— и мама бросает животный свой взгляд, нападая на нас; и — понять невозможно: глядишь мамЪ в глазки: за глазки; останутся мамины глазки, на глазки мои не отв-Ьтят; непринятый маминым взглядом, мой взгляд побЪжит, как мышенок, от маминых глазок; и вижу, что папочка мой из тарелки моргает, внимательно глядя, как я заморгал; его глазки, мышата, метнутся на мамочку; глазки у мамы, что родинка, смотрят — не видят!

Мы с папою р1^дко вдвоем; разобщились молча-Н1ем; помнится мн1Ь невозвратное время, недавнее время, когда еще мама здорова была; так свободно пошучивал папа, вникая во все, что случалось со мной; и лечил от разстройства животика: —

— помню: —

— однажды схватило животик; я плакал; а папа — крутой, головастый, приземистый, вдруг наб1Ьжал из-за двери со склянкой касторки, тряся бородой, с напускною свир'Ь-постью; забултыхался буфет; растяжелой стопой он ударил в паркет, заплясавши вокруг моих криков таким прыгуном; и столовою ложкой махая

под носиком, топал словами свои громкт стишок, сочиненный по этому поводу, чтоб позабавить меня:

Эк1Й дурачишко, котик!

Ты не слушаешься няни:

День и ночь пихаешь в ротик

Всякой мерзости и дряни.

В наказанье вмЪсто порки

Я принес тебЪ касторки .. .

Раскрывай-ка, братец, ротик:

Мы прочистим твой животик. . . —

— И вс^ разсмЬялись; и тут же, в столовую ложку наливши касторки, он вылил касторку в раскрытый мой ротик; шутливо подшаркнул и громко подпрыгнул под это событ1е; —

— скоро меня потащили в от-дЬльную комнату: чистить животик.

Мн'Ь помнится, да, невозвратное время, когда не боялся ласкаться я к пап-Ь; теперь не ласкаюсь к нему; я — догадлив'Ьй: понял, что папЪ скандалы вредны; затаился от папы, любя его крепко; и было мн'Ь горько, и плакал я в зорьки; но слезы свои утаил: потеряли друг друга (утратил я друга!); и эта потеря в годах затерялась, когда потерял я способность: быть искренним с папочкой; все же я думал тогда: это есть доброд-Ьтель моя; этот крест я понес по годам, как невидную помощь для папы и мамы; когда собирались они за столом, то могли друг на друга взорваться; словами и взглядами.

Странно!

Бывало, хожу средь гЬней; и воздушно повиснет косматость тЪней; заведутся вездЪ бородан-ники; я пробираюсь меж них, но сквозь них натыкаюсь на ужас, а ужас — хохочет: обнять меня хочет. . . —

— Я мог провалиться сквозь пол, гд^ живет зубной врач, поднимая зловон1е снизу искусственной варкой зубов; он мой зуб оторвет и торжественно вставит чужой и зловонный. .. —

— Подолгу я думал о варкЪ зубов и подолгу я слушал тяжелые стоны (там — дергались зубы); и мысли о гибели, бездне, и варкЪ зубов поднимались во время об'Ьда, когда уб1Ьгала душа в задрожавшую пятку: от страха, что папа, схвативши тарелку, отгрохает в свой кабинетик, замкнувшись на ключ и не выйдет; там канет нав-Ьки; собрав чемоданы, меж тЪм в Петербург уб'Ьжит наша мамочка; а Генр1эту Мартыновну выкрадет «Цетт»; я — останусь один: в одинокой квар-тир1;; и вот: позвонят: —

— и придет, отворивши из сумерок дверь — господин в сюртукЬ; в очень черном; с нам-Ьреньем очень позорным, останемся

№ 2.

1924

с<БалТ1Йск!й Альманах»

27

с ним мы один на один; промычит на меня он бычачьего мордою: он —

— Черномордик!

Однажды я вид-Ьл томительный сон, что — свершилось: что папа и мама потеряны, что унесен я в квартиру, такую ж, как наша; но знаю — не наша; какая то дама (не мама) меня утЪшает (не так ут1Ьшает!), меня ув'Ьряет, что мама она; вдруг проходит по комнатам папа; к нему я кидаюсь, ловлю за сюртук; повернулся он; вижу — лицо-то не папино!

Странное что-то творится у нас; запирается папа от мамы; и там производит ужасныя вещи, которых не знает никто; там становится он — клокотун: ярко красный; дрожит пятипалой рукою над мухою он, уц-Ьл-Ьвшей от лЪта; и — «цап»: ее ловит; и муха сидит у него в кулак!.; —

— оторвется ея голова — дергунцами, дрожащими пальцами; папа над мухой сидит — ярко-красный, ужасный; я знаю, что это не муха, а — мама...

И странно, и страшно теперь, в выдуваемых бурею комнатках; все то мнЪ кажется: что-то взвывает; вдруг: все освещается свЪчкою: видится мама за св1Ьчкою; хлопает, шлепает туф-

лями; шамкает туфлями прямо в переднюю; вЬр-но подслушивать, что говорит про нее Афросинья (на кухнЪ); вдруг звук: то забила, заб1Ьгала палочка хвостика из уголочка: то Альмочка по полу хлопает хвостиком; —

—• нЪт —

— не подслушала: в кухнЬ — молчан1е; Альмочка выдала маму. —

— И мама на Альму затопала: палочка снова захлопала; все осв-Ьщается сызнова — только в обратном порядк1Ь; проходят со свЪчкою: мама за св-Ьчкою... Шлепает, шаркает, топает, шамкает... Что-то взвывает: —

— прошедшею полночью было, я знаю навЪрное, —

— шеств1е злых черничей от угла до угла: по ковру, мимо стульев; я — видЪл; сказать, — не разскажешь; они, чернич^!, проходили всегда: проходили года (от угла до угла) — по ковру, мимо стульев; луна нападала на них св1Ьтовыми мечами; и толпы нЪмых черничей, упадали, как замертво, на пол; луна уплывала за тучу; они ж, —

— черничи —

— повозставши, валили ватагой из черной норы угловой: по ковру, мимо стульев, и — не было им ни конца, ни названья!

Аицрей БЪяый.

«Б а л т I й с к 1 и Альманах»

№2.

1924

ИСКУССТВО и жизнь/)

Предметом предстоящих статей являются искусство м красота. Их отношенье к жизни: как жизнь отражается в искусств^Ь, в поисках красоты и как, обратно, жизнь и красота вл1яют на жизнь, на окружающую нас действительность. Статьи эти о красот1Ь и о воплощен1и красоты в художественном творчеств1Ь предназначаются для самаго широкаго круга читателей. ЦЪлью своею он'Ь им4ют выяснить великое всеохватывающее значе-Н1е красоты в строительств1Ь жизни, необходимость распространен!я красоты, вл1ЯН1я ея на всЬ стороны д-Ьятельности, как каждаго отд^льнаго человека, так и народов и всего челов'Ьчества.

Обыкновенно принято думать, что красота, искусство и художественное творчество являются, как бы роскошью жизни, красивым, цЪнныу, но несущественным дополнен1ем творческой работы челов'Ьчества.

Громадная часть человЬчества и матер1ально, и духовно поставлена чаще всего в так1я тяжелыя, иногда невыносимыя услов1я, что тут не только н'Ьт м-Ьста для красоты и художественнаго творчества, но н самая рЬчъ о них может казаться лишнею и даже неум1^стною, как рЪчь о персиках и ананасах, о тонких кружевах и винах перед голодными м голыми, бездо.мными людьми.

Подобное мн%Н1е в корнЪ ошибочно. Наша и личная, и семейная, и общественная, соц1альная и политическая жизнь многими своими сторонами потому, именно, и уродлива так, что в ней мало

') Редакц1еИ <'Балт1йскаго Альманаха» пол.учена пер-гая статья Григория Петрова из цикла популярных леи-ц1й, читанных автором в 10гослав1н.

Г. С. Петров с конца 192: года работает в 10гослав1и, гд* состоит на служб-Ь сербскаго Министерства Просв-Ь-щен1Я. В настоящее время он читает по всей стран* циклы лекцШ об искусств'Ь, литератур*, философ1и, этп-к'Ь и по общественным вопросадЧ на сербско,ч язык*. Всего им прочитано в Югослав1и до ноября 1923 года 914 лекцШ. Грпгор1е.« Петровым изданы на сербском язык* сл*дующ1я написанныя и.ч книги: 1. Достоевсый и Достоевщина, 2. Челов*к и жизнь, 3. Горд1ев узел (6ол*зи11 современной культуры). В январ* 1924 года выйдет в св*т его большая книга об искусств* «Строители жизни».

Предлагаемая вниман1ю читателей статья — введен1е в новую книгу Гр. Петрова «Искусство и жизнь».

Р е д а к ц 1 л.

«Красота спасет м1р» Достоевск1й.

красоты. Строительство разумной, здоровой, себЪ и другим радостной жизни есть велг1Кое искусство Оно требует, чтобы каждый и каждая из нас в отдЬльностн, и всЬ мы вм'Ьст'Ь вошли в жизнь, как любящ1е и понимающ1е красоту художники, а мы врываемся в жизнь, как грубые неучи — мастеровые, или, что еще хуже, как варвары-разрушители. Оттого жизнь наша и в мелочах, и в цЬлом и выходит безобразною, топорного работою.