На этом связь прервалась. Расстроенный Ратибор даже забыл рассказать учителю про мертвую деревню.

— Не унывай, — сказал Подосён. — Пусть он не смог, зато у тебя ведь книга есть… А в ней, ты сам говорил, на все случаи жизни нужные заклятья найдутся.

С тем и продолжили путь.

Лето нынче выдалось весьма жарким не только в Киеве, но и на всей Великой Руси. Светлые боги, словно расплачиваясь за позднюю зиму и дождливую осень позапрошлого года, да уж заодно и за морозы этой зимы, решили прогреть землю на пять лет вперед. Люди, работавшие в полях, еле волочили ноги от жары. Только и оставалось, что молить о дожде, чтобы хлеб не засох на корню.

Богатыри сняли кольчуги, оставшись в одних рубахах. Бояться засады не следовало — поле не лес, тут за деревом не спрячешься. Конечно, лихие люди могли и в высокой траве залечь, да путь пошел холмами, а с холма далеко видать. Если кто и спрятался, сразу заметить можно. Впрочем, мечи, топор Ратибора и палица Ильи остались на прежних местах. Безопасность безопасностью, а осторожность осторожностью.

Леший в очередной раз вытер мокрый лоб. Солнце било горячими лучами сначала в лицо, потом принялось припекать уже затылок. Шапка помогала плохо, совсем даже не помогала. Меч на боку жег ногу даже через штаны.

Каждый раз, как на дороге показывалась деревня, богатыри обязательно заходили в корчму освежиться. Поскольку деревни в полях попадаются часто, постольку пива было за день выпито много. И поэтому к вечеру богатыри (кроме непьющего Подосёна, ограничивавшегося квасом), начали заметно покачиваться в седлах. От хмельного, да на жаре, их развезло.

Разумеется, до добра это не довело. После очередного посещения, когда деревня уже скрылась за горизонтом, Ратибор шатнулся особенно сильно, рухнул с седла на дорогу и не встал. Обеспокоенный Подосён, тоже соскочив на землю, подбежал к другу и обнаружил, что тот спит крепким сном. На все попытки разбудить Ратибор реагировал невнятным мычанием и беспорядочными жестами.

Илья, находившийся в не менее помраченном состоянии сознания, как и его товарищ, с любопытством наблюдал за всем этим, потом неуклюже спешился, не заботясь о коне, свернул куда-то в сторону от дороги и рухнул там. Спустя мгновение из высокой травы донесся богатырский храп.

Подосён вздохнул и решительно потащил Ратибора туда же. Пусть проспятся, если уж иначе нельзя. Сам он сначала закрывать глаза не собирался — каждый знает, что спать на жаре последнее дело — но постепенно и его веки начали смыкаться…

Ратибор попытался открыть глаза. Это ему не удалось. Лешему было плохо. В голове размеренно бухало что-то похожее на иноземную штуку — колокол. Глаза, даже зажмуренные, слезились, и новгородец сильно подозревал, что похож сейчас на кого угодно, но только не на богатыря. Вдобавок, он никак не мог вспомнить, где же он находится, почему вокруг трава и почему он настолько паршиво себя чувствует. Усилием воли он, наконец, открыл один глаз. Прямо перед глазом обнаружился маленький, гладкий и до крайности деловой хомяк. Он сердито посмотрел на Ратибора, фыркнул и принялся обгладывать колосок какой-то травы, набивая семенами щеки. Вскоре мордочка забавного зверька стала напоминать молоток — по сторонам маленькой основы два ударника торчат. Потом хомяк убежал, судя по всему, относить запас в норку, а Ратибор все не двигался с места, не в силах встать.

Неприятность ситуации была вот в чем. Любого другого человека Ратибор благодаря выученным заклятьям мог поставить на ноги после запоя какой угодно продолжительности. Если же страдал он сам, то тут волшебство было бессильно. Вернее, это Ратибор в таких случаях был бессилен. Когда голова раскалывается, а перед глазами плавают радужные круги и золотые звезды, тогда просто невозможно сосредоточиться нужным образом.

Очередного усилия воли хватило лишь на то, чтобы осознать свое местонахождение. Леший лежал в поле. Рядом с ним возвышалось чье-то пузо, которое, как Ратибору удалось определить после еще одного усилия, принадлежало Илье Муромцу. Из этого пуза время от времени раздавались громкие звуки, долженствовавшие обозначать, что его владелец спит и храпит.

