– Кто? – раздался грубый голос из квартиры. Его обладатель явно не рад гостям.

– Милиция!

– Кто?! – уже с удивлением спросил тот же, с хрипотцой голос.

– Дед Пыхто, открывай давай!

Послышались щелчки замка, дверь распахнулась, в проеме появилась небритая рожа с впалыми щеками, под глазами мешки, волосы всклочены, и перегарчиком напахнуло.

– Ты кто? – насупился Ершов, но Мухтар оттолкнул его ногу мордой и протиснулся мне навстречу, радостно заскулил и закрутился вокруг, успевая при этом лизнуть мне руку.

– А-а… – хмуро протянул Ершов. – Ты этот… Морозов который. Попрощаться пришел. Ну, прощайся… Мухтар теперь со мной будет.

– Я пришел его забрать.

– Чего?! – выкатил на меня глаза из-под косматых седых бровей ветеран. – У меня все согласовано! Генерал команду дал. Так что всё, гуляй, Вася.

Только сейчас я заметил, что Ершов действительно сильно хромает. Передвигается с трудом. Припадает на левую ногу. Мысленно я от души пожелал ему здоровья, чтобы было можно без зазрения совести двинуть ему в морду кулаком. Но имеем, что имеем. Похоже, он действительно инвалид по ранению, списанный со службы. А теперь вот спивается. Тактика моя поменялась. Силовой план захвата Мухтара нужно заменить на другой. На более жидкий.

– Водку будешь? – спросил я тогда без всяких расшаркиваний.

– А? – поскреб лохматый затылок мужик, не веря своим ушам.

– Я говорю, обмыть надо… прощание с псом, так сказать. Я в магазин, у тебя картоха есть?

– Ну есть, – все еще недоверчиво косился Ершов.

– Пожарь… я мигом. И лука побольше.

– Колбасы прикупи, – не растерялся ветеран. – Ливерной хотя бы… Мы с Мухтаркой ее обожаем. Ту, что подешевше, ее собачьей радостью еще кличут.

– Знаю, – кивнул я. – Мухтару ливерной, а нам сервелат возьму на закуску.

– Ха! Где ж ты в нашем городе сервелат собрался найти?

– Разберемся… Картошкой пока займись.

Я вышел на улицу и сел в машину к Эдику.

– А где Мухтарыч? – разочарованно спросил тот.

– Пока в квартире… Будут переговоры, а для этого мне нужны некоторые вещи: водка, хорошая колбаса, ну и балычок холодного копчения. Где сможем это купить?

– Нигде, у нас не Москва.

– Ой, да знаю я… я не про магазин, я про рестораны. За двойную мзду, так сказать, – я перебирал пальцами воздухе, будто теребил невидимые купюры. – Какие тут рестораны есть крупные? Тебе лучше знать. Давай прокатимся.

– Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Эдик. – Не надо ресторан, погнали в горторг, на склады. Там заведующий джинсы мне заказал и куртку на меху не так давно. Говорил, если надо будет что-то из продуктов, к нему обращаться. А я так и не доехал. Потом и денег не было, чтобы деликатесы покупать. Сейчас помаленьку встаю на ноги. Бегунов набрал новых, раскручиваюсь.

Камынин полез в карман и достал лопатник.

– Убери, – замотал я головой. – Деньги имеются. Я плачу.

– Да я помочь хотел, мне для Мухтарыча ничего не жалко. И потом… я помню, как ты меня пельменями накормил.

– Это мелочи.

– Знаешь, Саня, нифига это не мелочи. Меня за всю жизнь только мамка и ты кормили. Вот…

Мы смотались до складов горторга, нашли заведующего и в темпе вальса затарились деликатесными продуктами. Никогда я не закупался так быстро – по крайней мере, здесь, в СССР. Хотя взяли мы всего, сразу не только для операции по вызволению Мухтара, но и впрок, домой.

Товарищ Миль погиб от рук Чудинова, а с новым заведующим зарыбинского гастронома я пока контакт не наладил, не до светских приемов было мне в последнее время.

Одну из полных авосек я потащил в квартиру Ершова. Взял и бутылку беленькой, и запасную на всякий пожарный.

– О! Быстро ты… – удивился ветеран, открыв мне дверь. – Хреночки на тарелочки! – восторженно воскликнул он, увидев сквозь красную сетку снедь и водку. – Вот это по-нашему… вижу, парень ты не прижимистый, свой. Знаешь, я даже подумал, ты можешь иногда Мухтара навещать, если захочешь.

– Или ты можешь его навещать, – тихо проговорил я, чтобы не расстраивать раньше времени Ершова.

– Чего сказал? – переспросил было он. – Я на левое ухо теперь тугой, мне как пуля позвонки цепанула, так вся левая сторона будто чужая стала.

– Я говорю, картошку пожарил?

– А то! Сметана есть, и грузди соленые еще имеются, лучком посыпал, нормально посидим, а то поговорить не с кем. Я ведь как из госпиталя вышел, так никто навестить и не пришел ни разу.

– Так уж и никто?

– Ну, из ячейки приходили да от профсоюза подачку приволокли. И все… посидели, поулыбались, здоровья пожелали, и один я опять, как дохлый сарацин в поле. Теперь хоть с Мухтаркой буду. Он по мне соскучился.

Мы прошли на кухню, Мухтар не отходил от меня, но и Ершова не чурался. Тот гладил его с любовью, и его морщинистое лицо при этом разглаживалось в теплой улыбке.

– А на кой тебе служебный пес в квартире? – спросил я, выставляя закуску на стол.

В квартире у Ершова оказалось на удивление чисто. Простенько, небогато, местами по-советски убого, но чисто, хотя сам он выглядел неряхой. Тельняшка с пятнами, трико дырявое, щетина и заплывшие от выпивки глаза – такой вот облик.

Поэтому я, когда входил, ожидал увидеть клоповник, но нет. Видимо, не пропащий он алкаш еще, есть шанс у него выкарабкаться.

– Дык нету у меня никого больше… – в предвкушении выпивки сглотнул ветеран, разливая по стопкам беленькую. – Вместе будем стареть. Он же мне как брат.

– Рано ему стареть, у него еще и детей-то нет, – хмыкнул я, поднимая стопарик. – Ну, давай, за знакомство. Тебя, кстати, как зовут?

– Жора, – выдохнул тот.

– Саня.

Дзинь!

Чокнулись, выпили, закусили.

– У-ух! Хороша колбаска, – жевал ломоть сервелата Жора. – Ты где достал такую?

– Сорока принесла.

Мухтар тоже лопал на полу собачью радость, не забывая поглядывать на меня одним глазом, мол, не забудь забрать меня, хозяин.

– Наливай, – еще не перестав морщиться от первой, с набитым ртом пробубнил Жора.

– Только же выпили.

– Хорошо идет… Между первой и второй был наш Вася холостой, а как пятую допили, так уже его женили! Ты женат?

– Нет, – я стал наливать, себе полстопки, хозяину квартиры – полную.

– Баба есть?

– Само собой.

– Кем работаешь? Начальником угро?

– Ну…

– Баранки гну! На кой тебе Мухтар тогда? Чтобы в клетке томился? Э-э… луноход пятнадцать, себе долей-ка… Во-во. До краев, не стесняйся, уважь дядю Жору.

Глазастый, блин, заметил халтуру с выпивкой. Трезвый потому что еще. И я долил.

Чокнулись, выпили, закусили. И снова разговор, но уже все больше по душам. И в голосе собеседника нет злости, а у меня к нему так вообще вся агрессия пропала. Даже стукнуть больше не хочется. Вот блин…

– А ты знаешь, что Мухтар не томится ни в какой клетке? – заявил я, еще бы в грудь кулаком ударить, но после второй не делают так. – Он на все преступления в городе выезжает.

– С кем? У вас даже кинолога нет.

– Со мной, – я налил по третьей. – Я совмещаю обязанности кинолога и руководителя розыска. Понял?

– И-ик! – удивленно уставился на меня собеседник. – А так можно?

– А то! – кивнул я. – Между прочим, на счету Мухтара много раскрытых тяжей. А здесь, с тобой на кухне, что он будет делать? Мух ловить?

Клац! – будто бы в подтверждение моих слов Мухтар поймал на лету муху и съел.

– А обо мне ты, Саша, подумал? – Жора положил на мое плечо руку. – Я тут сам как в клетке… в квартире этой гребанной…

Мы выпили, зажевали картошечку прямо со сковородки, что поставил Ершов на стол с плиты.

– А ты дома не сиди, – парировал я. – На работу устройся. Чего киснуть?

– Ага… возьмут меня хромого куда-то, как же. Да и что я делать-то умею? Только собак дрессировать. По следу ходить. Хотел в милицию вольнонаемным проситься – к кинологам, хоть кашеварить собачкам да вольеры чистить, да только видишь – сам еле ноги волочу. Слава богу, уже получше, но все одно с лопатой и метлой не слажу.