– Не волнуйся. – Джози почему-то захотелось утешить его, разгладить морщинки тревоги вокруг глаз. – Я это одолею.

Какой, однако, холодный у него взгляд! И как дергается на щеке мускул!

– Ты можешь солгать хоть сотню раз без всяких угрызений совести. Ложь дается тебе легко, не так ли? – ядовито спросил Итэн.

Джози помотала головой. Почему Итэн всегда думает о ней только самое плохое?

– Нет, я бы не сказала, что это легко.

Он что-то проворчал и направился к двери, потом приостановился и бросил через плечо:

– Завтра днем у нас, возможно, будут гости. Слухи о нашем приезде быстро облетят всю округу. Тебе надо выспаться как следует и соответственно выглядеть. Готовься: соседи будут пристально изучать графиню Стоунклиф.

– Я спала, – тихонько напомнила Джози. – Пока ты не разбудил меня.

– Так ложись опять в постель. Я больше не вернусь. Твоей добродетели ничего не угрожает, – сухо и презрительно отозвался Итэн.

Прежде чем Джози успела ответить, дверь за ним затворилась. Она нырнула в кровать и долго лежала на прохладных простынях, сотрясаемая дрожью. Но теперь уже не от страха и не от холода.

Какая-то странная сила ломала ее изнутри, выворачивала душу и наполняла тело сладким томлением, граничащим с невыносимой болью.

– Нет, такого не может быть, – шептала Джози снова и снова. – Я не имею права влюбиться в Итэна Сэвиджа. Только не в него. – Но голос сердца не хотел с ней соглашаться. – Будь я проклята! – выругала себя Джози, ворочаясь с боку на бок. На глаза у нее наворачивались слезы. – Итэн презирает и ненавидит меня. Не хватало мне еще безнадежной любви к нему! – Со страху Джози так и подскочила на кровати. – Нет, – пробормотала она, глядя широко распахнутыми глазами в окно. Первые розовые лучи солнца уже рассеивали предрассветные сумерки. – Нет, до этого дело не дойдет. Ни за что!

Но прежней уверенности не было. Сейчас Джози сомневалась во всем.

Судьба всегда была жестока к ней. И прежде, и сейчас. С каждым днем ее жизнь становится все тяжелее.

Утреннее солнце окрасило Стоунклиф-Парк в очаровательный розовый цвет. Его лучи заливали столовую, ложась блестящими бликами на серебряные блюда, буфет, рамы картин и на каштановые локоны новоиспеченной графини, которая одна сидела за длинным столом, медленно жевала хлеб с маслом и с отсутствующим видом пила кофе из фарфоровой чашечки.

Джози плохо выспалась и чувствовала себя совершенно измученной. Под глазами у нее набрякли мешки, а в голову, казалось, набился колючий песок. Простушка Джози Купер Баркер ощущала себя сейчас именно самозванкой. Помимо всего прочего – также из-за элегантного шелкового утреннего платья, которое принесла ей Девон. Раньше у Джози было только одно-единственное скромное ситцевое платьице. А теперь ее шкаф битком набит нарядами: утренними туалетами, платьями для прогулок, для чаепитий, для путешествий, для вечерних приемов. Платьями из кружев, шелка, бархата, муслина, атласа и тюля.

В комоде полным-полно перчаток, вееров, носовых платков, чулок и нижних юбок. Все это мистер Лэтерби купил в Нью-Йорке, для самозваной графини, жены графа Стоунклифа.

И она обязана, любыми способами обязана убедить всех, с кем будет встречаться в ближайшие дни, недели и месяцы, что они имеют дело с настоящей леди – элегантной и хорошо воспитанной.

Необходимо сделать это, и не только для себя. С прошедшей ночи в душе Джози что-то изменилось. Даже не что-то, а все. Теперь она думала не только о своих собственных интересах и целях, о необходимости соблюсти условия, поставленные ей Итэном.

Джози нужно заботится и о нем. Ведь у Итэна есть долг перед своим родовым гнездом, слугами и служащими, он обязан умело распорядиться огромным наследством, которое отец целиком передал младшему сыну, хотя между ними и не было особой любви и близости.

Не зная, конечно, всех сложностей взаимоотношений между членами этой семьи, Джози понимала, однако, как важно для Итэна сохранить честь своего рода. Настолько важно, что вопреки своим обетам он вернулся в Англию, дабы занять подобающее ему место в обществе, хотя, с точки зрения Джози, граф Стоунклиф выглядел и продолжал бы выглядеть гораздо естественнее в каком-нибудь салуне, среди табачного дыма, бутылок виски и карт.

– Ужасно, леди Стоунклиф, просто ужасно! – Мистер Лэтерби словно ураган ворвался в библиотеку, не замечая от волнения, что его очки сползли на самый кончик носа. – Гости! Уже! А мы не успели ничего отрепетировать! Четверть часа назад его сиятельство выехал верхом на прогулку. Какое-то время его не будет, и нам… то есть вам придется принимать гостей одной.

Лишь только он умолк, в дверях появился Перкинс.

– Миледи, мистер Оливер Уинтроп явился засвидетельствовать вам свое почтение.

– Кто? – Джози сморщила нос. Имя вроде знакомое. – Черт, да кто же это? – начала размышлять она вслух и вздрогнула, когда Люкас Лэтерби больно ущипнул ее за руку. – Я хочу сказать, что очень рада. Позовите его… то есть проводите его…

Заметив, что Лэтерби закатил глаза и вообще находится чуть ли не на грани апоплексического удара, Джози тут же поправилась:

– …в гостиную для утренних приемов.

В последний момент она все-таки вспомнила, где следует встречать ранних гостей.

– Ну ладно, я виновата, – бросила она Лэтерби, когда дворецкий удалился. – Но это было так неожиданно, и потом вы сами сказали – у нас не хватило времени на репетицию…

Джози не закончила фразу: она вдруг вспомнила, кто такой Оливер Уинтроп. Тот самый отвратительный кузен Итэна, который должен был унаследовать Стоунклиф-Парк в случае, если Сэвидж откажется выполнить условия отцовского завещания.

– Пойду-ка я, не надо заставлять его ждать, – пробормотала Джози, сразу почувствовав антипатию к гостю, и ринулась к двери.

Лэтерби тихонько выругался про себя и воскликнул:

– Нет, нет, нет! Джозефина… леди Стоунклиф! Сколько раз вам надо повторять: благовоспитанные дамы не носятся по комнате, как… как скаковые лошади перед финишной прямой.

Джози разом остановилась, проклиная в душе свою неловкость.

«Не торопись, Джо. Думай, прежде чем говорить, двигайся грациозно, не тереби пальцами одежду, не шаркай ногами, не смейся слишком громко, не шлепайся в кресло, не пялься на окружающих и прикрывай рот, когда зеваешь».

Повторив про себя эти преподанные ей Лэтерби во время путешествия правила, словно молитву, Джози двинулась по коридору медленной, величавой походкой. Но вдруг вспомнила, что понятия не имеет, какая из многочисленных дверей ведет в нужную гостиную. Охваченная паникой, Джози сбилась с шагу и уже хотела повернуть назад и просить о помощи Лэтерби, но тут заметила Перкинса, который терпеливо поджидал хозяйку, чтобы открыть перед ней дверь.

– Спасибо, Перкинс, – прошептала она.

– К вашим услугам, миледи.

Обошлось! С бешено бьющимся сердцем Джози вошла в просторную, залитую солнцем гостиную с окнами в сад. Толстый маленький человечек с высоким лбом, гладкими розовыми, как у ребенка, щеками и маленькими водянистыми глазками, чем-то напоминавший поросенка, шагал взад и вперед перед камином.

При виде графини он замер, его пальцы мертвой хваткой вцепились в трость с набалдашником из слоновой кости. Уинтроп был одет в щегольские брюки в серую и черную полоску и короткое пальто с черными галунами. Его темно-каштановые волосы, разделенные посередине ровным пробором и прилизанные на макушке, блестели от бриолина.

– Доброе утро, – вежливо сказала Джози, хотя ей совсем не понравилось, как гость выпучил на нее свои поросячьи глазки. – Вы кузен моего мужа, насколько я понимаю. Я… – Она внезапно смолкла. Как представиться? Леди Джозефина? Зовите меня просто Джози? Или леди Сэвидж? Все, что Лэтерби говорил насчет титулов и рангов, напрочь вылетело у нее из головы. – Я… – механически повторила Джози, сглотнула и выпалила: – Я очень рада нашему знакомству.