Прости и прощай, сказала она призраку, снимая с руки браслет якобы эльфийской работы, сломанная застежка которого была перемотана сыромятным ремешком.
Что-то пошло не так.
Что-то она сделала не так.
Где-то неправильно поступил он.
Она вспомнила страх.
Страха нет.
Она вспомнила боль.
Человеку часто бывает больно – на то он и человек.
И женщина должна испытывать боль. Боль – прерогатива женщины, она должна испытывать боль, потому что мужчинам зачастую это не под силу.
Но жизнь состоит не только из боли.
Она вспомнила обиду. Придуманную или реальную – не важно.
Вспомнила обиду и отринула ее.
Сие не важно.
И не важно все остальное.
И сердце девушки стало свободно от страха, боли и обиды.
Сердце ее стало пусто.
Пустоту необходимо заполнить.
И в этой великой пустоте появилось Желание. Она тронула свое Желание. Взяла на ладонь. Рассмотрела со всех сторон, осознавая простую и великую истину.
Любовь – вот что в центре.
И сердце ее наполнилось.
Желание необходимо удовлетворить.
Пылинки танцевали в солнечных лучах, косо падающих через узоры занавески. Дом был большим, темным и тихим. Не возилась малышня на полатях, не вздыхало тесто в кадке, не шуршали мыши под полом. Темно, тихо.
Из дома ушла жизнь – вся семья, жившая здесь, погибла.
– Мне жаль, что так с тобой вышло, – сказал Проди. Его всегда ровное и сильное свечение словно пригасло, подернулось сизым пеплом усталости.
– Мне тоже жаль. – Правую руку ударило болью, Макс облизал пересохшие растрескавшиеся губы. – Но люди могут жить и так.
Проди хотел еще что-то сказать, но промолчал, попрощался и вышел, столкнувшись с кем-то у порога. Питер и Рита тихонько разговаривали, вдруг умолкли. Макс скрипнул зубами, когда боль в руке стала невыносимой, поднял взгляд…
Тишина повисла в травном доме, и двое угодили в ее паутину. И наконец он рискнул прервать тишину:
– Спасибо. Ты спасла меня…
– Нет, – сказала она.
Как всегда, он тонул в ее глазах, не понял, что она сказала, не заметил, как Питер с женой, переглянувшись, вышли.
– Я спасала себя. Потому что мы бы оба исчезли. Потому что я люблю тебя, Макшем. Потому что я умру без тебя.
Сон, решил он. Навь. Такого не бывает.
А раз сон, можно говорить что угодно.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Но…
– Не важно. – Она села рядом, взяла его за здоровую руку. – Ничто уже не важно. Кроме этого.
– Нет. Посмотри на меня теперь, ты не должна…
Она прервала его поцелуем, и боль исчезла, пропала. Боль боится девичьих губ. Но Макс захотел потрогать ее волосы, потрогать той рукой, которая осталась в общей могиле, и боль вернулась, ворвалась в душу, разорвала в клочки все мироздание. Он не понимал, что плачет.
– Мы не должны…
– Мы должны, поверь мне. Только это важно. Я люблю тебя. Я буду твоей рукой. Ловкой, сильной правой рукой.
– Ты…
– Молчи. – Кати обняла его. – Просто молчи.
Он замолчал, и снова в доме повисла тишина. Но эта тишина была другой – не мертвой, но в преддверии жизни.
Если сон, можно делать что угодно. Макс приподнялся, неловко обнимая ее одной рукой, притянул к себе, и их губы встретились.
Кати отвлеклась на мгновение, глянула в сторону двери, и бряканье упавшего засова раскололо тишину вдребезги…
Я был калекой
И исцелился теперь.
Я был слеп
И только сейчас прозрел.
Всю жизнь я блуждал в темном лесу
И вот вышел на простор.
Ты – мое исцеление.
Ты – мой свет.
Ты – моя свобода.
Тесха
– У них нет пленников.
Утром лагерь беричей, как обычно, снялся с места, а воличи, как обычно, выждав малость, пошли к оставленным на крестах заложникам.
– Что-что? – недоверчиво переспросила Алия.
– У них больше нет заложников, – повторил только что снятый мужчина, обвисая на ней. Был он худ и изможден, но помирать вроде не собирался, просто ноги не держали.
– Савед!
Молчун подхватил его, усадил, вручил протянутую Алеком фляжку. Пленник надолго присосался к ней.
– Но мы же видели…
Мужчина мотнул головой.
– Мы последние.
– Точно так, – подтвердил сосед по кресту. – Те, что в обозе – дай-ка сей сосуд, – они не настоящие, спасибо…
– Как это – не настоящие? – спросил Джурай, но пленник уже забулькал, войи терпеливо ждали.
– Это ихние собственные раненые, напялившие наши одежды…
Алия круто развернулась.
– Джурай, за мной, Савед, Алек, смотрите тут. Колин… – Она запнулась, неловко продолжила: – Пошли, Дэвани. Старшим будет интересно узнать. Да отберите у него флягу!
Алек отобрал флягу, но она была уже пуста.
Через пару минут захмелевший, но не утративший способности связно мыслить и говорить бывший заложник поведал старшим войям свои наблюдения.
– И старшие ничего не предпримут, – с уверенностью сказала Криста.
– Предвид? – спросил Алек.
– Здравый смысл. Загнанная в угол мышь перегрызет горло коту.
– Ну, нам, положим, не перегрызет… – хмыкнул Джурай.
– Но погибнут многие, – сказал Алек. – А нам еще с имперцами разбираться…
Криста покачала головой.
– Нет. Летняя война закончилась.
Слова упали, как свинцовые пули. Джурай и Алек переглянулись с сомнением в здравомыслии посестры.
– Здравый смысл? – поинтересовался Джурай ехидно.
– Предвид. Этим летом крови больше не будет.
И этим летом крови больше не было.
Так закончилась Летняя война, первая и самая небольшая в сравнении с последующими событиями, перекроившими карту всей Ойкумены.
«Новейшая история мира»
Глава «Летняя война»
Айрин че Вайлэ
Стоял жаркий летний день, но в ароматах зеленого сумрака леса витало предчувствие осени – некий малый, почти незаметный намек, но столь же явный, как след мысли для тренированного человека.
– Неплохо, – снисходительно мурлыкнула Бета.
Она сидела верхом на ветке в нескольких саженях от земли, глядя сквозь зелень. Патэ Ирек двумя ветками выше водил подзорной трубой, мысленно ругаясь.
– Там, где коряга похожа на василиска, – подсказала Бета, она превосходно обходилась без трубы.
Патэ Ирек отыскал означенную корягу, но в поисках его это не продвинуло.
– Все равно не вижу.
– Я и говорю, что они неплохи. – Бета откинулась на ствол дерева, словно устраиваясь в кресле.
В корнях дерева притаился Алеф, но патэ Ирек и не пытался его разглядеть. Пластуна трудно заметить и когда он не прячется. Зато стратигу Матису каким-то образом удавалось выглядеть значительно даже в простой зеленой куртке.
– Пора, – сказала Бета, соскальзывая с ветки. Ирек с меньшей грацией и изяществом последовал следом. Алеф вывернулся откуда-то буквально у него из-под ног, напугав.
Стратиг прошелся под деревом туда-сюда, неслышно сминая сапогами траву.
Скоро из леса стали появляться люди. Один, двое, трое, четверо, все при мечах… Кто-то еще оставался за пределами поляны, Матис чувствовал направленное внимание. Он не стал упрекать, и сам пришел с сопровождением, ждущим в отдалении.
Стратиг разглядывал гостей. Седовласый широкоплечий муж с походкой и манерами человека, облеченного немалой властью, с серым прищуром стрелка. Молодой мужчина, русоволосый и русобородый, заметно прихрамывающий, держится похоже. Старик с лицом, половину которого словно смяли и неровно выпрямили, с походкой и стойкой, выдающими вековую привычку к мечу. Стройная немолодая женщина с волосами цвета старого серебра.
