Вот тут Леший испугался. О Волхе Всеславьевиче, находившемся в невнятном родстве с князем Владимиром, ходила самая разная слава. Люди сообщали о нем самые противоречивые сведения, но все сходились в одном — он не только великий воин, но и знатный колдун, а потому лучше с ним не связываться, силой не возьмет, так хитростью одолеет.

Видимо, чувства Ратибора хорошо отразились на его лице, потому что Волх Всеславьевич снова улыбнулся.

— И впрямь бесстрашный, — повторил он. — Другой бы на твоем месте давно бы в штаны наложил. Люблю таких. Ты откуда?

— Из старшей дружины, — ответил Леший, растерянно моргая. — Десятник.

— Это правильно, — похвалил Волх неизвестно кого. — таких, как ты, надо выдвигать. Знаешь что? Иди ко мне в дружину! Я тебя подучу, настоящим человеком у меня станешь!

Предложение было лестное, но…

— Я же Владимиру клятву давал, — пробормотал Ратибор. — И теперь не я решаю, а он.

— Князь — не проблема! — решительно заявил Волх. — Он как раз меня сегодня просил выбрать из его богатырей кого посмышленее, и обучить его военным хитростям и прочей премудрости. Жди!

После этого знаменитый богатырь куда-то делся, оставив Ратибора в полной растерянности. Так он и пошел домой.

На следующий же день, явившись к князю по вызову, выслушал Леший распоряжение. Но не то, которого ждал. Отправлял его Владимир, как и обещал в свое время, на дальнюю заставу, охранять рубежи Руси от кочевников. Естественно, ехать Леший должен был не один, а вместе со своим десятком. Туда же отправлялись и остальные новые десятники — Рагдай и Попович.

Припомнив то, что говорил давеча Хельги, Ратибор поклонился князю и принялся выпрашивать в отряд Подосёна. На вопрос Владимира, зачем ему это надобно, ответил чистую правду: «Друзья мы с ним». И получил согласие.

Пока десяток готовился к походу, командир поехал в городок.

Учебный лагерь ничуть не изменился с тех пор, как новоиспеченный кмет Ратибор Леший покинул его, отправляясь в первый в своей жизни военный поход. Вот только наставники были уже другие. Но и они точно так же гоняли новобранцев по снегу босиком, а за неповиновение заставляли отжиматься.

В этом-то состоянии и застал Ратибор Подосёна. Юный оборотень лежал посередине двора и отжимался. Рядом стоял наставник и громко считал.

— Пятьдесят! — закончил он как раз в тот момент, когда в ворота въехал всадник. Леший мимолетно подивился — ни за что бы не подумал, что тот вообще способен такое осилить.

Подосён поднялся, перевел дух, повернулся на стук копыт и увидел Ратибора. А тот изобразил на лице непроницаемое выражение большого начальника и обратился к наставнику:

— Этого вот парня я забираю в свой отряд. На заставу. По личному распоряжению князя.

Дядька — кстати, тот самый, хазарин — нахмурился.

— Так ведь он же еще недоученный!

— Ничего, ничего, — сказал Ратибор. — На службе доучится. И потом, он смертельный прием знает, «стой там — иди сюда», называется.

Хазарин просиял, и стало ясно, что приему Подосёна обучал он. После этого возражений ни у кого больше не возникало.

Десяток Ратибора Лешего направлялся на юг. Кони бодро шагали по хорошей дороге. Десятник гордо ехал впереди, и на душе у него было столь же безоблачно, как и во время первого похода. Вот только сейчас был он уже не рядовым воином, а каким-никаким, а начальником.

Подосён держался чуть сзади, гордо глядя на друга. Время от времени он водил носом туда-сюда: проверял, сохраняется ли у него и в человечьем облике волчий нюх. Видимо, результаты его удовлетворяли, потому что сиял парнишка, словно кольчуга у хорошего воина.

До заставы была почти неделя пути, и она прошла без приключений. Честно говоря, Ратибор весьма радовался этому обстоятельству — чем меньше приключений, тем легче жить.

Застава представляла из себя, практически, тот же укрепленный поселок, в каком Лешему не так давно приходилось отсиживаться. Несколько домов, окруженных надежным тыном. Таких застав по всей границе стояло множество. Из каждой дозоры охраняли свой участок.

Отряд шумно въехал в открытые ворота. Ратибор, поздоровавшись с встретившим пополнение десятником, направился к дверям самой большой избы, дабы представиться сотнику, заправлявшему заставой.

Сотник сидел за столом и обедал. Перед ним стояла целая череда мисок и пара кувшинов, явно не с водой. При скрипе двери сотник повернулся к вошедшему, шумно проглотил то, что было во рту и заорал:

— Ратибор! Приятель! И ты вместе с нами!

— Илья! — только и смог сказать Леший.

Муромец отодвинул стол, вылез из-за него и заключил друга в костедробильные объятия. Затем хлопнул его по плечу и спросил:

— Нет, а серьезно, что ты-то здесь делаешь?

— В подкрепление прислали, — ответил Ратибор, отдышавшись. — Десятник я теперь. А ты-то как сотником заделался? Ведь вроде вместе в дружину пришли?

— Садись, Ратибор, в ногах правды нет, — в подтверждение своих слов Илья плюхнулся на лавку. — Как положено, сначала я тебя накормлю, напою, в баньке попарю, а потом и разговоры поведем.

— Я же не один, со мной люди. Их же всех разместить надобно.

Муромец схватился за голову.

— Тьфу, забыл! Ладно, займись своими, а потом все равно приходи. Уже год не виделись. Слухи ходят, что там у вас недавно чуть война не началась, с древлянами. И вроде ты там чуть не сам всех оборотней побил. Так что все расскажешь.

Еще часа два ушло на то, чтобы разместить всех по местам. Окунь, например, все сокрушался, что нигде не видно реки, и просил, чтобы река была. Скоро выяснилось, что он попросту неплохо хлебнул для храбрости, так что взяли его и тихо заперли в сарае — пусть проспится. Только после этого Ратибор смог вернуться к Илье и не спеша побеседовать за кувшином пива.

Застава существовала замкнуто, столичные новости сюда доходили с большим опозданием или не доходили вовсе, так что рассказ участника знаменитого посольства с интересом слушал не только Илья, но и остальные. Наиболее горячо комментировали описание поединков. А уж когда Леший дошел до партии в шатрандж и до умелых ног Поповича (а расказывал он с детства мастерски), хохот стоял на всю степь. Рассказ про волколака выслушали молча и недоверчиво. Уж слишком все это походило на сказку.

История Ильи оказалась далеко не столь занимательной. Десятником его сделали сразу же — за Соловья-разбойника. После этого немедленно отослали на заставу, так же точно, как и Лешего теперь. Ну а за год безупречной службы он получил сотника и был сделан начальником заставы. Времена стояли тревожные, на границе требовалось много народу, потому свежеиспеченный сотник ожидал подкрепления. Чего он уж точно не ожидал, так это того, что с добавочным отрядом приедет его приятель.

С самого первого дня у Лешего появилось множество дел. Так занят он был раньше только во время обучения в городке. Вместо пограничной службы пришлось Ратибору наставлять воинов. Видимо, дядька, натаскивавший тех, на подмогу кому приехал новгородец, сам не сильно понимал в ратном деле, поэтому и ученики у него были — неумеха на неумехе. По сравнению с ними приятели Ратибора да и он сам, закаленные железной выучкой Хельги и Митяя, смотрелись не то что богатырями, а и вовсе былинными героями.

Правда, и среди служилых пограничников имелся один богатырь. Маторой звали. Матора — это значит дубина, ну он дубиной и вышел. Росту саженного, в плечах — почти столько же, а умом, видать, боги обидели. Сила, как говорится, есть — ума уже не надо. Во всяком случае, был этот верзила первым задирой на заставе. Прочие, зная его силу и вспыльчивый нрав, старались не связываться. А вот новоприбывшие ничего этого не знали.

Пока кметы устраивались по отведенным местам, Матора слонялся по двору, выискивая, с кем бы подраться. Без драки он жизни не мыслил. И подходящий человек отыскался тут же — Подосён, как раз направлявшийся напоить коней.

Матора подошел к новенькому и внимательно осмотрел его сверху вниз. Подосён остановился и посмотрел на Матору.