Коридор вёл вниз, извиваясь, как кишка какого-то древнего механизма. Стены были исписаны символами — то ли языком, то ли кодом. Некоторые из них мерцали, словно отвечая на приближение Алекса. Он чувствовал, как что-то в груди отзывается — пульсирует в унисон. Словно он не просто шёл — словно его вели туда, где всё началось… или всё должно было закончиться.

Глава 8

Алекс шёл всё глубже в кишкообразный коридор, пока стены не разошлись в широкую овальную галерею. Свет от парящего жёлтого шара с трудом доставал до сводов. В центре зала — древний терминал, покрытый инеем и микротрещинами. На его поверхности пульсировала голограмма с надписью на незнакомом языке, которая вдруг дрогнула и перешла на английский:

"Добро пожаловать, Алекс Фоули. Последний вход: 229 версий назад."

Он подошёл ближе. Под пальцами чувствовалась странная теплота — как будто терминал узнавал его. Или то, чем он когда-то был.

— Уточнить версию? — предложил мягкий голос терминала.

— Да, — прошептал он.

На экране замелькали образы: десятки — сотни — тысяч Алексов. Уставшие, измученные, ожесточённые. Один с металлической рукой. Другой — с глазами без зрачков. Один с ребёнком на руках. Один — с револьвером у виска. Один — старик, смотрящий в пустоту.

Все они жили, боролись, умирали.

"Версия: 230. Активна. Статус: нестабильная. Противоречие: устранено частично."

— Покажи последнюю стабильную версию. — Голос Алекса дрогнул.

— Стабильная версия — 112. Итог: смерть субъекта в момент выбора. Результат: исчезновение Якоря, разрушение временного ядра.

— Почему ты всё ещё функционируешь?

— Я — хронознаменатель. Я фиксирую остатки. Сохраняю то, что ещё можно спасти. Твои действия — аномалия. И шанс.

— Шанс на что?

— Вернуть выбор.

В этот момент рядом с ним с шорохом открылся боковой отсек стены, как будто отреагировав на его эмоции. Из темноты вышла фигура — человек в термозащите, что и он, но другой комплектации, с искажённым шлемом и едва слышным гудением модифицированных лёгких.

— Ты слишком шумно идёшь по времени,— раздался женский голос из-под шлема. Он был тихим, но твёрдым. — Это слышат все, кому не всё равно.

Алекс напрягся, подняв оружие.

— Кто ты?

— Та, кто уже пыталась спасти тебя. И проиграла.

Шлем сдвинулся назад, обнажив лицо — усталое, но красивое, испещрённое рубцами. Светлые глаза смотрели прямо в него, и сердце Алекса сжалось.

— Линда…

— Почти. Линда-версия 117. Я умерла тогда, когда ты решил не жертвовать ничем. Но след остался. Меня восстановили по остаточной памяти. И знаешь что? Даже такой призрак чувствует боль.

Алекс опустил оружие.

— Почему ты здесь?

— Чтобы убедиться, что ты не повторишь свою ошибку. Но ты уже почти у цели. Осталась одна развилка. Один выбор. И от него зависит, выживут ли хоть какие-то из нас.

Она подошла ближе. На её поясе висел сферический контейнер с мягким синим сиянием.

— Что это? — Алекс кивнул на контейнер.

— Часть сердца Якоря. Его память. Его последний резерв. Если мы найдём ядро — его можно будет активировать заново.

— Чтобы вернуть всё?

— Чтобы позволить хотя бы одному из нас начать сначала.

С потолка с громким щелчком посыпались льдины. Вибрация усиливалась.

Система трещала по швам.

— Плохо. Кто-то вмешался в главный поток, — сказала Линда и снова натянула шлем. — У нас есть не больше 10 минут.

— Кто?

— Он. Твой двойник. Его проекция ещё активна. Он не умер. Просто слился с сетью.

Алекс почувствовал, как в животе холодеет. Его страх был не за себя. Он думал о Синди.

— Если Якорь разрушен… она…

— Есть ещё шанс. Только один. В старом архиве, в центре цикла, остался резервный отпечаток. Но чтобы его вытащить, кто-то должен остаться в контуре, удерживать стабильность.

— Значит, кто-то не вернётся.

— Да.

Они посмотрели друг на друга. Слов было не нужно.

— Линда… — начал Алекс, но она прервала:

— Нет. Слушай. В той версии, где ты не сделал выбор — всё исчезло. В той, где ты выбрал меня — умерла Синди. В той, где ты выбрал Синди — я погибла. В той, где ты выбрал обоих — погиб ты.

Она замолчала.

— Но есть одна реальность, где ты не выбираешь никого. А просто даёшь нам шанс выбрать сами.

— Как?

— Освободи нас. От Якоря. От цикла.

— И всё исчезнет.

— Или всё начнётся заново.

На экране терминала появилась строка:

"Резервная активация возможна. Подтвердите запуск."

Алекс посмотрел на Линду. Потом — на шар в её руках.

— Если всё исчезнет… я забуду вас?

— Возможно.

— А ты?

— Я не боюсь. Я уже умерла раз. Пусть теперь хоть кто-то выживет.

Он глубоко вдохнул. Вставил руку в панель. Пульсация шара участилась.

"Подтверждение принято. Удерживайте стабилизацию."

Алекс почувствовал, как его тело начало распадаться на молекулы. Пространство закручивалось вокруг.

Линда шагнула в центр зала.

Она повернулась к нему — и улыбнулась.

— Прощай, Алекс. Надеюсь, ты родишься снова… и никогда не узнаешь о нас. Потому что это будет значить — ты наконец в безопасности.

Яркий свет вырвался из Якоря. И реальность схлопнулась.

Алекс пришёл в себя от яркого утреннего света. Он лежал на спине, в мягкой постели, простыня спуталась у ног. Сквозь полуоткрытые жалюзи в комнату проникал солнечный луч, пылинки в воздухе будто замирали, играя в свете. Где-то за стеной мурлыкала кофемашина, и запах свежесваренного кофе щекотал ноздри.

Он медленно сел. Комната была… обычной. Слишком обычной. Белые стены. Письменный стол с беспорядочно раскиданными магнитными дисками. На полке над ним — чёрно-белое голографическое фото: он, молодая женщина и девочка с развевающимися волосами. Синди.

— Пап, ты опять забыл будильник! — раздался звонкий голос из-за двери.

Алекс резко обернулся. Дверь в спальню распахнулась, и на пороге стояла она — Синди, лет семи, в пижаме с котёнком на груди и растрёпанными волосами.

Он не сразу смог выговорить хоть слово.

— Синди…

— Да, это я. А кто ещё? — Она фыркнула и убежала по коридору. — Завтрак почти готов! Мам, он опять задремал!

Алекс встал. Всё казалось слишком настоящим, чтобы быть иллюзией… но слишком идеальным, чтобы быть реальностью.

На стене замигал экран — как бы отражение интеркома. Его пальцы на автомате коснулись сенсора, и он увидел себя — своё отражение. Помолодевшее. Ни следа шрамов, ни следов прошлых сражений. Только глаза… те же. Уставшие, но живые.

Он вышел в коридор. Кухня была наполнена ароматами — тосты, кофе, апельсиновый сок. У плиты стояла Линда. Молодая. Живая. Она повернулась, улыбнулась — та самая, старая улыбка.

— Ну наконец-то. Спал, как убитый.

— Линда…

— Всё в порядке? Ты как будто меня первый раз видишь, — она подошла ближе, приложила ладонь к его щеке. — Снилось что-то?

Алекс закрыл глаза. На миг — вспышки. Якорь. Ледяная пустошь. Линда-117, растворяющаяся в свете.

Он с трудом проглотил ком в горле.

— Да… что-то вроде. Только… не уверен, что хочу забыть.

— Тогда не забывай. Но сейчас ты здесь. С нами.

Синди подбежала, обняла его за талию.

— Папа, а ты отвезёшь меня в парк? Сегодня же выходной!

Он посмотрел на неё. Маленькие пальцы. Улыбка. Жизнь.

— Конечно, милая. Обязательно.

Он ещё не понимал, где оказался. Было ли это наградой, побочным эффектом или самой той «единственной реальностью»?

Но пока что — это было настоящее. И он не собирался отпускать его.

Вдруг, когда он наклонился, чтобы поднять чашку с кофе, под утренним солнцем что-то блеснуло на его запястье. Тонкий рубец. Едва заметный. Не было его раньше. Или был?

И на кухонной полке — между магнитодисков и банок с кофе — мелькнула круглая металлическая капсула. Синяя, с почти стёртым гравированием: