Винделор и Илай шагали по серому, безучастному городу, который казался ещё более чужим, чем прежде. Высокие, обветшалые здания с облупившейся краской возвышались, словно суровые стражи прошлого — некогда блестящего, теперь погружённого в разочарование. Тонкие струйки дождя стекали по витринам магазинов, отражая тусклый свет уличных фонарей.

Мальчик шёл рядом, его маленькие шаги путались среди широких шагов мужчины, будто он искал защиты в его тени. Винделор периодически бросал на него взгляд — в глазах юноши застыло бремя пережитого. Ветер нёсся по узким улочкам, его завывание напоминало тихий плач.

Гостиница, куда они направлялись, вырисовывалась вдали — скромное здание с окнами, едва заметно светившимися в темноте.

— Жди меня здесь, — сказал Винделор. — Мне нужно забрать вещи.

Собрав свои вещи в мешок, а часть уложив в сумку Саймона, он спустился вниз. Бросил администратору короткое предупреждение, что съезжает, и, не дожидаясь ответа, покинул гостиницу.

— Куда мы теперь? — спросил Илай, торопливо догоняя его.

— Я покидаю город, — ответил мужчина. — А ты отправляйся к страже и сообщи о случившемся. Мне жаль, что так вышло. Правда. Но после всего меня уже не выпустят так просто, а задерживаться я не могу.

— А как же ваш товарищ, сэр? — удивился мальчишка. — Вы не сообщите, куда доставить тело? Его ведь просто выбросят в выгребную яму, и через пять минут о нём забудут.

Винделор остановился. Тяжело вздохнул, глядя на Илая.

— Ступай, — сказал он. — Похорони сестру. И постарайся жить дальше.

— Но… — Илай сжал кулаки. — У меня больше никого нет. Зачем мне жить? Я не хочу здесь оставаться. Возьмите меня с собой.

Винделор долго всматривался в глаза мальчишки. Спутник на пути ему был ни к чему. Он не понимал до конца, зачем тому это нужно. Но лёгкий укол вины заставил его скривиться.

— Тогда шевелись, — махнул рукой Винделор, направляясь к воротам. — Доведу до ближайшего города — а там разойдёмся.

— Спасибо, сэр! — Илай бросился за ним следом.

— Винделор, — произнёс мужчина. — Или можешь звать меня просто Вин.

Глава 5

Глава 5

Осенний лес раскинулся впереди, укутанный мягким светом уходящего солнца. По почерневшему ковру опавших листьев осторожно ступали мужчина и мальчик, каждый их шаг отдавался в тишине хрустом, будто сама природа неохотно прощалась с последними тёплыми днями. Где-то вдалеке каркнула ворона, её голос разнёсся эхом, а над головой пролетела стая перелётных птиц, спешащих на юг, — лес жил своей жизнью, равнодушный к их присутствию.

Чувствовалось приближение зимы. Деревья, высокие и строгие, уже полностью сбросили свои яркие наряды, обнажив суровые серые стволы, словно мгновенно постарев.

Воздух был свеж и прозрачен, с тонкой, почти невидимой прохладой, намекающей на скорый приход зимы. Каждый выдох превращался в лёгкое облачко пара. Мальчик, широко распахнув глаза, с любопытством всматривался в извилистые тропинки, а мужчина, сдержанный и уверенный, легко сжимал его плечо. Они не спешили. Лес, словно добрый хозяин, приглашал задержаться, подольше послушать его шёпот.

Порывы холодного ветра пробегали по кронам деревьев, оставляя за собой лёгкий шелест последних не опавших листьев. Мальчик то и дело наклонялся, собирая жёлуди и шишки, переворачивая их в ладонях, разглядывая, словно маленькие сокровища. Мужчина же время от времени останавливался, прислушиваясь к шороху листвы, вглядываясь в глубину леса.

Внезапно до них донеслось журчание воды. Они двинулись в сторону звука и вскоре вышли к небольшому ручью. Прозрачные струи неторопливо стекали по камням, отражая последние проблески света. Мужчина бросил взгляд на воду и предложил передохнуть.

Они сели на влажные, покрытые мхом камни, позволяя себе минуту отдыха. Лес замирал, лишь тихий голос ручья нарушал наступающую тишину. Где-то далеко треснула ветка, в воздухе чувствовалась свежесть уходящего тепла. Вечер стремительно опускался на землю, листья под ногами шуршали всё тише, будто готовясь к долгой зимней спячке.

Мальчик, наблюдая за прозрачной водой, вдруг заметил, как в её глубине собралась стайка рыбешек. Они беспокойно метались в струе, и ему на мгновение показалось, что они словно умоляют о чём-то. Он усмехнулся этой мысли, представив, как рыбы ведут свою маленькую, но полную приключений жизнь. И, не раздумывая, достал из кармана кусочек хлеба, который остался у него с обеда, разломил его и аккуратно бросил в воду. Мужчина, наблюдая за этим, поджал губы и натянуто улыбнулся.

Внезапный треск веток заставил их вздрогнуть. Оба резко обернулись, напряжённо всматриваясь в сгущающиеся сумерки. Из-за деревьев на поляну вышел старый лось. Его массивная фигура выделялась на фоне зарослей, а тяжёлая голова с раскидистыми рогами, которые он ещё не сбросил, гордо возвышалась над кустами. Животное двигалось неторопливо, с величавой грацией, словно само воплощение древнего духа леса.

Лось приблизился к ручью, наклонил голову и осторожно втянул воздух, словно раздумывая, стоит ли нарушать гладь воды. Мальчик затаил дыхание, заворожённый этим зрелищем. Мужчина осторожно подошёл к нему, положил руку на плечо и едва заметным жестом велел не шуметь. Они смотрели, не смея шелохнуться, пока лось, напившись, не скрылся обратно в лесной чаще, растворившись среди теней.

Тишина вновь окутала их. Здесь, на границе между уходящим днём и наступающей ночью, казалось, всё возможно. Граница между реальностью и вымыслом становилась зыбкой, как отражение луны в воде.

— Остановимся здесь на ночь, — спокойно сказал мужчина, опускаясь на корточки. Он окинул взглядом поляну, проверяя, достаточно ли она укрыта от ветра. — Хорошее место. Илай, помоги мне.

Они быстро взялись за дело. Развернули палатку, натянули верёвку для вещей. Затем начали собирать хворост для костра — тщательно отбирали сухие ветки, проверяли, какие из них дадут хороший жар. Винделор с привычной сноровкой складывал щепки в аккуратный конус, а затем рассеянно принялся искать спички.

Наконец огонь вспыхнул. Пламя осветило их лица тёплым янтарным светом, искры взлетели в холодный воздух, растворяясь в темноте. Запах горящей древесины смешался с ароматами влажного мха и сосновых иголок. Дрова потрескивали, словно рассказывая старые истории, а в глазах Илая отражались отблески пляшущих языков огня.

Для Илая этот момент был чем-то большим, чем просто привал. Вспоминался старый камин в родном доме. Отец любил разжигать его долгими зимними вечерами, а мать накрывала на стол, пока они с сестрой, ещё маленькие, сидели на полу и наблюдали за причудливыми узорами пламени. Тогда огонь был символом уюта, тепла, защиты.

Затем пришли другие времена. Отец и мать ушли, и камин разжигал уже он. Они с сестрой сидели рядом, согреваясь не столько жаром дров, сколько воспоминаниями и объятиями друг друга. После смерти родителей их приютила старая соседка, ворчливая, но добрая женщина, которая кормила их скудными запасами и учила выживать. Но два года назад она умерла, и с тех пор они с Марлен скитались по городу, воруя еду, прячась в своём старом доме и разжигая огонь.

Но с годами огонь в камине стал гаснуть. Дрова кончились, а вместе с ними — и силы. В последние годы они просто укрывались старыми куртками, прижимаясь друг к другу, слушая тишину дома, который больше не мог согреть их так, как прежде.

Теперь же перед ним снова горел огонь. Живой, настоящий. И в его отблесках он видел не только пламя, но и что-то большее — надежду.

Огонь играл перед ними живыми бликами, но Винделор видел в его пляшущих языках совсем не беззаботное пламя. Ему чудилось другое: горящие дома, испуганные крики, запах гари, смешанный с болью и страхом. В треске дров слышались мольбы о спасении, цокот лошадиных копыт по мостовой родного города. Вспышки огня напоминали блеск клинков, безжалостно вонзающихся в тела тех, кого он знал. Соседи, друзья, семья — все исчезали в этой пылающей бездне памяти.