– Ты сегодня должен уехать. Машину заправь полностью. Тебе не скоро придется снова заправлять ее... – сразу и решительно говорит колдун, уставив палец в грудь американцу.

– Куда уехать?

– Лучше в Порт-о-Пренс.

– Там сейчас беспорядки. Машину разобьют. Еще и сожгут... Ваши соотечественники любят беспорядки. Они их веселят...

– Туда вчера ввели войска ООН. Если не хочешь в столицу, поезжай в Доменику[4].

– Еще не легче...

– А ты можешь не уезжать, – добавляет ньянга, оборачиваясь к Нганге. – Ты все равно погибнешь в ураган. Здесь ли... В другом ли месте... Я потому и поспешил. Я тебя похороню. Ты был хорошим человеком и не очень злым...

Маккинрой с любопытством наблюдает реакцию хозяина дома.

Доктор Нганга, несмотря на основательную черноту своей кожи, не бледнеет, а сереет от обращения к нему в прошедшем времени. Но удивительно быстро смиряется с судьбой, не решаясь бороться за жизнь, если ньянга уже предрек ему смерть. Только голову склоняет в почти светском поклоне. И ни минуты не сомневается в предрешенности своей судьбы.

– А теперь оставь нас, – продолжает колдун.

Доктор Нганга уходит торопливо, на ходу полуоборачиваясь через плечо, словно надеясь еще что-то услышать от колдуна. Но тот занят белым человеком.

– Ты приехал за средством...

– Ты знаешь?

– Я все знаю... Я бы мог убить тебя только за это желание, но мне будут нужны деньги после урагана. Слишком нужны будут, потому что я знаю его последствия. Плати десять тысяч американских долларов, забирай и уезжай как можно быстрее. Пока я не передумал...

Ньянга вытаскивает из-за пояса маленький пузырек. На дне его, чуть-чуть прикрывая поверхность, засохло какое-то черное смолистое вещество. Колдун объясняет:

– Это ставится в кипящую воду. Десять минут греется, потом сюда опускается острие...

– Острие чего? – не понимает Маккинрой.

– Любое острие... То самое острие, что оцарапает человека, хозяином которого ты хочешь быть. Человек умрет и воскреснет через трое суток. Ровно через трое суток. Через семьдесят два часа. Он весь воскреснет. Только ум его останется мертв... Ты станешь хозяином. Человек будет выполнять все, что ты прикажешь...

– Как долго острие остается опасным?

– Несколько человеческих жизней. Смола почти не испаряется...

– Это хорошо. А как же... Танцы, бой барабанов, скопление людей? Я слышал...

Ньянга усмехается, как может усмехаться человек, имеющий докторское звание, над предрассудками, свойственными темному люду.

– Это только ритуал. Он нужен только ньянга, чтобы люди больше в него верили. Ты же не собираешься стать ньянга... Все. Уходи...

– Я хотел бы попрощаться с доктором Нганга...

– Это необязательно. Доктор сейчас оплакивает свою смерть... Уходи. Уезжай.

Маккинрой вытаскивает из кармана чековую книжку и торопливо выписывает чек.

– Если обманешь, – получив в руки сиреневую бумажку, помахивает ею ньянга, – один из «уродов» найдет тебя и убьет. Это не шутка...

Он торопливо убирает чек за пояс.

«Если б ты был в самом деле провидец, – с усмешкой думает про себя американец, – ты бы знал, что мне в тридцать тысяч баксов обошлась операция, заставившая тебя искать деньги... И не надо говорить мне про ураган. Ураган здесь ни при чем. И не надо убеждать меня, что ты видишь насквозь все мои желания и стремления. Ты просто психолог. Плохой психолог, пригодный только для работы со своими соотечественниками. Пусть доктор Нганга верит тебе и готовится к смерти. Ты уже всем рассказал, что идешь хоронить его, потому что никому не расскажешь, что дал мне снадобье... И ты убьешь доктора, чтобы ничего не сказал и он, и чтобы твое предсказание сбылось, и люди больше в тебя верили. Ты убьешь его во время урагана... Видишь, я лучший предсказатель, чем ты...»

Колумбия. 1991 год.

