В зубах сигарета.

– Эй, – слышу голос, от которого внутри все леденеет.

Вжимаюсь в спинку, отчаянно желая с ней слиться.

– Мужики! – стук в стекло водительского сиденья.

Из головы вышибает все мысли.

– Что случилось? – брюнет слегка опускает окно.

– Девчонку не видели? Приметная такая. Волосы белые и синяя юбка.

– Хм…

Боже! Так страшно! Душа падает в пятки от ужаса. Кажется, что еще миг, и сердце разорвется на куски. Дрожу, кончики пальцев немеют.

– А что это вы, уважаемые, – в голосе брюнета сквозит злость, – девушек в ночи теряете? Или, может, маньяки какие?

Справа раздается смешок. Брюнет не опускает стекло ниже, словно почувствовал мой ужас. Слышу, как снаружи раздаются шаги. Охранники обходят машину.

Нет! Они меня сейчас увидят!

Громила замирает напротив и смотрит прямо на меня.

Воздуха не хватает, прикрываю губы руками. Кажется, что еще миг и в обморок упаду. Но громила молчит.

И тут до меня доходит. Стекла тонированные! И меня не видно. Страх немного отпускает. Но я не двигаюсь. Боюсь, что сейчас кожа сиденья заскрипит и выдаст меня с потрохами.

– Нет, просто краля моя, – слышу бас генерального, – заревновала, сбежала. Но без сумочки и пальто. Волнуюсь, что простудится. Люблю я ее.

– И сколько лет крале? – спрашивает шатен.

– Двадцать пять, – не тушуется босс.

– Молодуха, значит?

Не могу понять, зачем они с ними разговаривают? Я же просила ехать… господи, меня сейчас поймают!

И не отдают, и спасать не спешат. Точно. Все мужики одинаковы! Жестокие…

– Есть грешок, помоложе люблю. А что вы в этой дыре забыли?

Охранники продолжают осматривать машину

– Закурить есть? – не унимается генеральный.

Мамочки!

Прикрываю глаза, стараюсь дышать чуть глубже.

– Ну так… видели кралю мою?

Молчание. Долгое, тягучее.

– Видели…

И сердце мое ухает где-то в висках…

– Видели! Туда вон побежала, – слышу, когда мое сердечко почти останавливается, – в сторону метро.

И тут же начинает биться быстро-быстро. Боже мой! Не сдали…

– Точно? – в голосе генерального сомнение.

– Да. Ее сложно не заметить, – усмехается шатен.

– Спасибо, мужики.

Лишь когда мы трогаемся с места, я сажусь и выдыхаю с облегчением. Спиной прижимаюсь к спинке сиденья. Закрываю лицо руками. Понимаю, что кончики пальцев дрожат.

– Во что ты вляпалась? – слышу голос спереди. – Кто это был вообще?

Поджимаю губы. Молчу. Брюнет пристально смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Почему без сумки и куртки? – продолжает задавать вопросы. – Что они тебе сделали? Может, лучше в полицию поедем?

– Отвезите меня домой, – прошу.

– В травмпункт надо. Потом в полицию.

– Я не ранена, отвезите меня домой! – говорю уже настойчивее. – Пожалуйста! Не надо полиции!

– Ты сперла что-нибудь? – шатен подает голос. – Тебя поэтому с охраной ищут?

Я? Украла?

– Ничего я не брала, – бормочу, – мне нужно домой…

Я без телефона, на улице уже часов десять. Мама точно сходит с ума. Она вызовет полицию. Если уже этого не сделала.

– Ладно. Черт с тобой. Адрес говори, – фыркает брюнет.

Называю улицу, дом и подъезд. Шатен включает музыку, откидывается на сиденье.

А я сжимаю ткань юбки пальцами. Все еще не могу прийти в себя.

До меня доходит, что из лап одного похотливого козла я попала к двум другим мужикам.

И неизвестно, домой меня везут или куда-нибудь в лес…

– Как тебя зовут? – шатен просовывается между сиденьями, с ухмылкой меня осматривает. – Необычная ты такая…

Молчу.

Боже, не говорите со мной! Не обращайтесь!

– Я заплачу, – тихо говорю, губы облизываю, – за бензин и…

– Боже, – раздраженно стонет брюнет, – откуда ты такая взялась-то?

Дальше диалог не клеится.

– Приехали, – спустя минут десять мы сворачиваем к моему дому.

Машина подъезжает к нужному подъезду. Брюнет глушит мотор.

– Спасибо, – вылезаю из машины и припускаю к двери.

Набираю номер квартиры дрожащими пальцами. Так страшно! Все мои самые жуткие кошмары ожили этим вечером!

Домофон пикает.

А внедорожник все еще стоит. Резко разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с брюнетом. Он курит в открытое окно и глядит на меня. Пристально. Изучающе.

По коже бегут липкие мурашки.

Распахиваю дверь, слышу сзади рев мотора.

Уехали, ну, слава богу. Поднимаюсь на пятый этаж, в нашу с мамой квартиру.

Мы живем вдвоем, папа умер, когда мне было десять. Спустя три года мама снова вышла замуж.

Отчим был хорошим и добрым. А еще у него было два сына. Олег и Егор. Олег старше меня на одиннадцать лет, а Егор на десять.

Но у нас так и не вышло стать нормальной семьей. Отчим с мамой начали ругаться спустя два года после свадьбы. А сводные братья особо меня не любили.

Мы жили в разных частях особняка, а когда мне стукнуло четырнадцать, они и вовсе покинули отчий дом. Два года мама и отчим пытались что-то склеить. А потом мы уехали.

Мама сказала – не сошлись характерами.

Но там что-то другое. Помню, как она больше года плакала каждую ночь. Он звонил, писал. Но мама потом и вовсе сменила номер телефона.

Дверь открыта. Мама всегда так делает, если я забываю ключи и звоню в домофон.

– Тося! – бросается мне на шею, как только я переступаю порог квартиры. – Доченька, где ты была? Я уже готова была звонить по больницам!

– Я… – не нахожусь с ответом сразу.

Мама очень переживала за меня, когда случилась беда. Защищала. А теперь… снова…

– Господи, что с тобой такое?! – она в ужасе осматривает мои рваные вещи. – Милая…

– Мам, я…

– Тось? – с кухни к нам выходит мужчина.

– Дядя Боря? – глазам своим не верю.

Отчим?! Точнее, бывший отчим. А они вообще бывают бывшими? Мысли появляются, цепляются друг за друга, путаются и испаряются.

– Тося, я…

– Все хорошо, мам, – направляюсь в свою комнату.

– Я пойду, – слышу шепот в коридоре, – ты звони, если что. И предложение мое в силе.

– У Тоси есть работа, Борь, – голос мамы необычайно нежный и спокойный.

Они помирились?

– Хорошо. Я поеду.

Звук поцелуя.

А мне безумно неловко. Мама заслужила счастье, а вынуждена возиться со мной.

После изнасилования она всю себя посвятила моей реабилитации. И хоть насильник мертв, выкарабкаться оказалось сложнее, чем я думала.

Год работы с психологом, а я все равно остолбенела сегодня.

– Тося, – мама толкает дверь, когда я скидываю с себя грязные вещи, – что случилось? Почему ты так задержалась?

Говорить или нет?

Разворачиваюсь. На щеках мамы пылает румянец. Губы припухли. Я не имею права лишать ее счастья.

– У вас все снова… закрутилось? – тихо спрашиваю.

– Не уходи от темы, Антонина, – строго говорит.

Антониной она называет меня, когда злится.

– Я задержалась и чуть под машину не попала, – говорю часть правды.

– Тося, ты лжешь, – вздыхает она, садится на мою постель.

Ничего от мамы не скрыть!

– Мой генеральный, – тихо произношу, – домогался меня…

– ЧТО?! – она вскакивает. – Милая! Господи! Что он сделал?!

– Ничего. Я вырвалась.

Лишь сейчас, в маминых объятиях я чувствую себя в безопасности. Неужели моя жизнь никогда не станет нормальной? Ну за что?!

Всхлипываю.

– Я убежала… забыла там вещи. И сумочку… и… – всхлипываю.

– Милая моя… нужно подать на него в суд за домогательства!

– Нет! – выпаливаю. – Не надо… забыть хочу. И все.

– Тось… слушай…

– Ммм?

– Давай так. Сейчас ты покушаешь, мы с тобой глянем фильм. А завтра утром я сама заберу твои вещи из этого клятого офиса. Ты только дома заявление на увольнение напиши.

– Но где же мне работать…

– Слушай, я кое-что рассказала Боре. Не злись только. Он очень переживает за тебя.