– Вы ее боитесь!.. Боитесь вашей сестры!

В это время Лукрецию, откинувшуюся в кресле неподалеку от них, служанки обмахивали веерами. Она улыбалась, будто и не слышала язвительного замечания Изабеллы.

В тот же вечер Альфонсо и Юлий танцевали вдвоем и также заслужили аплодисменты гостей бала, а еще позже Альфонсо играл на виоле.

Было странно видеть его грубоватые пальцы, хранившие следы тяжелого труда и извлекавшие из инструмента такие нежные, чарующие звуки. Глядя на них, Лукреция не могла не подумать о том, как мало она в сущности знала своего супруга.

Вскоре Изабелле предстояло вернуться в Мантую, и она решила не уезжать, не оставив Лукреции какого-нибудь постоянного напоминания о своих чувствах к ней.

Изабелла пошла к старому герцогу и застала его склонившимся над какими-то счетами.

– Знаешь ли ты, дочь моя, – сказал он, – что в замке до сих пор находятся почти четыре сотни гостей? Знаешь? А как полагаешь, в какую сумму нам обходится их содержание?

Изабелла, у которой никогда не было желания разбираться в чужих проблемах, пропустила этот вопрос мимо ушей.

– Ваша невестка не прожила у вас и двух недель, а уже собирается превратить семью Эсте в какой-то испанский двор.

– Ей это не удастся.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я ей не позволю.

– Вы и не заметите, как все произойдет. О, мадонна Лукреция спокойна и невозмутима! Ничто ее не берет! А с виду – такая хрупкая, бедняжка. Но учтите, эта бедняжка сделает все по-своему, потому что ее никто не воспринимает всерьез и не мешает ей…

– У меня нет времени на ваши женские раздоры. Четыреста гостей! И всех нужно прокормить! Четыреста ртов, это не шутки. А лошади? На одном фураже можно разориться.

– Все ее наряды – наполовину испанские. Сплошь в золоте. Это испанская манера, поверьте мне. Испанская! Да вы хоть знаете, что она носит сарагоски?

– Что такое?

– Сарагоски. Шелковые панталоны, сверху до низу расшитые золотом. Она надевает их под платье – это испанский обычай. Отец, этому нужно положить предел. У вас не будет никакой жизни, пока в вашем доме будет жить эта женщина и ее испанские слуги.

– Ох, да оставь ты ее в покое. Лучше придумай, как мне избавиться от этих гостей, а не то они пустят меня по миру.

– Отец, если вы прогоните ее испанских слуг, едоков станет меньше.

Герцог задумался, а Изабелла улыбнулась. Еще одно важное сражение оказалось выигранным.

Потеря слуг должна была причинить Лукреции больше страданий, чем все предыдущие довольно безболезненные уколы. Конечно, Изабелла хотела бы лишить Лукрецию и ее ближайшего окружения – бдительной Адрианы, коварной Никола, язвительной Анджелы. Но такой шаг завел бы ее слишком далеко, и гнев Папы был бы неминуем. Пока ей приходилось довольствоваться изгнанием испанцев.

Франческо она написала, что устала от Феррары и возвращается в Мантую. Ей не терпится увидеть своего супруга и их маленького сына Федерико.

Получив ее письмо, Франческо смеялся.

Он догадался, что Лукреция не посрамилась перед его супругой, и не понимал, почему это доставило ему такое удовольствие.

Когда гости разъехались, Лукреция собрала вещи в апартаментах, где жила до сих пор, и приготовилась поселиться в «комнатках на балконе» (gli camerini del poggiolo), которые герцог предоставил в ее распоряжение.

Она осмотрела их в компании Анджелы и Никола, и все трое остались довольны этим уютным уголком замка. Лукреция решила, что здесь можно будет обособиться от семьи Эсте, принимать друзей и вообще устроить небольшой уголок Рима в Ферраре.

Анджела попрыгала на кровати – хотела проверить на прочность, – и вместе со скрипом старых досок послышался треск рвущейся материи. Обивка лопнула сразу в двух местах; она прикоснулась рукой к одному из них, и прореха расползлась еще больше.

– Что за рухлядь! – воскликнула Анджела. – Верно, ей не меньше ста лет.

