— Обычный путник. Задержусь на три дня, потом дальше.

Страж кивнул, на лице мелькнула задумчивость.

— Куда идёшь? — спросил он.

— Далеко, — коротко ответил Винделор.

Дверь в воротах скрипнула, и тёплый свет ламп хлынул в ночь. Он вошёл в помещение досмотра.

На пункте чувствовалось напряжение. Даже старый револьвер на поясе и патроны в рюкзаке вызывали подозрения. Охранник за стойкой бросил хмурый взгляд и цокнул языком, но обошлось без проблем.

— Давно таких не видал, — пробормотал он, глядя на револьвер. Но, заметив усталость в глазах Винделора, махнул рукой. — Проходи, только не трепи об этом в городе.

В городе, на пересечении улиц, Винделор заметил, как ночное небо стало чёрным от туч.

«Буря догнала», подумал он. Она давно собиралась и вот-вот готова была обрушиться.

Старая вывеска магазина скрипела на ветру. Не было ни голосов, ни шагов. Город будто замер между прошлым и будущим.

Проходя мимо занавешенных окон, он услышал шорох из подворотни. Замер, вглядываясь в тень. Мысль, что там может быть что-то похуже мусора, кольнула тревогой.

Словно в ответ, из-за угла выскочили крысы, попискивая. Они были единственным намёком на жизнь в этом мраке. Город, несмотря на запустение, ещё дышал, хоть и странно.

Это место, окутанное тучами и мигающими фонарями, тонуло в меланхолии. Улицы освещал тусклый неон, но он не оживлял картину. Редкие прохожие, как тени, мелькали и растворялись во мраке, оставляя лишь звук шагов.

Обветшалые здания, покрытые граффити и трещинами, хранили истории былых времён. Каждый звук, будь то стук двери или вопль кошек, эхом отдавался в воздухе, добавляя тяжести.

Под сводами улиц пряталась безысходность. Огоньки редких кафе горели, будто звали прохожих. Город спал, зная, что надежда лишь мираж.

Центральная площадь, когда-то сердце города, теперь выглядела заброшенной. Вместо цветов и гуляний — запустение. Фонтан в центре был завален мусором: бутылки, бумага, хлам. Вонь отпугивала даже самых стойких.

Ветер гонял обёртки и газеты. Вокруг фонтана валялись сломанные скамейки, где когда-то сидели старики, делясь байками. Теперь тут царили запахи и мрак, тянущие в тоску. Тротуар покрылся мхом и трещинами, будто земля стыдилась своего уродства.

В гостинице тусклый свет едва пробивался сквозь грязные окна. Пахло старой мебелью и забытым временем. Полы скрипели под ногами, жалуясь на пустоту. На ресепшене громоздились бумаги и коробки. Место казалось заброшенным: свет от лампы мигал в такт часам, что устали тикать.

Кресла, потёртые и старые, звали к тоскливым разговорам. Часы уныло щёлкали, напоминая, что время ещё идёт. Бильярдный стол покрылся пылью, и даже редкие гости не трогали его.

Мелодия из старого проигрывателя заполняла зал, напоминая о днях, когда тут кипела жизнь. Теперь воспоминания бродили по углам, тонули в тяжёлом воздухе.

За стойкой сидела сонная девушка с растрёпанными волосами. Она лениво поднялась, зевнула и жестом подозвала.

— Доброй ночи, — начал Винделор. — Нужна комната на три ночи.

— Чем платите? — буркнула она.

— Золотом возьмёте? Местных денег пока нет, — сказал он, лезя во внутренний карман.

Девушка глянула в журнал, черкнула что-то и назвала цену:

— Полграмма за ночь.

— Дорого. — сказал мужчина. — Полграмма за три дня.

— Грамм за все. — безразлично бросила она.

— Идёт, — ответил он, положив на стол маленькое кольцо.

Взвешивая его, она кивнула, сгребла кольцо и вручила ключ.

— Номера по лестнице справа. Ваш на втором этаже, слева, номер на брелоке. Ресторан у лестницы, круглосуточный. Спокойной ночи, — пробубнила она и плюхнулась в кресло.

Винделор глянул на ключ с деревянным брелоком, где коряво была вырезана цифра «семь», и пошёл к лестнице.

Комната встретила его тишиной и усталым уютом. Кровать с продавленным матрасом занимала почти всё место. Две лампы давали мягкий свет, будто помнили времена, когда тут было посвежее. Обои на стенах местами отклеились, но комната была чистой.

