Воронихин повернулся спиной к западному входу и, показывая рукой на полукружие площадки перед собором, продолжал:
– Здесь я хочу соорудить решетку, такую, чтоб равных ей не было! Своими концами решетка должна завершаться с явным расчетом на построение в дальнейшем второй южной колоннады. Эх, кабы случилось это при моей жизни!..
– Решетка, пожалуй, не спасет, Андрей Никифорович, ее могут и убрать, – возразил Суханов.
– Надо сделать такую, чтобы даже самый сверхварвар пожалел ее убирать, и сделаю!.. Разве можно убирать решетку Летнего сада? Или у Мраморного дворца, или у Пажеского корпуса?.. Или у шереметевского дома на Фонтанке?.. Невозможно убрать. Решетки в Петербурге прочно вплетаются в архитектуру города, становятся неотъемлемым украшением столицы. А здесь должна быть решетка лучшей из лучших, подстать собору…
– Какую замышляете решетку, – кованную из железных прутьев или литую из чугуна? – спросил Суханов, вникая в намерения Воронихина.
– Предпочитаю чугунное литье.
– Большие звенья изящного литья не довезти сюда с уральских заводов в целости, – высказал сомнение Суханов. – В пути поломаются. Не лучше ли, Андрей Никифорович, тульским кузнецам заказать?..
– Зачем с Урала везти? Найдем литейщиков поближе и не хуже. Как-то давненько мне довелось путешествовать по Северу. Был в Петрозаводске. Видел там преотличных мастеров. Сделают, а из Петрозаводска на барке доставка близкая и удобная… Концами решетка упрется в гранитные пьедесталы, на пьедесталах следует установить статуи апостолов Петра и Павла работы лучших ваятелей. Наверху, на аттике, окружающем купол, надобно поставить статуи четырех евангелистов. Так что и апостолы, замыкающие полукруг решетки, и евангелисты на углах с четырех сторон под куполом – все будет настоятельно взывать к постройке южной колоннады. Всякому будет очевидно, что без нее оставить собор нельзя!..
– Действительно, хитрость… – согласился Суханов, выслушав Воронихина, – но против вашего замысла есть преграда: бедность казны.
– Ну что ж, не всегда же она будет бедной. Благая цель когда-либо оправдает затрату средств…
Мысль о создании решетки перед западным входом собора скоро стала претворяться Воронихиным в чертежи и рисунки.
Воронихинская решетка.
Он успевал везде: и на стройке собора, и на строительстве здания Горного института. Приходя домой, он подкреплялся пищей, приготовленной стряпухой Акулиной, и ложился на часок отдохнуть.
Жил тогда Андрей Никифорович с семьей в собственной даче – деревянном доме на Каменноостровском. Мария справлялась не только с материнскими обязанностями, не только была добродетельной хозяйкой, но и помогала Андрею Никифоровичу в изготовлении многих чертежей. Узнав о его желании создать решетку, она попыталась было помочь Андрею Никифоровичу. Сделала несколько предварительных набросков звеньев решетки, но, по мнению зодчего, они могли быть использованы лишь в качестве могильных оград или в лучшем случае явиться перилами на каналах.
– Нет, Маша, подожди мне помогать. Я как-нибудь сам. Ты хорошая чертежница. Твои чертежи по чистоте исполнения краше моих черновых набросков. Однако не всякий переписчик, владеющий красивым почерком, может писать оды и песни. Дай мне сначала подумать…
– Подумать, а я не могу думать? Я женщина, я не могу думать… Я копировщица, ах, как это есть мало!.. – Мария обеспокоенно взглянула на мужа. – Чем же занять себя?..
– Да нет же, Машенька. Помощь твоя мне будет нужна, не сердись. Это очень нелегкое дело… Ты отвлекись. Почитай, попробуй сделать перевод какой-либо книги с русского на английский язык, а потом я книгу отберу, и ты попробуй свой перевод с английского перевести на русский и сопоставить с текстом. Говорят, такой способ очень удобен в изучении языка…
– Не знаю, так не изучала. Дай книгу, русскую, увлекательную, ради бога не церковную. Тяжело и скучно.
– Дам я тебе, Маша, легкую и веселую. Только не отвлекай меня. Хорошо?
– Пусть хорошо.
