Оба даоса кивнули в знак согласия.

Старичок не дал Мунпа обдумать это предложение. Он заметал, что перед сеансом сифань положил перед даосами щедрое приношение.

— Вам стоило бы, — заявил он, — чтобы лучше прояснить интересующий вас вопрос, обратиться за ответом к Тьен цуэну[66].

С этими словами китаец указал рукой на статую седобородого старца, стоящую на алтаре.

Затем он прибавил, представившись:

— Я служитель его культа.

В то же время он протянул Мунпа сосуд с гадательными палочками, который встряхивают, чтобы узнать судьбу, получить совет и т. д.[67]

Тибетец не стал отказываться. Он положил, как подобает, немного денег на алтарь Тьен цуэна, ласковая улыбка которого, казалось, поощряла на подобные благодеяния.

Сифаню недоставало сноровки, свойственной китайцам, привычным к этому способу. Он резко встряхнул сосуд, и несколько дощечек отлетели далеко, рассыпавшись по ступеням алтаря. Старый служитель культа подобрал их, прочел надписн и объявил:

— Ответ неясен; вас окружают существа разного сорта. Вам будет нелегко выбрать благоприятное направление.

Мунпа, вошедший в храм растерянным, оказался в еще большем замешательстве после двух сеансов гадания. Он стоял, застыв на месте, и его взгляд блуждал от старого китайца к статуе Небожителя, улыбка которого как никогда выражала бесконечное сострадание к бедным людям, терзаемым массой забот.

Добрый служитель культа помог Мунпа выйти из оцепенения. Он заметил, что сифань располагает средствами и не скупится на приношения. Стало быть, надлежало поддержать его на этом благом пути.

— Я вижу, — сказал старичок, — что вы не совсем понимаете смысл предсказания. Очевидно, у вас сложный случай, требующий, чтобы его подробно исследовал весьма искушенный человек. Здесь, в саду этого храма, живет один очень праведный дао-че[68]. Если бы он соблаговолил вас принять, то дал бы разъяснения относительно всего, что может вас тревожить. Чтобы оказать вам услугу, я поговорю с ним о вас. Приходите завтра утром, я скажу, дозволено ли вам с ним встретиться…

Сказав это, китаец посмотрел на Мунпа с многозначительным поощряющим видом, понятным и без помощи переводчика. Молодой человек все понял и положил в протянутую ладонь немного денег.

Наутро он снова отправился в храм. Служитель культа уже ждал его.

— Вам повезло, — сказал он Мунпа, — дао~че согласен с вами встретиться. Главное, не давайте ему денег, он их не берет. Он предоставляет посетителям возможность выражать свою признательность мне, своему слуге. Однако вы можете преподнести ему фрукты, цветы и связку благовонных палочек. Все это я вам дам. Следуйте за мной.

Старичок отвал Мунпа в подсобное помещение храма, где он продавал верующим предметы, необходимые для приношений, наполнил маленькую изящную корзиночку фруктами, положил на фрукты цветы, а сверху — связку благовонных палочек. Мунпа расплатился, взял корзинку, а затем его проводили в сад, прилегающий к храму. В глубине сада стоял маленький домик, жилище дао-че. Служитель культа не стал туда заходить, посетителя должен был впустить слуга.

Дао-че оказался старцем, отчасти похожим на Тьен цуэна, у ног которого Мунпа тряс палочками для гадания. Молодой человек заметил это сходство, но скорее отметил нечто общее в выражении лица дао-че с настоятелем монастыря Абсолютного Покоя. Тибетцу стало не по себе. Не стоило ли ему снова опасаться колдовских чар?..

Между тем дао-че не замыкался в пугающем молчании, подобно Настоятелю, и сразу же заговорил.

— Садись, — сказал он Мунпа. — Что тебя волнует? Почему ты спрашиваешь, какую дорогу следует выбрать?.. Куда ты хочешь идти? Какова цель твоего путешествия? Ты же тибетец, что ты тут делаешь?.. Ты — торговец?..

