— Это он, наверное, про одного военного начальника, — не то устало, не то лениво ответил Зекунов.
— Что за начальник? И, пожалуйста, не засыпайте, у вас впереди целая ночь.
Зекунов молчал. Эту ленивость и сонливость он не раз репетировал в кабинете Федорова. Она нужна, чтобы выяснить степень заинтересованности собеседника в том или ином поднятом в разговоре вопросе.
После долгой паузы Зекунов сказал неохотно:
— Ну… Встретил Шешеня сослуживца по старой армии. А тот теперь у красных важная шишка. По-моему, из-за этого Шешеня и погнал меня сюда. В общем, Шешеня его случайно встретил в Москве на улице. А тот оказался из вожаков большой подпольной антисоветской организации под названием «ЛД», которая действует в Москве и по всей России.
— Что это значит «ЛД»? — быстро спросил Секунда, гася в пепельнице только что раскуренную папиросу.
— «Левые демократы».
— Левые?
— Нет, нет, кажется, либеральные! Ну да, «Либеральные демократы», — поправился Зекунов.
— Как фамилия этого знакомого Шешени?
— Новицкий как будто. По армии, кажется, полковник. А вообще-то Шешеня говорил, что он из каких-то военных ученых.
— Так. Дальше, — нетерпеливо подгонял Секунда, проклиная Шешеню за то, что тот не мог послать курьера потолковее.
— Ну вот… — продолжал Зекунов свой неторопливый и путаный рассказ. — Шешеня узнает, значит, что этот его товарищ — один из главарей этой самой «ЛД». А организация большая, ее люди где-то и в армии, и в институтах, и на железной дороге, и еще где-то. И все это народ с положением. Интеллигенция, одним словом. Но поэтому и слабина по части боевых действий — так Шешеня мне говорил. И когда тот, Новицкий, узнал, зачем Шешеня приехал в Москву, он стал просить его восстановить знакомство для обоюдной, как говорится, пользы. В общем, они уже не раз встречались.
— Так, дальше, — торопил Секунда, но в это время в кабинет вошел высокий, худой, как жердь, мужчина лет пятидесяти и положил на стол перед Секундой бумаги.
— Тут нечего расшифровывать, это все подлинники.
— Что говорил вам Шешеня об этих документах? — спросил Секунда, разглядывая бумаги.
— Если говорить правду — ничего, — ответил Зекунов. — Он принес мне их за час до моего отъезда на вокзал, сказал, что и сам их только что получил. Мы только то и успели, что зашили эти бумаги под подкладку, где письмо было.
Секунда уже не слушал Зекунова. Он вчитывался в документы. Перед ним лежал «подлинный» приказ по артиллерии РККА № 269 от 29 августа 1922 года о результатах обследования артиллерийских складов Московского военного округа, а также складов в Курске, Калуге и Тамбове.
Второй документ — меморандум от 14 декабря 1922 года о политическом и хозяйственном положении Белорусско-Балтийской железной дороги. И наконец, третий документ — самый сладкий для капитана Секунды — копия докладной записки о необходимости создания при генштабе РККА специального отделения по изучению польской армии.
Надо было немедленно связываться с самым высоким начальством.
— Пока вы, господин Зекунов, свободны, — сказал капитан. — Вы, кажется, хотели попасть к пану Фомичеву — мои люди объяснят вам, как к нему пройти…
Фомичев жил неподалеку — в тихом, лезшем в гору переулке. Он занимал деревянный дом простой крестьянской постройки, который стоял в глубине двора. Дверь открыл сам Фомичев.
— Я привез вам подарок от пана Могульского.
— Очень приятно, но разве пан Могульский жив?.. — механически проговорил Фомичев ответный пароль, явно не узнавая Зекунова.
— Михаил Дмитриевич Зекунов, девиз «Зеркало», — помог ему гость.
— А?! Ну как же! Как же! Заходите, Михаил Дмитриевич…
— Ну, прежде всего, конечно, привет вам сердечный от Леонида Даниловича. Привет и письмецо, — сказал Зекунов, снимая пальто.
— Анфиса! Иди сюда! — закричал Фомичев, и тотчас в переднюю выплыла закутанная в огромный пуховый платок высокая и дородная супруга хозяина дома. — Свояк мой Леня жив и здоров. Вот письмо… Но что же это мы? Проходите, Михаил Дмитриевич. Анфиса, все, что есть в доме, — на стол дорогому гостю.
— Значит, жив своячок мой, жив сердечный наш Шешенечка! — без конца повторял Фомичев. — Вот как не повезло: вчера только его жена у нас была и вечером уехала к себе в Варшаву. Сколько они тут слез пролили по Лене, они ведь сестры родные.
— Может, послать Саше телеграмму, чтобы вернулась? — предложила Анфиса.
— Погоди, Анфиса, ты стол накрывай, а там подумаем. Вы грейтесь, Михаил Дмитриевич, садитесь вот сюда, поближе к печечке, — суетился Фомичев. — А я пока что, извините, Ленино письмо прочитаю.
Содержание письма Фомичеву было почти такое же, как и капитану Секунде, только написано оно было по-родственному на «ты» и чуть подробнее. И о Зекунове в нем было написано тепло, по-дружески.
«…Словом, самому мне отправиться к вам было недопустимо, — читал Фомичев. — Случись со мной что-нибудь, и мы теряем единственную связь с «ЛД».
Зекунов сделал весьма обстоятельную информацию об антисоветской организации «ЛД» и видел, что интерес Фомичева к его рассказу все возрастает.
— Вы все это уже рассказывали капитану Секунде? — вдруг спросил Фомичев.
— Зачем же вы меня дураком считаете? — незлобиво отозвался Зекунов. — Мы же еще в Москве договорились с Шешеней, кому какие давать калачи.
— Узнаю Леонида, его школа, — довольно рассмеялся Фомичев.
— Да, доложу я вам, — подхватил Зекунов. — Свояк ваш, Леонид Данилович, боец что надо. Что он пережил, другому во сне не увидеть…
Зекунов рассказал, как Шешеня, перейдя границу, явился в Смоленск к Герасимову, а там в это время были чекисты, которые как раз брали резидента. Пришлось Шешене прибегнуть к оружию, еле ушел. А потом приехал в Москву с одной-единственной явкой к нему, Зекунову, а он в это время в тюрьме сидел. Хорошо еще, скоро выпустили. Но два-то месяца Шешене надо было уметь прожить в красной столице на полных птичьих правах… Ну, а когда все обошлось и он крепенько осел, как он развернул работу — любо-дорого смотреть…
— Все же, что это такое — «ЛД», про которую он пишет? — нетерпеливо спросил Фомичев.