Москиты пищат так громко, что приходится повышать голос, иначе тебя просто не услышат. Но ничего не поделаешь – сезон такой... Впрочем, дон Хорхе Энрике давно привык не обращать внимания на москитов. Кусают, ну и пусть кусают. Главное, не чесаться, и зуд проходит быстро.

– Сколько таких «уродов» обещает поставить нам твой знакомый?

– Он может сделать их столько, сколько нам понадобится, – отвечает довольный Бальтазар. – Предлагает за год подготовить хоть сотню. Правда, предупреждает, что они непригодны для использования в качестве солдат, потому что лишены инстинкта самосохранения.

– Ну и пусть. Ни один солдат, я думаю, не заработает для нас столько, сколько эти «уроды». Солдатам надо хорошо платить, тогда они хорошо служат. А этих только слегка подкармливать. Я доволен. Меня интересует цена.

– По тысяче долларов за человека.

У дона Энрике вопросительно поднимаются брови.

– Только и всего-то? Бизнес, прямо скажем, небольшой... – Он морщится слегка презрительно. Сам он не ведет переговоры с людьми, которые занимаются таким мелким бизнесом. Это все равно что самому покупать продукты, когда в доме есть отвечающие за это слуги. Но при этом дон Энрике понимает, какие деньги можно делать, обладая секретом гаитянских ньянга. Однако если человек не умеет делать деньги даже тогда, когда они сами идут к нему в руки, если сам не понимает, какое богатство у него под носом вертится, то этого человека можно лишь пожалеть. И если представится возможность, следует забрать у такого глупца строго охраняемый секрет.

– Ты человек опытный. Я знаю. И наверняка подумал, как отобрать у него яд?

Бальтазар от похвалы готов расплыться в довольной улыбке. Дон Энрике нечасто бывает щедрым на доброе слово.

– Он, конечно, глуповат, но осторожный. Даже слегка трусоват. Постоянно испуганно моргает и оглядывается. Я предлагал ему поработать у нас под защитой и сделать «уродов» из нашего «материала». Говорил, что деревень вокруг много, и в каждой деревне есть сильные парни, из которых получатся прекрасные работники... Я как раз подумал о том, что вы, дон Энрике, предлагаете.

– И что?

Бальтазар качает головой.

– Он не хочет. Мне кажется, он просто боится. И так без конца проверяет, не подслушивает ли кто под дверью. И предпочитает привозить нам «уродов» сюда. Но я подумаю, как прибрать этого парня к рукам. Я понимаю, как это необходимо. На будущей неделе он обещал привезти сразу десять штук, как я и заказал. В настоящих гробах... «Уроды» воскреснут у нас на глазах вечером, не раньше восьми часов, а до этого мы сумеем убедиться в том, что они абсолютно мертвы. Я всегда предпочитаю проверять людей, с которыми работаю... Вы сможете пригласить врача для освидетельствования?

– Для такого дела можно и врачу заплатить. И даже гостей можно пригласить на небольшой коктейль, как это делают янки. Просто любопытно. Прекрасно! Я доволен тобой! Сейчас я хочу рассмотреть поближе первого.

– Пожалуйста, дон Энрике. «Урод» сейчас как раз работает во дворе...

Они через кухню проходят из большого дома в фабричный двор. Дон Энрике даже с крыльца спускаться не желает. Просто смотрит. Среди низкорослых колумбийских индейцев, распаковывающих тюки со свежей марихуаной, выделяется фигура немолодого великана негра с мощной мускулатурой.

– Позвать его? – спрашивает Бальтазар.

– Позови. Он безопасен?

– Безопаснее деревенской козы. У той, по крайней мере, есть рога. А у этого голова абсолютно пуста... Единственные принадлежности головы, которые ему нужны, – это уши, чтобы слышать команды, и глаза, чтобы не спотыкаться... Морган!

Негр медленно оборачивается, смотрит, откуда его зовут.

– Иди сюда! – командует Бальтазар.

Великан подходит.

– Видишь вон ту собаку... – показывает Бальтазар на облезлого пса, дремлющего в тени, прикрыв грязным хвостом нос от назойливых москитов.

– Вижу, – отвечает негр без всякого выражения в лице и в голосе.

– Подойди к ней, поймай и укуси за ляжку. Но не сильно. Собака нам еще сгодится... – Бальтазар улыбается, довольный своей выдумкой.