— Я уже больше не могу. — Услышал голос Алёны.

— Тогда иди, остывай. — Она встала с полка, пошла к выходу покачиваясь. Схватил бадью с водой. — Стой. — Она замерла. Вылил на неё воду. Она вздрогнула. Её тело напряглось. Но молодец, промолчала. Так не поворачиваясь и вышла. Я за ней следом. Расправил простынь и укутал её. Усадил на лавку. Налил квас в кружку. — Пей. Сейчас у тебя релакс попрёт.

Сидели с ней и молчали. Она потягивала квас и посматривала на меня. Мне надоела игра в молчанку.

— Как себя чувствуешь?

— Скажи, зачем всё это?

— Что?

— Вот это всё? Я что, думаешь, не понимаю, зачем ты меня сюда привёл?

— А зачем я тебя сюда привёл?

— Не прикидывайся дурачком! Ты же меня привёл сюда для… — Она замолчала.

— Ты имеешь ввиду разложить на лавке?

— Да. И удовлетворить свою звериную похоть.

— Звериную похоть! Хорошо сказано, Алёнушка. Да, ты права, я похотливый зверь. Так что на лавке обязательно будем раскладываться и не только на лавке. Это само собой. Но не сегодня.

— Не понимаю?

— Ты ещё не готова. Вот когда будешь готова, тогда всё и произойдёт.

— Готова это как?

— Когда ты сама ко мне придёшь, сама обнимешь, сама целовать будешь, шептать слова любви, говорить, что хочешь родить мне ребёнка. И всё это не под принуждением, а по велению своего влюбленного сердца.

У Алёны глаза были как два блюдца. Она смотрела на меня шокировано, даже кружку отставила. Потом захохотала.

— Ты совсем больной⁈ — Закричала она. — Такого никогда не будет. Да я лучше умру, чем сделаю хоть что-то из того, чего ты тут наговорил. Идиот! Давай, ударь меня! — Она подскочила с лавки и кинулась на меня, колотя своими кулачками. Тоже встал, перехватил её руки и прижал девушку к себе. Я чувствовал её учащённое дыхание своим лицом, чувствовал её разгорячённое тело через ткань простыни. Смотрел в её огромные, как два тёмных омута, обрамленные красивыми изгибами бровей и длинными ресницами глаза. Она замолчала. Дернулась в моих руках пару раз и замерла.

— Успокоилась? Так вот, сюда я тебя привёл исключительно попарится.

— Зачем заставил меня раздеться? И сам передо мной голый был? — Тихо проговорила она.

— Алён, ну ты чего? Как это зачем, чтобы мы друг на друга посмотрели и себя показали. Ты мне понравилась. Ты же как наливное яблочко. Укуси тебя и сок брызнет в разные стороны, по губам потечёт. И я тебе понравился. Не надо так на меня смотреть. Я же вижу, чувствую, что как только касаюсь тебя, даже просто, вот так рядом, когда стою, у тебя в груди всё замирает, а сердечко начинает бешено колотиться и кровь горячая бежит быстрее по венам, и по телу у тебя начинает жар разливаться. Именно по этому ты придёшь сама, Алёна, сама будешь обнимать меня, целовать, говорить как любишь меня и что жить без меня не можешь. Пусть это случиться не сегодня, не завтра, пусть через год, но это случиться тогда, когда устанешь бороться с собой. Вот тогда всё и произойдёт. Ты меня уже никогда не забудешь. Ты будешь помнить меня, мои глаза, улыбку, мои руки, моё тело. А сейчас просто попарились. Спасибо тебе. Я как будто заново родился.

— Такого не будет. — Проговорила Алёна и отвернула лицо. Я отпустил её. Она повернулась ко мне спиной, скинула простынь, стала одеваться. Всё молча. На меня старалась не смотреть. Я не мешал ей. Мне ещё помыться нужно. Хотел конечно, чтобы она мне спинку потёрла, но сегодня видать не судьба. Не будем перегибать палку. Одевшись и не оглядываясь, Алёнка выскочила из бани. Давай беги, детка. Никуда ты от меня не денешься.

Старик пришёл на следующий день ближе к вечеру. Я почувствовал его так, как чувствуют друг друга два волка.

— Стив, — услышал в гарнитуры рации снайпера, сидевшего на чердаке, — тут собака появилась, которая вчера убежала.

— Понял. Приготовились. Старик пришёл.

Парни подобрались, как хищники перед рывком. Бабку Степаниду с детьми заперли в горнице.

— Алёна иди-ка ко мне.

— Зачем?

— Мне повторить? — Всё это время мы с ней не разговаривали. Она не смотрела на меня, полностью игнорируя. Я к ней не лез. Просто наблюдал за ней. Подошла ко мне. Я взял её под руку. — Пойдём выйдем на крылечко.

Она дернула руку, пытаясь вырвать, но я сжал ей локоть.

— Пошли. Там твой папенька пришёл. Встретим родителя⁈ — Усмехнулся. Увидел в её глазах страх. Но страх этот был не за себя, а за близкого ей человека. Молча вывел её на крыльцо. В отдалении бегала лайка.

— На золотом крыльце сидели, — улыбаясь проговорил я детскую считалку, глядя девушке в глаза, — царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей. Да милая? Кто твой папочка? Царь или портной? Сейчас узнаем.

Оглядел округу.

— Старик, — крикнул я, — я знаю, что ты пришёл. Выходи. Мы с твоей дочкой ждём тебя. — В ответ тишина. Почувствовал, как Алёна напряглась. Стала как натянутая струна. — Без глупостей, дорогая. — Спокойно сказал ей. Потом опять крикнул, обращаясь к егерю. — Выходи. Надеюсь, ты не совершишь глупости? Одну ты уже совершил и подставил свою семью. А теперь прими решение, ты или твоя семья?

Мы спустились с крыльца. Из дома вышел один из моих бойцов. Встал позади нас, вытащил из кобуры пистолет и направил Алёне в голову. Мы простояли так минуты две.

— Михеич, я жду. — Крикнул вновь.

— Стой. — Он вышел из-за сарая в дальнем углу подворья. Молодец, близко подобрался, а снайпер проворонил его. — Отпусти дочь.

— Отпущу. Иди сюда. — Егерь подошёл. — Брось ружьишко и ножичек. — Он отбросил карабин и охотничий нож. Я отпустил Алёну. Боец убрал пистолет от её затылка. Я подошёл к старику. Он, так же, как и все члены его семьи, смотрел на меня с ненавистью. Я обошёл его и встал у него за спиной. — Ну вот мы и встретились Фрол Михеич. — Он молчал. — Ты хоть понял куда ты влез? Вижу, не понял. Плохо. На деньги позарился? Жадный ты, дядя Фрол. А жадность фраера губит. Ты думаешь, кто хозяин здесь? Отвечай.

— Что ты хочешь услышать?

— Кто здесь хозяин?

— Белозёрский.

— Кто именно из них? Их много.

— Хозяин прииска.

— Молодец, дядя Фрол. А теперь скажи мне, он сделал тебе что-то плохое? Тебе или твоей семье?

— Нет.

— Нет, вот видишь. А ты хотел его убить. И что с тобой делать? Может сжечь здесь всё? Или ты думал прибежишь сюда, заберёшь семью и спрячешь её в одном из своих схронов? Так не ты один следопыт здесь. Есть и другие. Долго бы ты пробегал, с семьёй то? Не долго. Мы бы всё равно тебя нашли. А для меня это было дело принципа.

— Да, резвый ты. Промахнулся я. Первый раз за много лет, на таком расстоянии.

— Промахнулся. Я тоже промахнулся. Два раза. Но в третий не промахнусь. — Вытащил «Глок-17», который забрал у Малюты.

— Давай только не при дочери. Пожалуйста.

— Любишь дочь?

— А у тебя дети есть?

— Есть, дочка. Маленькая ещё.

— Тогда ты меня поймёшь.

— Папа! — Алёна смотрела на отца. Потом перевела взгляд на меня. — Не надо, прошу. Возьми меня. Я сделаю всё, что ты захочешь. Всё, слышишь?

— Нет, Алёна. Мне такое не нужно. Я подожду. — Глянул на Фрола. — Ты понимаешь, что тебе придётся заплатить? Много заплатить.

— Сколько?

Я усмехнулся: — Все свои золотые жилы, которые знаешь. Все, без исключения. Отдашь всё золото, которое успел намыть и спрятать по своим захоронкам. Всё, до последней крупинки и последнего самородка. Что так смотришь? Думаешь мы не знаем? Знаем. Твой сынок в Москве очень много нам рассказал. И я тогда решу, что с тобой делать дальше.

Сегодня утром я разговаривал с Москвой. Там быстро нашли сына егеря и очень вдумчиво с ним поговорили. Михеич смотрел на меня, злость и ненависть в его глазах ушла. В его взгляде осталась только усталость и обречённость.

— Хорошо. Но тогда ты не тронешь мою семью.

— Конечно. У нас же ведь сделка. Но запомни, дядя Фрол, сделка должна выполняться всеми сторонами в полном объёме. Любое отклонение и сделка будет аннулирована. Ты понимаешь это?