Благодаря этим вопросам, относившимся к обычным житейским делам, Мунпа снова почувствовал себя непринужденно. Тут не было никакого колдовства. Но именно оттого, что вопросы, заданные дао-че, были простыми, естественными и прямыми, они требовали ясных и четких ответов. Надо было отвечать. Китаец ждал.

В отличие от таинственного и грозного настоятеля монастыря Абсолютного Покоя, дао-че не глядел «внутрь», а пристально, не моргая, смотрел на Мунпа пронизывающим взглядом.

Наконец молодой человек решился.

— Я преследую вора, — признался он.

— Тебя ограбили?

— Не меня, а отшельника, которому я служил.

— О! В самом деле, отшельника. И что же у него украли?

— Серебряный ковчежец.

— И этот отшельник, твой Учитель, приказал тебе гоняться за вором?

Мунпа растерялся, Он замолчал.

— Где живет этот отшельник, твой Учитель? — продолжал дао-че.

— В Цинхае, — ответил Мунпа.

— У твоего Учителя есть особые основания подозревать, что вор мог отправиться в Сиду или его окрестности? Зачем он тебя сюда послал?

Мунпа ничего не ответил.

Тогда, переменив тон, дао-че внезапно спросил:

— Ты говоришь правду?.. Сдается мне, ты все это выдумал. Для чего?.. — Старый дао-че, только что напоминавший улыбающегося Небожителя, напустил па себя суровый и даже угрожающий вид. — Я тебя сюда не звал, — сказал он, обращаясь к Мунпа. — Меня не волнуют твои дела. Ты сам просил о встрече со мной. Для чего? Чтобы рассказывать небылицы?..

— Простите меня, — пролепетал Мунпа. — Я не хотел вас обижать. Мне очень плохо… От всего этого у меня голова идет кругом… Я уже не знаю, что делать…

— Возвращайся к отшельнику, которому ты служил. Скажи ему, что тебе не удалось разыскать вора, укравшего его ковчежец. Часто случается, что вора так и не находят. Китай велик, тут достаточно места, где спрятаться.

— Мой святейший Учитель умер, — пробормотал Мунпа.

Как только он это произнес, тот же страх, что и в прошлый раз, когда он это сказал, заставил его содрогнуться с головы до йог: неужели Гьялва Одзэр и вправду умер?..

— Он умер, — повторил дао-че. — Значит, ты пустился в погоню за вором тотчас же поете его похорон? Что же сделали с телом отшельника? Вы, сифани, часто сжигаете мертвецов. Еще говорят, что вы оставляете тела покойных в горах без погребения. — Дао-че брезгливо скривился. — Варварский обычай, — заявил он.

Мунпа испытывал невыносимые муки.

— Я не видел похорон, — признался он. — Я сразу же ушел.

Дао-че немного помолчал, размышляя, а затем снова обратился к Мунпа.

— Послушай, — сказал он. — Я чувствую, что ты не хочешь рассказать мне всю правду. Неважно, это твое дело. Да будет тебе известно одно: у каждого из нас десять душ: три хуэнь высшего порядка и семь низших сущностей по. Эти десять сознаний отделяются после смерти человека; каждое из них следует своим особым путем и продолжает существовать более или менее долго, после чего растворяется в неорганизованной материи (хаосе). Некоторые весьма достойные люди, занимавшиеся сложной духовной подготовкой, достигают состояния чэнь-жэнь (человек-дух) и становятся бессмертными. Низшие сознания остаются некоторое время привязанными к телу, слоняясь вокруг своей могилы. Три хуэнь, коль скоро они не достигают состояния Бессмертных, попадают к десяти Судьям мертвых, назначающим человеку судьбу, которую он заслужил своими благими или дурными поступками, а также определяющим количество лет, отведенных покойному в следующей, предстоящей ему жизни.

Мунпа знал, что каждому из нас отмерен определенный срок жизни. Это известно всем тибетцам. Он не совсем понял объяснения дао-че, но вопрос относительно количества лет привлек его внимание.

— Возможно ли, — отважился он спросить, — чтобы срок жизни был прерван несчастным случаем, повлекшим за собой смерть?

Дао-че посмотрел на него в упор: