. Вот, что это? Кажется, запястье. Он протянул вторую руку, наткнулся на слабеющие пальцы, все-таки ухватившиеся за него. Ногой дернул за веревку... Готово. Яковлев не жалуется на отсутствие силы, он сумеет их вытащить.
Черного, будто слепленного из болотной грязи Матвеева можно было узнать только по габаритам и длинным волосам. Соколов успел в последний момент — Матвеев еле трепыхался. Они выволокли его на мостки, затем Яковлев помог вылезти Михаилу.
— Жив? — спросил Соколов.
Ответом был приступ судорожного кашля у Матвеева. Сашка корчился на мостках, как в эпилептическом припадке, изо рта потекла черная с кровью слюна, его сотрясала рвота. Они положили его на бок и поддержи ваш, чтобы не свалился еще раз.
— Все это хорошо, — глубокомысленно заметил Яковлев, — но как мы его на берег будем переправлять? Мостки с одной стороны разобраны, с другой — поломаны. Мы, считай, на острове.
— Ерунда. Минут через десять ВДВ насторожится.
— Он в деревню пошел.
— Значит, кончится дождь — сами вернем мостки на место.
Сашка приходил в себя. Рвота утихла, он уселся, стирая окровавленными трясущимися руками грязь с лица, но перемазался еще сильнее. Потом догадался просто подставить лицо струям нестихавшего дождя. Не говоря ни слова, Михаил и Валера уселись по обе стороны от спасенного.
