Алек сломил стрелы, осторожно опустил тело в мох. Он и парой десятков слов не перемолвился с этим молчаливым парнем, войем круга Кристы, а теперь и не придется…

Колин лежал на спине, грудь и живот его были одной сплошной раной. Убийца сидел в двух шагах, опираясь спиной на ствол дерева, его голова лежала у него на коленях, скаля розовые от крови зубы. Меч побратима до половины врубился в дерево на высоте плеч.

Алек оглянулся на стон.

Рыжка хрипела, вывалив фиолетовый язык, в пасти пузырилась кровь. Она приняла в себя силовой удар, предназначавшийся Кати, и успела перегрызть одному горло.

Целительница оставила Алека и подошла к Рыжке. Собака косила на хозяйку лиловым глазом. Алек встал рядом, подошла Криста, Макс не решился подняться, предпочел добраться к ним на корточках.

Целительница провела ладонью над свалявшейся шерстью, еще более рыжей от крови, и покачала головой. Рыжка вздохнула и попыталась заскулить.

Алек погладил собаку по затылку, протянул руку – сквозь шерсть, плоть и кости, прикоснулся к позвоночнику и слегка сжал пальцы. Тихий щелчок, Рыжка дернулась и замерла. Он поднял на руки неожиданно тяжелое тело, перенес в выворотень, рядом со старым кострищем – кто-то давно здесь ночевал.

Глава отряда отвел взгляд от мертвых, поглядел на Кристу.

– Девочка, – сказал Норик, – ты единственная среди войев не ранена.

– Что? – растерянно спросила Криста. – Единственная?

Действительно, если не считать царапины на щеке, девушка осталась невредима.

– Только ты можешь бежать день и ночь.

Криста сглотнула. И сказала:

– Я налегке…

Она сбросила тяжелую суму, подтянула ремни перевязи, стала разминать ноги. «Надо бы что-нибудь сказать», – подумал Алек, но слов не было. Торопливо сорвал свою лесную куртку:

– Вот, возьми, в ней ты будешь невидимкой…

Люди молчали.

– Ну, беги, – сказал Норик наконец.

И Криста побежала.

Обманчиво неспешным «волчьим» шагом, каким действительно можно бежать день и ночь. Куртка-«невидимка» и «лесная» манера двигаться скрадывали очертания фигуры, в нескольких десятках шагов девушку уже мудрено было различить.

Пятеро смотрели ей вслед, пока видели. Потом занялись ранами. Кати вытянула стрелу из плеча командира, закрыла края раны.

Молча, не сговариваясь, они собрали с тел оружие, снесли в земляную пещерку тела друзей и врагов. Беричи и воличи в смерти совершенно не отличались друг от друга. Семеро словно расположились на отдых после трудного дня, уселись вокруг кострища, Рыжка лежала у входа, охраняя покой усталых воинов. Вот только уже нет разницы между беричем и воличем, и костер погас давным-давно, и собака не залает на чужих…

Мертвым прикрыли лица, Алек потянулся мыслью, крутой склон оврага вздрогнул и пополз вниз. Флягу с корисом следовало поберечь, но они все же выпили по глотку и плеснули на землю. Проводы были короткими, живые вернулись к делам живых.

Криста, убедившись, что оставшиеся больше не провожают ее мысленными взглядами, остановилась, сняла перевязь меча, куртку, кольчугу, расшнуровала тяжелые ботинки с прочными подошвами. Не утруждая себя подыскиванием подходящего для схоронки места, попросту зашвырнула вещи под куст, только накинула на плечи куртку побратима.

И побежала дальше совсем налегке.

Они устроились в сырой пещере на берегу неподалеку от острова. Норик настаивал, чтобы прознатчики по одному нашли себе убежище в лесах, но все наотрез отказались, а когда они добрались до пещеры, командир уже не мог ни на чем настаивать.

Отрядники спрятали лодку в вымоине под берегом, так, чтобы в случае необходимости ее можно было тут же достать, и стали ухаживать за раненым командиром.