Ратибор наконец взял себя в руки и смог встать. Первое, что он увидел после этого — укоризненная морда конька. Умное животное лежало у самого края дороги и спокойно отмахивалось хвостом от комаров, особенно назойливых в это время суток… Стоп, стоп, а какое же сейчас время суток?

За горизонт садилось солнце. Его лучи окрашивали все в алый цвет, и длинные тени протянулись от предметов туда, куда надлежало идти Ратибору Лешему со товарищи — на восток.

— Батюшки-светы! — дошло наконец до Лешего. — Это ж выходит, мы целый день продрыхли, словно медведи!

— Зачем целый? Всего-то часика четыре… И не как медведи, скорее уж как сурки, — поддержал его совершенно незнакомый голос. — Медведи в лесу спят, и зимой к тому же. Вдобавок, медведя разбудить легко, а вас не добудишься.

Ратибор резко повернулся. Лучше бы он этого не делал. Голова радостно закружилась, круги перед глазами превратились в разноцветные радуги, и Леший рухнул, где стоял. Сознания он, правда, не потерял, так что тут же приподняся на локте и рассмотрел неизвестного собеседника.

Тот, надо сказать, выглядел несколько необычно. Росточком он был невелик — вряд ли больше старого знакомого лесовика — имел соломенного цвета лохматую шевелюру и яркие синие глаза. Шапкой незнакомец пренебрегал, а одет был лишь в домотканую рубаху и такие же пестрые штаны. Странный человечек сидел на траве совсем рядом, насмешливо глядел на новгородца и пошевеливал пальцами босых ног. Совсем мальчонка, даже усов нет.

— Ты кто? — спросил Ратибор.

— Полевой я, — охотно ответил человечек. — Не понял, что ли? В воде — водяной, в лесу — леший, в доме — домовой, а поля чем хуже? Вот он я и есть — полевой.

Тут Лешему наконец удалось сесть, раслабиться и прочитать необходимое заклинание, так что спустя немного времени он уже был свеж, как огурчик.

— Слушай, полевой, — сказал он, — помоги мне, а? Друзей разбудить надо. И так уйму времени потеряли.

Полевой покачал соломенной головкой.

— Не буду я их будить пока. Даром, что ли, усыплял? Тут, понимаешь, дело есть. Важное.

— Какое дело? — только и смог спросить оторопевший от неожиданного поворота Ратибор.

Трава зашуршала, и оттуда вышел еще один полевой — один в один тот, что сейчас беседовал с богатырем. Только у этого волосы были зелеными, а глаза почему-то фиолетовыми.

— Нас, как видишь, два брата. Папаня наш помер на днях, — полевые дружно прослезились, — и оставил нам в наследство три волшебные вещи. Первая вещь — сапоги-самоходы. Любому по ноге, а кто их наденет — в полчаса до Царьграда добежать сможет. Вторая вещь — скатерть-самобранка, на ней еда никогда не переводится и всегда свежая. И третья вещь — ковер-самолет. Про него рассказывать не надо, и так знаешь, что за штука. И вот такая незадача — вещей-то три, а нас-то двое! Непонятно, как делить. Вот и решили мы обратиться за помощью к первому встречному. Рассуди нас.

Тут оба брата одновременно поклонились Ратибору в пояс.

Хитрый новгородец где-то с середины рассказа уже знал, как следует действовать. Вся загвоздка заключалась в том, чтобы не обидеть полевых, а то еще усыпят навечно или иную гадость сотворят. Полевой ведь в поле полновластный хозяин, и хотя меньше у него силы, чем у того же лесовика, но и он немало наделать может.

— Я полагаю так… — начал Ратибор и вдруг сам себя перебил. — Но уж как я решу, на том и поладим, идет?

— Идет, идет, — торопливо закивал тот, кто с самого начала разговаривал с Ратибором.

— Ну, тогда так. Вы поле уже поделили?

— Поделили. У него тот кусок, что рожью засеян, а у меня — тот, что целина еще.

— Ну вот и славно. Значит, тебе — скатерть-самобранка. Ведь рожь сама, что такая скатерть, всех кормит. А брату твоему сапоги пусть достанутся. Будет он семиверстными шагами свои владения обходить, чтобы хорошо родился хлебушек.