Стены сначала были гладкими, но чем выше, тем чаще встречались следы резца. Кто-то высек здесь символы: переплетённые круги, звёзды с ломаными лучами, звериные морды с пустыми глазницами. Я провёл пальцем по одному из изображений — крылатый змей, обвивающий копьё. Края рисунка были острыми, будто закончили работу только вчера.

Лестница кружила, как воронка. С каждым витком воздух густел, наполняясь запахом старого пергамента и металла. Где-то выше позвякивали цепи — или это эхо моего дыхания? Остановился, прислонившись к стене. Резко вдохнул, будто вынырнув из воды. Сердце колотилось, а на стене, где секунду назад был лишь камень, проступил контур — часть фрески, стёртой веками. Глаз дракона, синий, как тот камешек.

«Я был здесь. Не во сне. Наяву».

Подъём становился бесконечным. Ноги горели, спина покрылась липким потом. Иногда я спотыкался о ступени, которые казались выше других — словно строители хотели замедлить тех, кто решится на этот путь. Стены давили, сужаясь до ширины плеч. Пришлось снять плащ, бросить его в пропасть слева. Он упал беззвучно, не долетев.

И вдруг — свет. Слабый, мерцающий, как светлячок. Ещё двадцать ступеней, и я выбрался на площадку.

Зал был круглым, с куполом, расписанным созвездиями, которых я не узнавал. Канделябры висели на стенах, их пламя — холодное, синее — не отбрасывало теней. Пол устилали ковры, узоры на которых были стёрты, но по краям ещё виднелись серебряные нити, складывающиеся в руны защиты.

И картины. Два десятка полотен в рамах из чёрного дерева. Все — пустые. Холсты, как бледные лица, смотрели на меня пустотой. Лишь одна картина сохранила изображение.

Я подошёл ближе, игнорируя дрожь в коленях. На портрете был юноша. Белые волосы, алые глаза, пронизывающий взгляд. Его белый камзол сверкал серебряными нитями, а рука лежала на рукояти меча с драконьей головой. От него веяло властью, холодной и безжалостной.

Взгляд с портрета прожигал насквозь, и я почувствовал, как в груди вспыхивает ярость — чужая, но такая знакомая.

— Ты… — я шагнул вперёд, и картина дрогнула. Краски поплыли, превратившись в дымку, а вместо них засверкало зеркало.

Отражение было моим, но не совсем. Глаза, всегда чёрные, теперь горели алым. Волосы, выгоревшие в странствиях, стали белыми, как снег. На щеке проступил шрам-руна, которую я не помнил.

— Нет, — ударил кулаком по стеклу, но оно не разбилось. Вместо этого зеркало поглотило мою руку, потянув за собой в вихрь.

Очнулся в комнате, где время пахло древесиной и чернилами. Резной дубовый стол, стопки пергаментов с печатями, карты звёздного неба на стенах. На столе — шкатулка из чёрного дерева с инкрустацией в виде созвездий.

Руки сами потянулись к ней. Резьба на крышке изображала дракона, кусающего собственный хвост. Я нажал на глаз существа — ничего. Повернул хвост — снова тишина.

— Откройся, чёрт возьми! — дёрнул крышку, и острый шип впился в палец.

Кровь. Тёплая, липкая, струйкой стекает по пальцу. Я смотрю на каплю, застывшую на резном краю шкатулки, и чувствую, как что-то щёлкает внутри, будто поворачивается ключ в замке, ржавом от времени. Дерево впитывает алую жидкость, прожилки на крышке начинают светиться. Меня охватывает странное спокойствие — словно я знал, что так и должно быть.

Шкатулка открывается с тихим стоном, будто просыпается после долгого сна. Внутри, на бархате цвета спелой вишни, лежит карта. «Дьявол». На ней — я. Нет, не нынешний, в потрёпанном плаще. Тот, каким я был… раньше. Белые волосы, алые глаза, поза, полная презрения к цепям, опутавшим фигуру.

— Архей, — имя сорвалось с губ само, словно всегда ждало этого момента.

Карта коснулась кожи — и мир взорвался. Огонь прошёл по венам, и воспоминания ворвались, как потоп.

Боль. Она раскалывает череп, выжигая мозг. Я падаю на колени, цепляясь за край стола. Пергаменты летят на пол, чернильница разбивается, окрашивая ковёр в синеву.

Звуки. Гул, нарастающий как прилив. Голоса. Миллионы голосов кричат в унисон, сливаясь в рёв.

Запахи. Дым. Сера. Цветущие лианы, которые оплетали тронный зал.

Я увидел всё.