Алек быстро потерял счет похожим друг на друга дням. Он вставал с восходом солнца, караулил, охотился или рыбачил, снова караулил. Шел искать лечебные травы, коих был невеликий знаток, но Кати нельзя было отходить от раненого. Несмотря на все ее усилия, маленький охотник начинал угасать. Спать приходилось вполглаза, следя, чтобы Норик не начал громко бредить.

Хуже всего было то, что они понятия не имели, что происходит в большом мире. Александр Дораж навсегда запомнил эти полторы недели.

Однажды Алек в очередной раз возвращался с охоты и на его условный сигнал никто не ответил. Алек забросил в кусты двух лесных петухов, выхватил меч и стал осторожно подкрадываться туда, где должен был прятаться Джурай.

Его там не было.

Алек вообразил себя волком и втянул носом лес.

Мятая сырая трава.

Ломаные зеленые ветви.

Дым.

На огне жарится мясо.

Но прознатчики из осторожности не жгли костра, ели мясо и рыбу сырыми!..

Молодой вой закрыл глаза, впуская в себя мир, но не почувствовал ничего похожего на эхо произошедшей схватки или смерти. Он стал подбираться ближе, и тут из кустов, нарочно шумнув, чтобы не нарваться на силовой импульс или метательный нож, вышла Криста.

Войя похудела и осунулась, но глаза на темном от усталости лице сверкали знакомой насмешкой. Алек поймал себя на том, что до ушей улыбается.

– Это ты, – сказал он.

– Она самая, – подтвердила Криста.

Алек подошел и крепко обнял девушку, она пискнула от неожиданности и тоже вцепилась в него так, что хрустнули ребра. Сжимая в объятиях сильное стройное тело, Алек вдруг поймал себя на том, что подсчитывает, сколько дней не был с Линой. Он торопливо отстранился, не зная, кому принадлежало вдруг пронзившее тело желание – ему или ей.

Посестра смотрела ему в глаза почти испуганно. Потянула завязки куртки, один узелок не пожелал развязываться, Криста дернула, шнурок остался в ее руке.

– Погоди, – сказал он неуверенно.

Девушка сняла куртку.

– Спасибо. Пригодилась. – Она швырнула куртку ему, повернулась и растворилась в зелени, бросив через плечо, что отправляется караулить. Алек постоял в растерянности, буркнул себе под нос «девчонки», и пошел к пещере.

Пару раз его окликали караульщики. У пещеры горел большой костер, вкусно пахло печевом. Вокруг костра сидели десятка полтора войев, Джурай рвал зубами мясо, что-то буркнув в знак приветствия, отобрал у сидящего рядом Макшема чашу вина, хлебнул, протянул Алеку. Макшем не обратил внимания, он спал. Кати прикорнула в сторонке, Норик похрапывал на груде лапника.

Алека приветствовали, хлопали по плечу, сунули в руку кус жареного мяса в широком лопухе. Юноша глотнул кориса, задохнулся, вгрызся в горячее мясо, давясь и обжигаясь, между делом выспрашивал, как идет война.

Скоро в голове зашумело. Алек понял, что по нормальному сну он соскучился больше, чем по еде и новостям.

Кати спала вполглаза, как все последнее время. Больше не было нужды караулить больного, но она по-прежнему одной стороной сознания видела сон, а другой ощущала реальность.

Ей казалось, что она видит одновременно два сна.

В одном был яркий день, и ведьма Сима, согбенная и проворная старуха со звучным голосом: В тебе есть дар, о да, это так, малышка, я бы даже сказала, что Дар, так что смотри, слушай, задавай вопросы и понимай!

В другом сне Алек появился из леса, сел у костра, принял завернутый в лопух кус мяса и заговорил с войями. Он улыбался устало и блаженно и так и уснул с улыбкой на перепачканных в мясном соку губах.

В одном сне был умерший по ее ошибке человек и толпа, жаждущая крови, и патэ Киош с мечом в руке. Полоса стали пламенела алым, и двое лежали, скорчившись в пыли. Не вам судить! – гремел глас священника.

Человек лежит на груде ломаного лапника. Кто лечил? – незнакомый женский голос. Войи говорят кто, и целительница наклоняется над спящей девушкой.

Кати выбрала из двух снов реальность, воспоминания задрожали и рассыпались, девушка открыла глаза. Незнакомая седовласая женщина наклонилась над ней: