— Ну да, — подхватил молоденький Дима. — только она пополнее чуток. Ну под пальто не видно будет, зима же все-таки.

— В смысле? — оскорбилась я. — Куда подхожу? И что это за замечание насчет полноты?

— Дима, сходи-ка покури! — рассердилась Софья. — Ты все только портишь! Я Дашу сама введу в курс дела.

И она вкратце рассказала, что от меня требуется. Услышав это, я разинула рот от изумления.

— Значит, меня загримируют, переоденут в одежду задержанной сообщницы Ионесяна Алевтины Дмитриевой, и я должна буду приехать в Казань под ее видом в сопровождении сотрудника МУРа, одетого в штатское? А на перроне меня, то есть «Алю», будет встречать сам Ионесян? Я должна буду появиться в дверях вагона, приветственно помахать ему рукой и подождать, пока он подойдет ко мне, принимая меня за свою любовницу? — уточнила я, не веря своим ушам. — Подойти к человеку, который, ничтоже сумняшеся, за три недели порешил пять человек и еще изуродовал и изнасиловал шестую — пятнадцатилетнюю девочку?

— Дарья Ивановна, голубушка, помогите! — взмолился милиционер Дима, тот самый, который что-то брякнул насчет полноты. — А мы его тут же и схватим. Самое главное — чтобы он принял Вас за Дмитриеву. Вы — наша последняя надежда, пожалуйста, соглашайтесь! Мы уже человек тридцать перепробовали. Вы лучше всех подходите. У нас гримеры отличные, не переживайте, и сотрудники все опытные. Безопасность гарантируем!

— Если у Вас гримеры отличные, — возразила я, — так почему бы для этих целей не выбрать любую подходящую по росту сотрудницу милиции, которая и стрелять умеет, и отбиться сможет в случае чего?

— Нам важно его не спугнуть, — пояснила Софья, внимательно наблюдавшая за нашей с Димой перепалкой. — Загримировать-то можно любую, да вот есть неуловимые черты, которые гриму плохо поддаются… А ты, Дашенька, прямо ее копия.

— Только потолще, — мрачно сказала я. — Ладно.

— Отлично, — повеселел Дима. — Сейчас принесу вещи.

Кофта и юбка Алевтины мне бы точно не подошли: она, худенькая изящная танцовщица, носила максимум сороковой размер, а у меня (то есть у учительницы Даши) был сорок четвертый. Да и не нужны они были: встреча должна была состояться на улице. Под пальто можно было надеть и свою одежду. Волосы будут спрятаны под шапкой — следовательно, их даже кудрявыми делать не нужно. Приметные яркие полусапожки Алевтины, которые Владимир явно не спутал бы ни с какими другими, сели как влитые — мы с невестой «Мосгаза» носили один и тот же размер — тридцать седьмой. А вот чтобы я смогла влезть в ее миниатюрное пальто, пришлось немного перешить пуговицы: фигура у Алечки была почти детской. Мне кажется, даже тростиночка-актриса Одри Хепберн на заре юности — и та была полнее ее.

— Не страшно, — резюмировала Софья, наблюдая за моим перевоплощением. — Пальто подогнать — не проблема. Главное, что Вы и впрямь похожи, как две сестры. А это существенно облегчит работу гримерам.

Все происходящее далее было как будто бы во сне: после примерки и подгона одежды меня долго и кропотливо гримировали, а потом я вместе с несколькими сотрудниками села в служебную машину, и в мгновение ока мы домчались до вокзала.

— Иди, Дашутка, — напутствовала меня Софья и крепко обняла. — Все будет хорошо. Не бойся. Встретимся в Москве. И помни, вся надежда — на тебя! Он ничего не должен заподозрить, пока его не задержат!

Измученная бесконечными вопросами, инструкциями и многочасовым наложением грима, я, едва успев прилечь на нижнюю полку в поезде, тут же отключилась. Спать я старалась на спине — чтобы не испортить грим. Восемьсот километров пути пролетели незаметно. Проснулась я уже утром, когда вежливый сотрудник МУРа деликатно тронул меня за плечо.

— Дарья Ивановна, почти приехали! Просыпайтесь!

Я открыла глаза, потрясла головой и села на полке… Мне снился странный сон: будто вся милиция Москвы ловит какого-то преступника, и меня почему-то решили использовать в качестве приманки… Сегодня — будний день, а значит, пора вставать, завтракать и собираться в школу… В пятом «Б» надо провести диктант, седьмой «А» сегодня пишет сочинение. Еще с моими восьмиклассниками сегодня надо провести классный час. А в четыре часа пополудни завуч опять назначила педсовет. А это значило, что домой я вернусь не раньше семи, и это в лучшем случае. Опять два часа, скорее всего, будут песочить какого-нибудь первоклассника Сидорова, который учительнице кнопку на стул подложил.

— Если Вам нужно привести себя в порядок, я выйду, — вежливо сказал мужской голос.

Я подняла глаза. Кто его обладатель и откуда он тут, у меня в комнате?

Однако через секунду сознание окончательно прояснилось. Все, что случилось со мной — никакой не сон. В Москве действительно уже три недели орудует преступник, на совести которого убийства трех детей и двух невинных женщин. Еще одна девушка, над которой преступник грязно надругался, осталась жива и дала ценнейшие показания: опознала убийцу по портрету, нарисованному со слов свидетеля Сережкой Лютиковым, и обратила внимание на руки преступника, которые ей хорошо запомнились: красивые, ухоженные, с длинными музыкальными пальцами… Эта зацепка отчасти и помогла сотрудникам уголовного розыска выйти на правильный путь: они правильно предположили, что убийца — не из рабочего класса. Опираясь на эти и другие показания, МУРовцы его вычислили. Им оказался Владимир Ионесян — приятель моего знакомого Николая.

А еще я и вправду оказалась удивительно похожа на сожительницу Ионесяна — балерину Алю, которая поверила в его бредовые россказни о службе в КГБ и богатом родственнике и отправилась вслед за любовником покорять столицу. И теперь мне предстоит принять участие в самом важном событии зимы уходящего года — задержании неуловимого «Мосгаза». В школе меня сегодня не ждут: согласно легенде, я подхватила простуду и не появлюсь там еще три дня. А потом, если все пройдет благополучно, вернусь. Если пройдет благополучно… Ладно, пока не буду думать о плохом.

Я наскоро поправила грим (вроде хорошо держался всю ночь), причесала волосы и надела пальто, шапку и сапожки Али, с некоторой грустью вспоминая свою несчастную приятельницу, которая пострадала из-за своей наивности и доверчивости. Девочка так мечтала о сцене, а вместо этого проведет ближайшие несколько лет за решеткой… Она ничего не знала ни об убитых детях, ни о происхождении денег, которые периодически приносил возлюбленный… Аля охотно верила, что деньги ему выдают за выполнение особо опасных заданий, и на них он покупает ценности и побрякушки, а кровь на пальто появилась, потому что он ликвидировал государственного преступника.

Собравшись, я вышла в коридор вагона. Сотрудник МУРа все это время терпеливо ждал меня снаружи купе.

— Не волнуйтесь, — сказал он, видимо, прочитав все по моему лицу. — Все будет в порядке. Главное, не нервничайте.

«Легко сказать, — подумала я. — Не нервничать, когда идешь на встречу с маньяком»…

— Да не переживайте Вы так, Дарья Ивановна, — продолжал успокаивать меня сотрудник. — Все отлажено, все подготовлено. Казанские ребята предупреждены. Тут еще человек пятнадцать вооруженных его караулят. Выход с вокзала перекрыт, все ориентировки на преступника имеются. Посмотрите в окошечко. Видите, вон там женщина пирожки продает, народ зазывает? Это наша сотрудница, переодетая. Она белке в глаз бьет. В тире стреляет лучше любого парня. Если что, этого «Мосгаза» с одного выстрела уложит. И у других оружие имеется. А паренька с тележкой видите, сотрудника вокзала, который багаж везет, низенький такой, коренастый? Тоже наш, переодетый, в кармане фартука у него — пистолет. Но это на самый крайний случай. Я очень надеюсь, что все будет спокойно, и мы возьмем его без шума и пыли. Дмитриева-то, узнав, что этот козел опереточный женат, мигом раскололась и все выложила как миленькая. У нас до прибытия еще немного времени, пойдемте в вагон-ресторан, чайку попьем. Пойдемте, пойдемте…