Она брезгливо взглянула на свои ладони. Они были серыми от пыли.

Лукреция откинула покрывало. Простыни напоминали жеванную бумагу.

– Первый раз вижу такую ветошь, – сказала она. – Интересно, где они ее раздобыли?

Никола встряхнула бархатные портьеры – посыпались клочья все той же серой пыли.

– Остатки былой роскоши, – заключила она.

В отчаянии Лукреция опустилась на стул, и обивка на нем тотчас же поползла в разные стороны.

– Так вот какое жилье мой свекор столь великодушно предоставил мне, – сказала она.

– Вполне соответствует духу его гостеприимства, – усмехнулась Анджела. – Теплое снаружи, холодное внутри. На вашем месте, кузина, я бы немедленно пошла к герцогу и спросила, что все это значит – почему в качестве ваших апартаментов выбрали самые убогие каморки замка.

Лукреция покачала головой.

– Полагаю, от этого я ничего не выгадаю.

– А я бы написала святому отцу, – предложила Никола. – Он в два счета устроит вам достойное помещение.

– Мне хочется спокойной жизни, – объяснила Лукреция. – Если я пожалуюсь, будут одни только неприятности. Нет. Мы обновим всю эту обстановку. Заменим мебель, повесим расшитые золотом портьеры. А пока все не придет в божеский вид, я буду жить в покоях, которые занимала до сих пор.

– Так вы собираетесь делать это за свой счет? – пробормотала Никола.

– Моя дорогая Никола, разве в Ферраре можно чего-нибудь добиться иным способом?

Анджела взяла руку Лукреции и с благоговением поцеловала.

– У вас ангельская внешность, – сказала она, – и такое же терпение. Ваш супруг половину ночи проводит со своими любовницами – вы встречаете его улыбкой, когда он приходит к вам. Ваш свекор оскорбляет вас, предлагая самый жалкий угол в своем замке – вы снова улыбаетесь и говорите, что мебелируете жилье за свой счет. Даже с Изабеллой, этим дьяволом во плоти, вы держитесь так доброжелательно и невозмутимо – внешне, во всяком случае, – будто и впрямь уважаете ее. Никола, что ты думаешь о моей кузине? Не ангел ли она?

– Я думаю, – сказала Никола, – кузина – мудрая женщина. А когда живешь на земле, то лучше быть мудрой женщиной, чем ангелом.

– Хочется верить, что твои слова окажутся не просто лестным отзывом, – вздохнула Лукреция. – У меня такое чувство, что в ближайшее время мудрость мне не помешает.

Обустраивая комнатки на балконе, она получила первый удар.

Ее навестил герцог Эркюль. Он сказал:

– Вижу, вы еще не заняли помещение, которое я отвел для вас.

– Его нужно заново обставить, – объяснила она. – Когда все будет готово, я с радостью переберусь туда. Кстати, благодарю вас за эти комнатки, они и в самом деле чудесны.

– Обставить заново! – воскликнул герцог. – Это будет стоить немалых денег!

– Я уже подобрала цвет драпировки. А новая мебель там просто необходима. Увы, старая – в плачевном состоянии.

– Мне и свадьба-то обошлась недешево, – проворчал герцог.

– Знаю. Я намереваюсь оплатить все расходы по обустройству этих комнат.

На лице герцога появилось выражение некоторой удовлетворенности. Он откашлялся и продолжил:

– Я пришел сказать вот что. Свадьба потребовала уйму расходов – я больше не могу кормить и содержать всех ваших слуг. Завтра все испанцы будут отосланы назад в Рим.

Лукреция опешила.

– Но они же вам ничего не стоят! В брачном договоре есть пункт, согласно которому все расходы на прислугу относятся на мой счет.

– Все правильно, – кивнул герцог. – Но эти деньги вам и самой понадобятся. А кроме того, испанцы не подходят Ферраре. Словом, я решил отправить их обратно.

Ей стало страшно. В Риме она была окружена друзьями и поэтому отчетливо ощущала враждебность новой обстановки. Что если у нее хотят отобрать всех слуг – всех, одного за другим? От этой мысли у нее засосало под ложечкой. Ватикан был слишком далеко, а ее свекор вовсе не походил на Александра, который так долго оберегал и лелеял его любимую дочь.