В углу стоял простой стол с пожелтевшими бумагами и лампой. На столе виднелись следы беспорядка: чашка с кофейными разводами. Уборная за перегородкой выглядела аккуратно, хоть душевая кабина и просила ремонта.

Несмотря на запущенность, комната казалась приютом. Здесь дышалось легче, может, из-за звуков улицы за окном, напомнивших, что жизнь рядом.

После ночёвок в полях и звериных берлогах кровать казалась мягкой. Душ с чуть тёплой водой расслаблял, отличаясь от ледяных ручьёв.

Сбрив бороду и подрезав волосы ножом, Винделор разглядывал себя в зеркале. Он с трудом узнавал лицо, так быстро пролетели годы. Усмехнулся: стал похож на отца. Ещё немного, и догонит его возраст в тот последний день, когда видел его.

В отражении был мужчина лет тридцати пяти, может, чуть старше. Острые черты лица, слегка хищные, всё ещё цепляли взгляд. За годы странствий он не раз ловил женские взгляды и иногда думал, что придётся осесть, но все время что-то мешало… Волосы, чёрные и густые, он затянул в хвост. Серые глаза, стальные, но усталые, смотрели из-под морщин и шрама на брови. Тело, исхудавшее, но крепкое, покрывали шрамы, следы опасностей.

Сон не шёл. Винделор накинул плащ и спустился в ресторан, надеясь отвлечься. Здесь он чувствовал себя в коконе, но одиночество плескалось внутри его панциря.

Ресторан будто застыл во времени. Стены покрывали выцветшие фото, пол утопал в пыли. Старый проигрыватель трещал мелодией, от которой тосковала душа. За столиками с невзрачными скатертями сидели редкие гости, боясь нарушить тишину.

Запах кофе и подгоревшей еды мешался с затхлостью. Официанты, как призраки, бродили по залу. Разговоры были редки, каждый шёпот казался слишком громким.

У окна рос чахлый цветок, цепляющийся за жизнь, словно надежда в этом мраке. Место помнило смех и радость, но теперь терзало тех, кто заходил.

Винделор сел у окна, заказал бокал красного вина и уставился на улицу, где огни города дрожали в ночи.

Звуки вокруг сливались с мыслями, будили воспоминания. Он думал, как сильно изменился, о потерях и надеждах. Этот вечер тянул его в тоску, но и обещал что-то впереди.

Вино принесли. Глоток обжёг горечью, сменившейся сладостью. Он глянул на часы: время бежало, но он будто застрял. Может, этот вечер что-то изменит, хоть чуть-чуть.

Полный мужчина с смешными усами принёс в зал нотку лёгкости. Сев за соседний столик, он подмигнул и закинул ногу на ногу. Достал блокнот и ручку, явно готовясь к болтовне.

— Сочиняю истории, — сказал он с ухмылкой, поймав взгляд Винделора. В глазах блеснуло озорство.

— Боюсь, разочарую, — ответил тот, сделав глоток.

— Да ладно, — отмахнулся толстяк, улыбаясь. — По тебе видно, ты не из простых.

— Увы, — сказал Винделор, слабо улыбнувшись.

— Саймон, — протянул руку толстяк, не скрывая дружелюбия.

— Винделор, — ответил он, пожав руку сдержанно.

— Откуда ты? Северянин? Давно таких имён не слышал, — спросил Саймон, прищурившись.

— Угадал, — коротко ответил Винделор.

— На юг идёшь? — продолжал Саймон, не теряя любопытства.

— Да, — кивнул тот, не вдаваясь в детали.

— Ой, да брось! — рассмеялся Саймон. — Так мы всю ночь будем в угадайку играть!

— Историй у меня нет, — сказал Винделор.

— Я тут с ума схожу от скуки, — не унимался Саймон, приглаживая усы, где застряла пивная пена. — Неделю здесь, и, знаешь, делать нечего.

Магнитофон фонил заезженной мелодией, голос певца тоскливо пел о разбитых мечтах. Официант, как тень, бродил между столиками, его улыбка казалась маской. Ресторан застрял в прошлом, мечтая о свете и смехе.

— Я по работе, контракты подписываю, — продолжал Саймон. — Скоро домой, и, брат, это самый тухлый город, где я был. Ещё неделя, и с катушек слечу.

— Заметно, — усмехнулся Винделор. — Мрачный городок.

— Не то слово, — подхватил Саймон, потирая виски. — А люди тут! У нас дома всё иначе. Ты куда дальше?