А когда возвращался обратно, через огромный лестничный проём, куда пушку выкатить можно, то наткнулся на Афгана.

Афган был крепко сбитый вечерник с тупым, отчасти азиатским лицом. Его смуглая кожа отливала оттенком асфальта, а рожа порядочно выделялась и он мстил миру за это. Мстил достаточно эффективно, чтобы состоять на милицейском учёте. И этим заслужил уважение среди собратьев по вечерке.

— Чё у тебя за волосы?— сурово спросил Афган.

Наш герой посмотрел на него и ответил:

— Мне так нравится. Я никому не навязываю.

— Ну вот я так не ношу. Никто нормальный так не носит.

На этом месте обычный школьник начал бы оправдываться. Любой кот подтвердит, что это не трусость и не от большого ума — просто в школе любой, кто приказывает, прав изначально, ведь они же учителя и главнее. Поэтому чтобы стать главнее, достаточно начать приказывать — нагло, в лицо, и наказывая за непослушание. Ведь никто не объяснит, кому именно и до какого предела надо подчиняться — ну, кроме родительского “а если он скажет с крыши спрыгнуть — ты спрыгнешь?”. Учителя же прыгать с крыш не приказывают, их распоряжения как правило скучные.

Поэтому почти каждый, кто хорошо учится, выполняет на всякий случай всё, что приказали. А когда попадает в подобную передрягу (и дело не в причёсках — докопаться могут до любого столба), не защищается, а начинает оправдываться — и закономерно в конце получает. Более того, он даже думает, что получил за дело.

Но так вышло, что наш герой хоть косвенно, но столкнулся с Хозяином. И Хозяин на него повлиял. Сложно сказать, как именно, — может просто пониманием, что подлинный аристократ духа действует не как привык, а как решил сам.

Поэтому наш герой не стал оправдываться.

А вместо этого быстро, прежде, чем Афган понял, что вообще тут творится, схватил швабру и ткнул противника, словно копьём, прямо в живот.

Афган отлетел и врезался в стену. Сжал кулаки, рванулся, чтобы контратаковать — но его желудок был себе на уме (и очевидно умнее хозяина). Желудок дёрнулся, рванулся вверх — а на следующее мгновение словно невидимые руки схватили Афгана за горло. Он захрипел, повалился на четвереньки — а потом его начало рвать прямо на лестницу. Рвало Афгана долго и мучительно, просто наизнанку выворачивало, так что ни о какой мести не шло уже и речи.

***

Разумеется, это дело надо было как-то аккуратно замять. Вся лестница заблёвана, такое не спрячешь.

Обычно местные скандалы заминали просто: не делали ничего. Неудобное происшествие со временем забывалось.

Но тут дело могло закончится войной между школой вечерней и школой общеобразовательной. Если бы не это — нашего героя просто назначили бы виновным и посоветовали терпеть. Но на этот раз, в виде исключения, Афгану припомнили его прошлые подвиги и отправили к директору.

Всё происходило в нелепо-высоком и неизменно прохладном кабинете директора. Во время войны здесь размещался штаб городского гестапо, а сейчас там сидел бедолага, который работает директором этого УПК (можете себе представить, какой дурацкой должна быть жизнь, чтобы с человеком такое случилось). И вынужден, к своему ужасу, решать вопросы.

А напротив него — Афган. Явно в своей стихии.

— Не лезь к школьникам,— приказал директор,— Вообще не лезь.

Афган открыл рот. Он хотел сказать, отчасти матерно, что об этом думает и что бы с удовольствием проделал с каждым… особенно с этим длинноволосым умником, у которого не всегда будет швабра. Но неудобный случай оказался быстрее сам по себе. Неотвратимо, как говно, всплыл в памяти тот эпизод и отдался спазмом в животе — а в следующий миг Афган попросту блеванул фонтаном. Он даже рот закрыть не успел, да и не помогло бы уже…

Один толчок — и всё уже в едкой, пахучей, жёлто-бледной блевотине: и стол, и бумаги, и пол, и даже край пиджака офонаревшего директора…

Так дерущее до костей творчество моего Хозяина продолжает неуклонно влиять на мир, что бы там ни молол языком Фредерик Миттеран.