В кабинете стоял шкаф красного дерева, наполненные всякими книгами в кожаных с тиснениями переплетах. Воронихин достал наудачу три книги.
– Вот, Маша, не желаешь ли поучиться русскому языку на этой – «Ненависть, побежденная любовью. Тосканская повесть».
– Не хочу, Андре. Читала. Не интересно…
– Тогда возьми эту: «Странные приключения Дмитрия Матушкина, российского дворянина. В двух частях»…
– Не хочу. Не люблю дворянина да очень страниц много. Скучно. Дай веселее, потоньше…
– У этой вот заглавие длинное, опять не приглянется: «Приключение турчанки Ксеминды, названной в крещении: Елизаветою, отвергшейся от брачного союза с порфирородными особами для исполнения супружеского обета, данного любовнику, в двух частях, цена два рубля тридцать копеек»…
– Вот эту дай. Буду читать, переводить… И на решетку твою, на эскизы заглядывать.
– Не скрою, от тебя ничего не скрою, – сказал Воронихин. – Но пока заглядывать не на что. Много мысленно перебрал орнаментов, много видел решеток и в садах, и на балконах, и на мостах, и на кладбищах. Но все не те. Даже близко родственной к задуманной не видел и не вижу. Моя решетка понемногу вырисовывается, когда я стою перед собором и гляжу то на сад Разумовского, то из сада смотрю на легкий, взлетевший над городом купол собора!..
В воображении художника-зодчего его будущая «воронихинская решетка» начинала возникать и с каждым днем становилась все отчетливей. За решеткой, по замыслу зодчего, если смотреть с цоколя собора при выходе в западные двери, должен быть фон густой садовой зелени. Зимой деревья покроются инеем… В разные времена года решетка должна через ажурные просветы красочно отражать этот меняющийся фон… Если же смотреть из сада Разумовского сквозь узоры решетки, то западный фасад собора будет виднеться как бы сквозь тончайшую кисею…
Воронихин продумал не только, какой должна быть решетка, но и как через нее будет просматриваться та и другая сторона. Правда, полету мысли зодчего тогда мешали стоящие по сторонам невзрачные постройки, казавшиеся ему временными и лишними.
Ночами немало сжег Воронихин свечей, работая над проектом решетки. Надо было думать и о смете. Чугун, отливка, перевозка отлитых звеньев, добыча и доставка гранита для колонн и пьедесталов, обтеска из камня дорийских колонн, капителей с шарами, земляные и прочие работы и материалы требовали по его расчетам расхода в сумме свыше двухсот тысяч рублей. С такой крупной сметок можно было оттолкнуть от проекта не только комиссию, но и старого графа Строганова. Надо было воздействовать на графа непреодолимой силой искусства, заинтересовать его, изумить оригинальной пышностью и красотой всех фрагментов, подчиненных строгой, изящной композиции.
С готовым проектом решетки и сметой Воронихин пришел на доклад к Александру Сергеевичу прямо во дворец к нему в кабинет, куда всегда имел беспрепятственный доступ.
– Показывай, показывай, Андре, что опять наколдовал? Что это, образец звена? Рассмотрим, рассмотрим. Так, так, колонны между звеньями из карельского гранита, с простыми капителями дорийского ордера и каменными шарами поверх. Что ж, ново и монументально. Разберемся теперь в звене…
Граф приблизил к глазам расчерченный лист бумаги, несколько минут внимательно разглядывал сначала тщательно отработанный чертеж, затем рисунки: ромбовидной ажурной накладки, что должна быть в центре каждого звена. Все детально, порознь и во взаимном сочетании, не спеша рассмотрел граф и сказал:
– Звено отличное. Сколько их потребуется и сколько колонн?
– Четырнадцать звеньев и столько же колонн. Длина всей ограды семьдесят две сажени.
– Смета?..
– Примерно двести тысяч, не считая издержек на статуи…
– Дорого! – сказал граф и помолчал. – Но, будем надеяться, комиссия не воспрепятствует. Я лично проект одобряю и желаю видеть решетку в натуре. Время не ждет, надо поспешать. Ты уверен, что петрозаводские литейщики могут сделать лучше уральских? Литье, судя по твоим рисункам, надобно тонкое, искусное, так ведь?