Тронный зал. Не тот, что в замке, а настоящий. Купол из звёздной пыли, пол — зеркальная гладь, отражающая галактики. За столом из чёрного мрамора — они. Бог Истины, с лицом, скрытым вуалью. Богиня Распри, с глазами цвета ржавчины. Бог Обмана, вертящий в пальцах монету с двумя орлами.

И ещё десятки. Их маски учтивости трещат по швам.

— Ты слишком могуществен, Хранитель, — говорит бог Истины. Его голос струится, как мёд. — Равновесие нарушено. Ты стал… угрозой.

Богиня Распри бьёт кулаком по столу. Зеркальный пол дрожит, галактики гаснут.

— Ты отдал людям магию! Они строят летающие города, творят чудеса без нашей воли!

Я встаю. Моё кресло — два дракона, кусающих друг друга за хвосты.

— Вы боитесь, что они перестанут молиться вам?

Бог Обмана подбрасывает монету. Она зависает в воздухе, показывая орла с обеих сторон.

— Мы предлагаем разделить власть. Откажись от титула. Стань… одним из нас.

Смех рвётся из горла. Их лица искажаются.

— Нет. Вы забыли. Я не бог. Я — тот, кто был до вас. Тот, кто дал вам силу.

Они переглядываются. Страх. Зависть. Тишина. Даже звёзды перестали мерцать.

Три луны висят низко, окрашивая небо в багрянец. Мои сапоги утопают в пепле. Впереди — армия. Не люди. Существа из света и мрака, звери с когтями из звёздной пыли, воины в доспехах, отлитых из застывших молний. Они ждут моего слова.

«Вперёд.»

Рык. Рёв. Земля дрожит под натиском. Слева — Миали. Нет, не та, что шла со мной по пустошам. Богиня Луны. Её волосы сияют лунным серебром, тени обвивают тело, образуя доспехи. Меч в её руке — луч света, рассекающий тьму.

«За Хранителя!» — её голос звенит, как колокол.

Справа — Дэфа. Нет, не Дэфа. Богиня Смерти. Её коса плетётся из чёрных дымов, каждый взмах уносит жизни богов. Она смеётся, и в этом смехе — звон костей, падающих в бездну.

«Смерть — это дар!» — кричит она, отсекая голову гиганту с лицом, как у горы.

Сзади — Филгарт. Но не шут, а Стратег. Его плащ усыпан рунами, глаза горят холодным интеллектом. Он не сражается. Он указывает пальцем — и вражеские ряды рушатся, попав в ловушку, которой не существовало секунду назад.

«Левый фланг. Прорыв через пятьсот счётов», — говорит он, и мир подчиняется.

И Никлас. Мой страж. Исполин в латах, отлитых из сердца вулкана. Его меч — громада, рубящая богов пополам. Он не говорит. Он воет, и этот вой заставляет дрожать небеса.

А впереди — Шеон. Юный, вечный, с лицом, не знавшим усталости. Он подносит чашу с амброзией, и я пью. Вкус — молнии на языке.

«Мы победим, Повелитель!»

Чай с ароматом мёда и полыни. Я пью, не подозревая.

«Почему?» — Миали хватает меня за руку, когда я падаю. Её глаза полны ужаса.

Цепи из света. Они жгут запястья. Боги стоят вокруг, но их лица искажены.

«Вы хотели слишком многого», — говорит Обман.

«Вы хотели порядка», — смеётся Распря.

Боль. Моя сущность рвётся на части. Карты. Они создают карты, вырывая куски моей души.

«Бегите!» — кричу я своим.

Миали бьётся в цепях. Никлас ревёт, ломая прутья света. Дэфа… Дэфа исчезает первой. Её коса превращается в дым, тело — в карту.

«Нет!»

Филгарт пытается что-то рассчитать, но его пальцы рассыпаются в прах. Шеон плачет, цепляясь за мою руку, пока его не уносит вихрь.

И наконец — ловушка. Печать из семи звёзд, выжженная на груди. Крик. Тьма.

И карта «Дьявол» — не символ зла, а клеймо, выжженное на его истинном имени.

И я. Я разлетаюсь на осколки.

Но они ошиблись. Они забыли, что я — не бог. Я — начало.

И потому я выжил. В виде осколка. В виде человека с чёрными глазами, который даже не помнил своего имени.

Я упал на колени, рваное дыхание и гулкое биение сердца. Кабинет дрожал, стены трескались, осыпая пылью. Открыв глаза, вижу, что потолок кабинета покрыт трещинами, штукатурка сыпется, как снег. Поднимаю руку — пальцы дрожат, но в них сила. Та самая.